[18] по радио. Я откидываюсь на спинку кресла и пытаюсь отдохнуть, но заснуть мне мешает доносящийся сзади знакомый тревожный кашель. Я поворачиваюсь на своем сиденье. Габриэль и Юкио сидят рядом на полу, обнимая колени. Их кожа раскраснелась, глаза остекленели, и они настороженно наблюдают за Осенями, сгрудившимися в дальнем углу кабины. Судя по карте, купленной на заправке в Текате, нас ожидают еще, по крайней мере, тридцать часов езды, и треть из них – по Соноре.
– О, ради Кроноса, – ворчит Эмбер, хватаясь за спинку кресла для равновесия и рассматривая наших новичков. – Ты, – говорит она, указывая на парней-Лето, занявших все сиденье, и хватает одного за локоть. Бедняга ахает, – не будь таким ребенком. Никто не сделает тебе больно.
Она заталкивает его между Габриэлем и Юкио. От соприкосновения кожа к коже они выпучивают глаза.
Я снова принимаюсь смотреть на дорогу, то погружаясь в беспокойный сон, то выныривая из него. Кашель между тем стихает. Каждые несколько часов местность меняется, и воздух пахнет по-другому. Едкая маслянистая вонь выжженной растительности и пыли уступает дымку жарящегося мяса, продающегося в городах, которые мы проезжаем, а с приближением ночи в воздухе разливается аромат шалфея.
– Чувствуете этот запах? – спрашивает Хулио после наступления сумерек, высунув руку в открытое окно фургона.
Небо раскрашено в лавандовые и серые оттенки, и в свете фар то и дело вспышками мелькают летучие мыши, пикирующие над шоссе. Дорожный указатель оповещает, что мы примерно в часе езды к северу от Эрмосильо. Я делаю глубокий вдох и улавливаю тонкие нотки чего-то сладкого.
– Что это такое?
– Цветы кактуса сагуаро, – поясняет Хулио, хмуро глядя на дорогу впереди нас. – Я не нюхал их с тех пор, как был ребенком.
– И что с того?
– В это время года они не цветут. – Хулио выключает радио, и фургон погружается в тишину.
Аромат становится все сильнее, кабину наполняют запах пыльцы и стрекот насекомых вдоль обочины. Наши фары освещают путь в темноте. Впереди на дороге появляется какая-то тень.
Хулио ударяет по тормозам. Шины визжат и начинают дымиться, когда мы резко останавливаемся. Проснувшись от толчка, Времена года в задней части фургона тянутся вперед, чтобы заглянуть в лобовое стекло над передними сиденьями.
В пятидесяти футах перед нами поперек дороги припарковался фургон.
– Там Лето, несколько человек, – говорит Флёр, заглядывая мне через плечо. – Возможно, Хулио сначала следует попытаться поговорить с ними.
Двери фургона распахиваются, выходят две фигуры и останавливаются в свете наших фар, размахивая оружием. У них в ушах мигают огоньки передатчиков.
– Ладно, может, и не будем говорить, – идет на попятный Флёр.
– Их всего двое. – Хулио открывает бутылку с водой и делает большой глоток, оценивая ситуацию. Потом вытирает рот тыльной стороной ладони и закручивает крышечку. – Мы с Эмбер возьмем их на себя, а вы все оставайтесь здесь.
– Еще чего захотел, – бормочу я, вместе с Флёр выбираясь из фургона вслед за ними.
Обочина дороги совершенно пуста, растительность почти отсутствует, и у меня возникает то же чувство чрезмерной открытости всем и вся, которое я испытал еще в Аризоне. Асфальт обжигает, и поднимающиеся от него волны жара крадут мою силу. Я держусь поближе к капоту, чтобы было за что ухватиться, если надумаю падать.
Хулио стоит между нашим фургоном и их, зажав в пальцах бутылку с водой.
– «Qué onda?[19]» – спрашивает он.
– Я говорю по-английски, придурок.
Водитель щурится в свете фар. Видно, что он беспокойный, нервный. Сплошная кожа да кости, на которых так и не наросло мясо. Его приятель кажется посолиднее, он шире в плечах, но с рыхлым брюшком и обвисшими щеками.
– Что ж, ладно. Значит, будем говорить по-английски, – с изрядной долей сарказма отзывается Хулио. – Как насчет того, чтобы вы убрались к чертовой матери с нашего пути? Всю дорогу нам перегородили.
Задняя дверца фургона скользит в сторону, и появляются еще четыре Лета, все шестеро на пике сезона и вооружены – кто трубами, кто цепями, а кто и ножами. Хулио напрягается, когда водитель пробует подушечкой пальца остроту своего клинка.
– Кронос предлагает автоматический переезд тому Времени года, кому удастся вас прикончить. И это именно то, что я планирую сделать. Тогда я смогу вернуться домой. – Слово «дом» он выговаривает с дрожью, и я чувствую укол жалости к парнишке.
– А где твой дом? – интересуюсь я.
Его ноздри раздуваются, когда он отводит взгляд от Хулио. Я не могу определить, то ли он взбешен, то ли с трудом сдерживает слезы.
– В Хьюстоне, – отвечает он, презрительно скривив губы.
Я опираюсь о капот фургона, борясь с волной головокружения, которое от жары двигателя только ухудшилось.
– Для этого вовсе не нужно нас убивать. Можете просто проехать мимо. Мы не станем вас удерживать.
Он качает головой, как будто я сошел с ума.
– И провести остаток и без того короткой жизни, спасаясь бегством от Кроноса? Благодарю покорно. Куда проще убить вас.
