– Они придут с северо-востока, – изрекает Мари, поднимая карту, чтобы поймать последние лучи угасающего солнца. – Ветер им благоприятствует, но у нас было больше времени, чтобы изучить местность. Мы должны поставить Хулио как можно ближе к озеру. Джек обретает максимальную силу на больших высотах. Ну а ты должна встречать противника лицом к лицу и держаться ближе к деревьям. Ты – наш самый мощный актив здесь. Это место для тебя практически святилище.
Не могу понять, язвит ли она или говорит серьезно.
– Что ты имеешь в виду?
Мари жестом указывает на отсутствующие подписи на карте и на тщательно оборванные края, которые едва намекают на то, где мы находимся.
– Мне не нужна карта целиком, чтобы понять, почему Джек выбрал именно это место. Высота над уровнем моря, климат, милые маленькие улыбающиеся саламандры в озере. Мы недалеко от Куэрнаваки, города вечной весны.
«Куда-нибудь, где тепло… Куда-нибудь, где ты будешь в безопасности».
Я медленно поднимаюсь на ноги, испытывая легкое головокружение.
Куэрнавака.
Одно из немногих мест в этом мире, где я могла бы жить, с кем-то или одна, вне сети. Всегда. В одиночестве.
Я беру карту и изучаю нанесенное на нее расположение озер и сеть дорог. Ничто не подтверждает, но и не опровергает предположение Мари. Но у меня возникает болезненное ощущение ее правоты. Что я должна была с самого начала это предвидеть.
– Подежурь немного вместо меня.
Я бросаю карту и бегу к деревьям, ориентируясь на звук ударов топора.
Смеркается. Я нахожу Джека в сосновой роще, растущей выше по северному склону прямо над нашим лагерем. Ветер доносит до него мой запах, но он продолжает работать, не сбиваясь с ритма.
– Ты порвал ту карту, чтобы скрыть место нашего назначения от Кроноса или от меня? – кричу я, перекрывая треск топора. Его челюсть напрягается от моего обвинения, и он бросает еще одно расколотое бревно поверх и без того высокой кучи. – Почему это место? Почему именно Куэрнавака?
Джек снова с силой опускает топор, высекая фонтан щепок.
– Возвышенность. Хорошее прикрытие. Идеальная температура, – говорит он, ставя очередное полено вертикально на пень. На его плечах мерцает изморось, а по рукам струится холодный пот, когда он опускает топор. – Здесь у тебя будет все, в чем ты нуждаешься.
– Что ты хочешь этим сказать?
Он бросает топор на землю, не глядя на меня.
– Что бы со мной ни случилось, ты будешь в безопасности – вот что я хочу сказать.
– Значит, ты предполагаешь, что можешь умереть? Откуда такой пораженческий настрой?
– Я ничего не предполагаю. Но если я не выкарабкаюсь, то, по крайней мере, ты выживешь.
Он берет футболку с поваленного бревна и вытирает ею лицо, а потом натягивает ее через голову. Набрав внушительную охапку дров, он поворачивает обратно к лагерю. Следуя за ним через лабиринт деревьев, я борюсь с желанием подставить ему подножку.
– Вот, значит, кто я, по-твоему? Попавшая в беду девица, которую нужно спасать?
Джек не замедляет шаг. Над горой проносится порыв холодного ветра, и меня переполняет ужас.
– Если ты задумал совершить что-то безрассудное и героическое, то лучше прекрати прямо сейчас. – Он ныряет под низко нависающую ветку, притворяясь, что не слышал меня. Я посылаю свой разум вперед и сплетаю перед Джеком баррикаду из ветвей, преграждая ему путь. – Я не нуждаюсь в том, чтобы ты спасал меня, Джек! Я намного сильнее, чем ты думаешь!
– А я нет! – Он бросает дрова себе под ноги и поворачивается ко мне, вдыхая и выдыхая холод. В его глазах стоит страх, которого я не видела с тех пор, как в последний раз охотилась на него, тот же оттенок отчаяния, который всегда появляется за мгновение до смерти. – Еще в Обсерватории, до того, как мы планировали бежать, Кронос увидел мое будущее в оке своего посоха. Я умер, Флёр! Во всех возможных вариантах. Кронос сам сказал, что для меня есть лишь один возможный исход. Но, надеюсь, не для всех остальных.
Я делаю шаг в сторону от него, не желая представлять будущее, которое он описывает. Но правда проступает в муках на его лице.
– Нет, – внушаю ему я. – С тобой все будет в порядке. С нами все будет в порядке. Лайон и Гея скоро придут.
– А что, если нет?
– Это говорит Джек из прошлого. Тот, который погиб на лыжном склоне. Тот, которого мать бросила в школе.
– Вот именно! – Он подходит ближе, заставляя меня смотреть ему в глаза. – Чье будущее, по-твоему, Кронос увидел в своем посохе? За чьими выборами наблюдает? Я – приманка, Флёр. Для того чтобы засада сработала, Кронос должен верить, что уже знает результат. Поэтому мне и приходится сейчас делать такой же выбор, какой я бы сделал тогда. В тот день, когда я в тебя влюбился, Кронос сразу понял, что я откажусь от своих зубов и буду готов умереть за тебя. Это осталось неизменным. – Он тянется ко мне. – И никогда не изменится.
