– Не больше, чем обычно, – тихо отвечает он.
Напряжение покидает плечи Эмбер. Покопавшись в своем рюкзаке, она швыряет в темноту банку фасоли, и Джек ловит ее на лету.
– Тогда хватит прикидываться неженкой-снежинкой и иди с нами есть.
– И все на этом? – восклицает Хулио, поднимаясь на ноги. – Он приставил нож к твоему горлу, а ты собираешься вот так запросто обо всем забыть?
Эмбер пожимает плечами, но в ее устремленном на приближающегося Джека взгляде сквозит какая-то затаенная хитрость.
– Мне не впервой.
Пламя вспыхивает ярче, подпитываемое порывом горячего ветра.
– Но этот раз отличался от остальных, – возражает Хулио. – Ты же могла умереть. Навсегда. По-настоящему.
– Ты тоже мог умереть! – сквозь стоящий в горле ком парирует она, глядя на прокол у него в груди. – Будь я на месте Джека, сделала бы то же самое для тебя.
Хулио открывает рот. Ветер меняется, становится неуверенным и наконец стихает. Хулио медленно садится, придвигаясь к Эмбер ближе, чем раньше.
Джек возвращается к огню, устраиваясь за границей досягаемости его жара. Мы молчим, и вероятно, все думаем об одном и том же, передавая друг другу банки с овощами и бобами. Гадаем, как это откровение изменит нас. Все это время мы считали, что должны уравновешивать друг друга, чтобы сохранять силу и разделять ее поровну. Но, может быть, на самом деле мы мало чем отличаемся от животных. Если мы достаточно проголодаемся и впадем в отчаяние, самый сильный захватит то, что нужно для выживания.
Хулио, скривившись, тычет ложкой в открытую банку фасоли и отталкивает ее подальше от себя.
– А в «Бургер-Кинг» мы заехать не могли, а?
– В ресторанах быстрого питания установлены камеры видеонаблюдения. – Джек сражается с крышкой своей банки и, чертыхаясь, сдается, но тут алюминиевая крышка трескается.
– Если не будем высовываться, то сможем добраться до Аризоны целыми и невредимыми.
– Говорит тот самый похититель душ, который приставил нож к горлу Эмбер.
Они обмениваются пристальными взглядами поверх костра. Огонь щелкает, рассыпая искры.
У кого-то урчит в животе.
С нами столько всего не так. Столь многое я не могу исправить. Например, я не могу вернуть наших кураторов, или жизнь Хантера, или магию, которую мы украли у Неве, чтобы спасти себя. Я не могу исправить наши ошибки или взять назад слова, которые мы наговорили друг другу в минуты слабости. Но возможно, я смогу облегчить боль глубоких ран, которую мы все испытываем. Быть может, сегодня вечером моя сила исцелит нас.
– Дайте мне минутку, – говорю я, отряхивая грязь с ног и беззвучно растворяясь в ночи.
Я подумываю о том, чтобы последовать за Флёр. Уже давно стемнело, и чем дольше она отсутствует, тем сильнее я волнуюсь. Я расхаживаю по периметру нашего лагеря, издалека наблюдая за огнем и прислушиваясь к звукам в кустах, гадая, куда она пошла и что теперь обо мне думает. Тревожась о том, что, возможно, ее переполняют сожаления.
Когда я улавливаю сладковатый аромат лилий, на меня накатывает облегчение. Флёр пробирается к лагерю, держа в одной руке тушку кролика, а в другой – фазана. Хулио морщит нос, не замечая ни ее вымученной улыбки, ни покрасневших слезящихся глаз.
– Из корней получаются хорошие силки.
Она протягивает свою добычу, игнорируя гримасу Хулио. Эмбер косится на него краем глаза.
– Ты же говорил, что голоден.
Эмбер берет протянутые тушки животных и начинает свежевать кролика, в то время как Флёр ощипывает птицу.
Я подбираю несколько веток, намереваясь заострить их наподобие шампуров, и тянусь к Флёр, чтобы одолжить у нее нож, но Хулио молча выхватывает его. Сидя совсем близко к костру и время от времени поглядывая на меня, он сам принимается затачивать кончики палок.
С наступлением ночи я все еще ощущаю висящую над нами тень недоверия, даже теперь, когда запах жарящегося мяса, кажется, должен был отвлечь их умы от всего прочего.
Жар от костра – отличный предлог, чтобы я мог держаться на расстоянии. Я сижу за пределами кольца приглушенного света, которое он отбрасывает, наблюдая за ними из тени. Эмбер, Хулио и Флёр придвинулись ближе к огню, который своим теплом и соблазнительным запахом еды сумел в некоторой степени рассеять их сомнения, но не забыть полностью. Хулио бренчит на гитаре, чтобы скоротать время, пока готовится ужин. Они с Эмбер спорят о том, кто первым исполнял ту или иную песню, а кто – кавер-версию, и в каком году вышел оригинал. Эмбер поет с ностальгической улыбкой.
Когда мясо почернело и шипит, Хулио снимает его с шампуров, прежде чем оно успеет остыть, и передает Эмбер дымящийся кусок фазана.
– Горячий какой!
Она яростно дует в свою сложенную чашечкой ладонь, осторожно пробуя кусочек, прежде чем сунуть остальное в рот. Хулио поднимает бровь, наблюдая, как Эмбер слизывает языком сочащийся по пальцам сок.
– Я думал, ты любишь играть с огнем.
– Должна ли я предположить, что ты любишь принимать холодный душ?
– Он может мне понадобиться, если ты продолжишь так соблазнительно облизывать пальцы.
