– Несколько дней спустя я сидел в пролеске рядом с кампусом и размышлял, что будет, если я заявлюсь в школу через три часа после собственной поминальной службы. Потом я увидел долговязого паренька в разноцветной рубашке и пристежном галстуке и решил, что он пришел с моих похорон. Кажется, я удивился. О Чилле я в то время не знал ничего, кроме имени – по крайней мере, то, как его звали тогда, – потому что мы были из разных тусовок. Тем не менее он оказался здесь, а парочка парней из школы, чьи художества были мне слишком хорошо известны, принялась перебрасывать его друг другу, точно мяч, на берегу пруда. Они сдернули с Чилла очки и зашвырнули их на лед. Чилл пошел забрать их, но замерзшая поверхность оказалась тонкой, и он провалился. А парни убежали.
– За помощью? – уточняю я, стараясь держать одну ногу перед другой, в то время как Джек легко скользит по льду.
– Нет. Они просто смылись. К тому времени, как я добрался до Чилла, он провел под водой никак не менее пяти минут.
Внезапно я понимаю, почему Чилл так боится воды.
– Ты стал его спасательным жилетом.
– Вроде того. – Джек пожимает плечами. – Я вытащил его и принялся делать искусственное дыхание. Это не должно было сработать, но когда я вдохнул в него воздух, он очнулся. Ни обморожений, ни повреждений мозга. Так он и стал моим куратором.
Джек катит нас обратно к краю пруда, держа меня крепко, когда я ступаю на хрупкий тростник.
– Значит, ты сам его обратил?
Я вспоминаю день нашей с Поппи смерти. Она отключила себя от кислородного баллона, пока Гея была в комнате, и, потребовав взять ее с собой, задохнулась. Не припомню, чтобы я ее спасала. Это сделала Гея.
– Что мне тебе ответить? Я довольно могущественный.
Джек трет костяшки пальцев о свою футболку. Тонкая ткань льнет к его груди с натруженными после колки дров мышцами. Вспомнив, как его обнаженный торс поблескивал от мороза, когда он натягивал на себя футболку, я заливаюсь румянцем.
Я игриво толкаю его, хотя бы для того, чтобы сбить спесь, но он прав. Я никогда не видела его таким, как сейчас, на пороге своего времени года. Он просто сияет. Искрится от магии. Равнодушный к холоду и с каждой секундой становящийся сильнее.
– О, ты смеешься? – говорит он, отступая назад и упирая руки в бока. Из ниоткуда материализуется сверкающий белый снежок. Джек отводит руку назад и швыряет в меня снежок. У меня перехватывает дыхание. Не из-за силы удара, а потому что не могу вспомнить, когда в последний раз видела снег. – Больше не воображай себя крутой! Я столько лет ждал этого момента!
У него в руке уже образуется другой снежок. Угодив им мне в плечо и осыпав лицо хлопьями снега, он весело хохочет.
– В эту игру могут играть двое!
Я протягиваю руку, направляя сознание в растущий в мелком иле на берегу корень, и, высвободив его силой мысли, подставляю подножку убегающему от меня спиной вперед Джеку. Он падает навзничь в мокрую траву, а я прыгаю на него сверху и, упираясь коленями по бокам его талии, прижимаю его руки над головой. Он тут же перестает смеяться. Его щеки раскраснелись, глаза становятся ясными и яркими, а бледно-серые радужки резко контрастируют с темными ресницами. Джек скользит взглядом по хлопьям снега в моих волосах, потом смотрит на мои губы.
Глаза Джека закрываются, дыхание становится густым от мороза, который, мерцая, тонким слоем ложится ему на щеки. Его пальцы, потрескивающие от магии, внезапно холодеют в моих ладонях.
Краем глаза я замечаю проплывающее мимо белое пятнышко и поворачиваюсь, чтобы поймать его. Потом еще одно. Вскоре их становится так много, что у меня перехватывает дыхание.
Снег.
Это не грязная слякоть, застоявшаяся в сточных канавах в марте. С неба падают пушистые толстые хлопья, похожие на перья. Кружась в воздухе, они опускаются на траву, образуя вокруг нас идеальный круг. Это очень красиво и волшебно, как будто мы лежим внутри снежного шара. Джек улыбается, когда снежинки приземляются ему на щеки и кончик носа. Мое горло сжимается от воспоминаний: снежные ангелы и катание на санках, перевязанные лентами коробки и какао в рождественское утро и долгие зимние школьные каникулы. Это просто подарок. Самый удивительный подарок, который мне когда-либо делали.
– Такое чувство, что я всю свою жизнь ждал, чтобы показать тебе это, – шепчет он.
Его крепкие сильные пальцы сжимают мои, и я не хочу, чтобы они разъединялись. Не хочу уезжать из этого места. Наши носы соприкасаются, дыхание становится холодным, сладким и нетерпеливым. Зимний жасмин. Тонкий лед. Приоткрытые губы.
– Мы не должны так рисковать, – шепчет он, и я чувствую, как учащается его пульс. – Если мы не уравновешены…
– Мы уравновешены.
Я чувствую это по гудению нашей кожи. И по тому, насколько полной сил себя ощущаю, когда нахожусь рядом с ним.
– Что, если я ошибаюсь?
Я закрываю глаза.
– А что, если ты прав?