Он приближается к Хулио, но вдруг останавливается на полпути. Стоящие за его спиной друзья все как один выкатывают глаза. Я оборачиваюсь и вижу, как остальная часть нашей группы – и кураторы, и Времена года – высыпает из фургона. Всего их тринадцать. Габриэль опирается на плечо парня-Лето, в то время как другой поддерживает Юкио. Они подбадривают меня кивками, вставая сзади.
На долю секунды я цепенею и как будто, переместившись назад во времени, снова лежу парализованный на том горном перевале, где умер тридцать лет назад. Только на этот раз я не один.
Водитель фургона отступает на шаг, крутя в руке нож и оценивая взглядом нашу группу – наших слабых Зим и уязвимых кураторов и очевидное отсутствие оружия.
И без предупреждения делает выпад. Эмбер мечет в него огненный шар, но промахивается, и он пролетает дальше по шоссе и с оглушительным взрывом врезается в фургон. Я падаю на колени, прикрывая лицо от обжигающего жара, когда из-под капота извергается шлейф черного дыма. Относимые ветром языки пламени лижут асфальт. Я трясу головой, чтобы стряхнуть сажу с глаз. Вокруг меня раздаются крики, слышатся топот ног, кашель и борьба. Задыхаясь, я прикрываю лицо рукавом. Я ничего не вижу сквозь слепящий дым в свете фар. Я бреду сквозь туман, выкрикивая имя Флёр.
В сумрачном воздухе мелькает кулак и с головокружительной силой врезается мне в челюсть. Я отступаю, уклоняясь от следующих двух выпадов и изо всех сил пытаясь уловить голос Флёр, но слышу лишь удары кулаков о плоть и звон цепей. Сквозь дым пробивается красный свет – это парень-Лето напал на меня. Я пригибаюсь, используя его собственный импульс, чтобы перебросить его через плечо – и вот он уже кубарем катится по земле.
Я бреду на звуки борьбы. Ветер меняется, дым редеет, и я замечаю вспышку рыжих волос. Эмбер делает ложный выпад, уклоняясь от ножа водителя. Сквозь рев огня я слышу, как Вуди выкрикивает ее имя.
– Вуди, нет!
Он бросается в самую гущу схватки и с диким криком ударяет своим боевым ножом. Нападавший на Эмбер падает. Его магия вспыхивает, собирается в ослепляющий шар и устремляется к лей-линии.
Сражение прекращается, все прикрывают глаза от яркого света и того, что в нем проступает.
Вуди открывает рот и падает на колени рядом с Эмбер. Ее губы дрожат, когда он медленно опускается возле нее. Ошеломленные, мы смотрим на торчащий из его спины нож.
Ветер стихает, а воздух внезапно становится таким разреженным, что невозможно дышать. Пожирающий машину огонь шипит и потрескивает, и это единственный слышимый звук, когда Эмбер откидывает волосы с глаз Вуди. Свет в них погас.
Заколовший его ножом мальчишка-Лето смотрит на него выжидающе, как будто не желая пропустить момент, когда магия Вуди начнет искриться и унесет его домой. Но Вуди не исчезает, не растворяется в ночи. Напавшие на нас парни-Лето отступают назад, уставившись с открытым ртом на обмякшее тело своей жертвы, а группа Ноэль тем временем окружает их.
Эмбер осторожно опускает Вуди на землю, по ее почерневшим от дыма щекам текут слезы. У меня пересыхает во рту, я сам плачу от бессильной злобы, когда она целует его в лоб и опускает ему веки.
– В нем нет магии! – удивленно восклицает мальчишка-Лето, медленно пятясь назад, словно только сейчас осознал, что натворил. – Он не один из нас.
– Он один из нас!
Хулио хватает юнца за шиворот и бросает на землю. Эмбер поднимает боевой нож Вуди и приставляет его к горлу Лета, а другой рукой яростно вцепляется ему в ухо, желая сорвать передатчик.
– Эмбер, нет! – Мое зрение проясняется, и я понимаю, что она пытается сделать. Еще одна кучка пепла не заменит той жизни, которую она потеряла. Мы и так уже слишком многих убили. Тень этого мальчишки будет преследовать ее так же, как и все остальные. Даже тень Вуди. – Это не вернет Вуди. Он бы этого не хотел.
В ее блестящих от слез глазах бушует пламя. Нож со звоном падает на тротуар. Хулио прижимает ее к себе, шепча что-то ей в волосы, а она припадает к его груди и всхлипывает.
Флёр шагает в мои объятия, ее тело холодно от шока. Чилл и Поппи тоже обнимают друг друга, заливаясь безмолвными слезами. Мари в одиночестве сидит рядом с телом Вуди. Я едва замечаю озарившие небо пустыни пять вспышек света, в которые превратились наши враги, уничтоженные Ноэль и ее группой. С искаженными болью лицами ребята окружают нас, стоя плечом к плечу – Лета рядом с Осенями, Зимы рядом с Весной – образуя вокруг нас щит, пока мы пытаемся выдавить из себя слова прощания.
Чилл, Хулио и я относим тело Вуди за каменистый пустынный склон холма подальше от дороги. Мари идет рядом с Поппи. Флёр ведет Эмбер, покровительственно обнимая рукой за плечи. Остальные Времена года наблюдают издалека, как Флёр воздвигает погребальный костер. Используя свою магию, она призывает корни растущего в округе кустарника подняться на поверхность и сплетает из них ложе, достаточно прочное, чтобы удержать худое тело Вуди. С окаменевшим лицом убитая горем Эмбер вызывает искру. Огонь разгорается слишком быстро. И горит слишком ярко. Ранит слишком больно. Прижавшись друг к другу, чтобы защититься от ночного холода пустыни, мы бодрствуем над его телом всю ночь.