Она вскидывает на него глаза и не сразу отводит взгляд. В отблесках пламени видно, как покраснели ее щеки. Остаток ужина она съедает молча, а закончив, робко смотрит на Хулио и поднимается на ноги.
– Я порядком устала. – Она откашливается и вытирает руки о джинсы. – У меня все еще болит нога. А завтра нам предстоит долгий день, вот я и подумала… Может быть хорошей идеей, если мы… ну… подзарядимся друг от друга.
– Я могу пойти с тобой. – Флёр уже приподнимается, но взгляд Эмбер скользит к Хулио.
Тот перестает жевать. Лицо Эмбер заливается краской.
– Я передумала. Забудь, что я вообще что-то сказала.
Хулио бросает фазанье крылышко в огонь и вскакивает на ноги. Эмбер уже ковыляет к одной из палаток.
– Вообще-то, я тоже порядком вымотался, – замечает он. Эмбер притормаживает, заправляя за ухо выбившуюся прядь волос, и оглядывается на него через плечо. – Я присоединюсь к тебе в твоей палатке. Если ты этого хочешь. Исключительно в лечебных целях.
Я не могу сдержать фырканья. Хулио задвигает меня себе за спину. Эмбер пожимает плечами.
– Я имею в виду… Думаю, это было бы замечательно. Если Флёр не возражает.
Она засовывает большие пальцы рук в карманы, но тут же скрещивает руки на груди, выжидая. Флёр смотрит на меня поверх костра, и между нами воцаряется неловкое молчание.
Вот оно что. Никто не хочет делить палатку с вампиром, способным выпить твою душу. Я бросаю свой шампур в огонь, поскольку у меня пропал аппетит.
– Все в порядке, – говорю я с натянутой улыбкой, избавляя нас обоих от неловкости. – Флёр может устроиться во второй палатке, а я посплю прямо здесь.
Флёр опускает глаза на свой шампур, и на секунду мне кажется, что я неверно ее понял.
– Вы уверены? – уточняет Эмбер.
– Мы уверены, – одновременно отвечаем мы с Флёр.
– Тогда спокойной ночи.
Эмбер ныряет в палатку, и Хулио следует за ней. Раздается скрип молнии, брезентовые борта раскачиваются от попыток Хулио и Эмбер разуться и снять с себя куртки в замкнутом тесном пространстве.
– У тебя руки ледяные! – шипит Хулио.
– Это работает только в том случае, если мы соприкасаемся! У тебя есть предложение получше? – огрызается Эмбер.
– Вообще-то…
– Не отвечай на этот вопрос.
– Я просто хочу сказать, что это сработает намного лучше, если ты заберешься в спальный мешок.
– Здесь очень жарко.
– Я не против того, чтобы раздеться.
– Продолжай болтать, если хочешь умереть.
Даже приглушенный стенками палатки, их спор невозможно не услышать. Флёр закатывает глаза, с трудом сдерживая улыбку. Тут в палатке воцаряется тишина. Неловкая тишина. Такая тишина, слушая которую, испытываешь смущение. Флёр тоже чувствует себя не в своей тарелке. Она стоит слишком далеко от меня, чтобы завязать разговор, но при этом слишком одинока, чтобы этого не сделать. Я подумываю о том, чтобы подойти к ней поближе, но понимаю, что тем самым лишь усугублю ситуацию.
– День выдался долгим. Тебе следует пойти поспать.
Я встаю и ворошу угли, после чего беру свой спальный мешок и расстилаю его на значительном расстоянии от костра.
Флёр поднимается. Она смотрит на меня через плечо с грустью, которую я не могу понять, и проскальзывает в свою палатку.
Я ложусь поверх своего спального мешка и гляжу сквозь сплетенные кроны деревьев на густо усыпанное звездами небо. Они сверкают, как снежинки, и все, о чем я могу думать, это то, как Флёр смотрела на меня два дня назад на пруду. Как красиво было ее лицо в обрамлении падающего снега. Как доверчиво она одарила меня поцелуем. Интересно, что она видит сейчас, когда глядит на меня?
Я все еще ощущаю внутри себя крошечную частичку души Неве, которая скользит подобно дымному туману. На задворках сознания притаилось холодное, темное облако вины. Я больше не знаю, кто я такой.
Заслышав треск ветки, я открываю глаза и вижу стоящую надо мной Флёр со спальным мешком под мышкой. Она разворачивает его и ложится на спину рядом со мной, переплетая свои теплые пальцы с моими. Долгое время мы лежим молча, глядя на звезды, пока все невысказанные мной слова не прорываются наружу, подобно воде через брешь в плотине.
– Во время учебы профессор Лайон заставил меня прочесть басню о льве, который влюбился в девушку.
Я крепко зажмуриваюсь, изо всех сил пытаясь подобрать нужные слова, и рассказываю ей все, что помню: об отце-манипуляторе, о беспомощной девушке и о влюбленном льве, который отдал свои зубы, согласившись с заверениями отца девушки, что он слишком силен, а девушка слишком хрупка и он может случайно причинить ей боль. В то время эта часть не казалась мне важной, а теперь не идет у меня из головы.
– Ты боишься меня?
Ожидая ее ответа, я ощущаю мучительную тяжесть в груди.
– Нет. Я понимаю, почему ты сделал то, что сделал. Ты поступил так, чтобы удержать нас вместе. Потому что ты боялся, что мы не выкарабкаемся. Я бы на твоем месте поступила так же. Но если мы собираемся быть вместе, то только потому, что хотим этого, а не потому, что боимся рассыпаться на части.