Я легонько очерчиваю губами линию его рта. Джек наклоняет лицо к моему, и мы сливаемся в поцелуе. Мягкий и несмелый поначалу, он постепенно углубляется, делается беспечным и алчным, когда его язык скользит по моему. Чем дольше мы целуемся, тем теплее мне становится. Костяшки пальцев болят от прикосновения к Джеку, но я боюсь его отпустить. Боюсь, что сейчас открою глаза и это сияющее, искрящееся мгновение исчезнет.
– Кто здесь?
Мы резко вскидываем головы. В окнах школы-интерната вспыхивает свет. Я поднимаюсь, готовая бежать, но Джек тянет меня вниз, снова прижимая к своей груди и прикладывая палец к губам.
– Говорит директор школы. Я знаю, что там кто-то есть. Правила вам известны.
Лицо Джека расплывается в широкой улыбке. Положив ладони мне на затылок и запустив пальцы в волосы, он срывает с моих губ еще один поцелуй, который едва не воспламеняет меня.
Сквозь деревья пробивается луч фонарика.
– Если кто-то из студентов разгуливает здесь после отбоя, его ожидает строгое наказание. Немедленно выходите!
С трудом сдерживая смех, Джек помогает мне подняться на ноги и ведет меня прочь от школы, оставив наш круг снега таять. Мы бежим вверх по склону в темноте, рука об руку, возвращаясь в нашу тайную хижину, и я ни секунды не сомневаюсь, что если он попросит, я смогу даже взлететь.
29Зубы для битвы
Мы с Флёр все еще пьяны от поцелуя, от того, что нас чуть не поймали. Смеясь, мы поднимаемся по тропинке обратно к хижине, чувствуя головокружение от усталости.
Окрашивающееся в нежные тона небо на востоке намекает на то, который час. Я чувствую, что мог бы проспать целую неделю. Мог бы до скончания века сидеть в этой дыре и чувствовать себя счастливым, пока рядом со мной Флёр.
– Я вернусь через минуту. Мне нужно… Ну, ты знаешь.
Отстранившись от меня, она указывает большим пальцем себе за спину, на уборную за хижиной. Наблюдая за ее удаляющейся спиной, я думаю о том, что хотя она, должно быть, замерзла, походка у нее пружинистая, какой я никогда раньше не видел. Распространяемый ею сладкий аромат навевает мысли о цветущем саде.
Из дымохода поднимается тонкая струйка дыма. Очевидно, внутри стало холодно. Я направляюсь к поленнице и хватаю несколько бревен для костра.
В следующее мгновение я чуть не роняю их, а моя улыбка гаснет.
На колоде для колки дров я замечаю клочок бумаги, приколотый лезвием топора. Рядом с ним лежит сотовый телефон.
Я откладываю дрова и оглядываюсь, чтобы убедиться, что Флёр в уборной не грозит опасность, после чего аккуратно высвобождаю бумагу.
Десять цифр. Номер телефона, записанный почерком Лайона. Определенно, его рука вывела эти странные старомодные закорючки чернильной перьевой ручкой.
Предполагается, что мы в безопасном укрытии. Как же тогда он нас нашел? Никто не должен знать, что мы здесь.
Дверь уборной со скрипом открывается, и я поспешно заталкиваю сотовый телефон и записку в карман, прежде чем Флёр окажется достаточно близко, чтобы ее заметить. Она идет ко мне все той же пружинистой походкой, с тем же запахом надежды и той же легкостью в глубине глаз. Меня эти обстоятельства просто сбивают с ног. Схватив меня за футболку, она встает на цыпочки, чтобы одарить поцелуем. Ее губы приоткрываются, и я чувствую, как часть моей силы, моей магии исчезает, ускользает от меня, чтобы напитать ее.
Испытывая чувство вины, я целую ее в лоб.
– Ты совсем замерзла, – говорю я, растирая ее руки, хотя, наверное, только усугубляю ситуацию. – Тебе лучше пойти в дом и погреться. Поспать немного.
– Ты уверен?
Она обхватывает себя руками, защищаясь от ветра.
– Я скоро приду.
Она поднимает два лежащих у моих ног бревна и несет их внутрь, не обратив внимания на клочок бумаги, все еще трепещущий под лезвием топора. Когда она уходит, я внимательно всматриваюсь в тени деревьев и в нависающие гребни холмов в поисках какого-нибудь знака, что там кто-то есть. Втягиваю носом воздух, но пахнет только дымом и Флёр.
Я взбираюсь на холм на безопасном расстоянии от хижины, достаточно высоко, чтобы поймать сигнал сотовой сети.
На том конце берут трубку, но продолжают хранить зловещее молчание. Секунда проходит за секундой, но я знаю, что Лайон слушает.
– Чего вы хотите? – осторожно спрашиваю я.
– Джек. – Лайон выдыхает мое имя, как будто испытывает облегчение от того, что слышит мой голос. Как бы мне хотелось, чтобы это чувство было взаимным. – С тобой все в порядке? Флёр с тобой?
– Мы в порядке, – выдавливаю я. – А вы где?
– Недалеко, – отзывается он.
Но и не близко тоже. Любой намек на его запах выветрился к тому моменту, как мы с Флёр вернулись с пруда.
– Откуда вы узнали, где нас искать?
– Вороны. Они следили за побережьем, ожидая вашего появления. Сожалею только, что Стражи Кроноса нашли вас первыми.
Я поднимаю глаза на залитые лунным светом ветви вокруг хижины. Я не видел ни одной вороны с тех пор, как мы покинули пляж Кроатан. Я обшариваю взглядом тени в лесу в поисках одного из дымных туманов Геи, но темнота не позволяет ничего рассмотреть.