Я толкаю его обратно. Почему он готов просто сдаться?
– Я не хочу, чтобы ты умирал за меня! Я хочу, чтобы ты сражался за меня! За нас!
С неистовой силой он обхватывает руками мое лицо.
– Я никогда не перестану бороться за нас, Флёр. Но не зубы придают мне сил, а ты. – Его крепко сжатая челюсть смягчается, в глазах появляется печаль, такая глубокая, что способна погубить меня. Он нежно проводит большим пальцем по моей щеке, будто запечатлевая мой образ в памяти. – Теперь я понимаю, что Лайон пытался показать мне с самого начала. Все это время в той истории был лишь один человек, который имел власть изменить концовку. Не лев и не отец девушки, а только сама девушка. Ей просто нужно было сделать выбор и бороться за то, что она хотела. Это ты должна быть сильной, потому что именно твой выбор будет определять финал. Для нас обоих.
Джек смотрит на меня, проникает взглядом в самую душу, как будто пытается заставить меня понять. Но я не хочу. Не хочу думать о мире, где нет Джека.
Я закрываю глаза и притягиваю его к себе. Я не хочу говорить о конце и не хочу слышать ни о готовности Джека умереть, ни о дурацких видениях Кроноса. Я не хочу говорить о том, что я сильная и могу выжить в одиночку. Я прижимаю его спиной к дереву и льну к нему всем телом, стараясь придать ему сил. Решив напомнить ему, зачем мы вообще вступили на этот путь. Я хочу, чтобы он сражался за нас, а не только за меня.
Джек награждает меня глубоким поцелуем, его холодный рот требователен и алчен. Он прикусывает зубами мою губу. Его пальцы впиваются мне в бока, прижимая меня к себе, а тело гудит от электричества. Я целую его в ответ, пока у меня не начинает кружиться голова и не учащается пульс. Пока оба мы не начинаем задыхаться. Грудь Джека тяжело вздымается, и он прижимается лбом к моему лбу.
– Останься со мной, – шепчу я, увлекая его за собой на землю, где я чувствую себя сильной и в безопасности, где наши сердца бьются в унисон.
Я пробуждаюсь от запаха горящего тополя и мокрых листьев.
– Просыпайся! – толкает меня Эмбер. – Твоя очередь нести вахту.
Я моргаю в темноте. Какой-то корень впивается мне в спину, в бок упирается чей-то ботинок. Свернувшаяся калачиком Флёр спит, подрагивая, на изгибе моей руки, которая совсем занемела. Я осторожно выбираюсь из-под Флёр, стараясь не разбудить.
Эмбер разворачивает спальный мешок и наполовину накрывает им Флёр. Она не задает никаких вопросов о том, почему мы так и не вернулись в лагерь или что случилось с ботинками Флёр. Эмбер не острит, когда я ползаю по земле в поисках своей футболки и вытряхиваю из нее сосновые иголки, прежде чем натянуть через голову.
Я останавливаюсь, чтобы в последний раз посмотреть на Флёр перед возвращением в лагерь. Ее распущенные розовые волосы в полном беспорядке, а брови нахмурены даже во сне. Есть в ней что-то свирепое, некая мрачная решительность, которой не было еще вчера.
– Не волнуйся, я останусь с ней, – тихо говорит Эмбер.
Она едва раскрывала рот с тех пор, как умер Вуди. Искры пламени в ее глазах потухли, как будто часть ее собственной души рассыпалась и улетела вместе с ним.
– С тобой все будет в порядке?
Она на мгновение задумывается. Смотрит на звезды, виднеющиеся в зазорах раскинувшихся над нами древесных крон.
– Мы с Вуди попрощались давным-давно.
Именно так он и хотел бы завершить свою жизнь – отстаивая то, во что верил. Защищая людей, которых любил. Мне больно думать о нем.
– То, что он сделал, было очень смело.
– Он всегда был храбрым, – говорит Эмбер. – Чтобы любить, нужно куда больше мужества, чем чтобы воевать.
– Вуди тебя этому научил?
– Нет, ты.
Я не знаю, что ей на это ответить. Ни один из совершенных мной поступков не казался мне мужественным. Скорее трусливым. Меня парализовал ужас от осознания того, что мне предстоит потерять, какую боль пережить. Как разрушительно это будет. Глядя на Флёр, свернувшуюся в пустом пространстве, где я только что лежал рядом с ней, я не могу представить себе мир без нее. Это единственная смерть, от которой мне никогда не оправиться.
– Иди-ка лучше на свой пост, солдат, – велит Эмбер, швыряя мне мои ботинки. Она прислоняется спиной к поваленному бревну и закрывает глаза, криво усмехаясь. – Для одной ночи ты выказал достаточно мужества. Утром продолжишь в том же духе.
Я иду вниз по склону, освещенному лунным светом. Ветер доносит запах догоревшего костра, и я полагаюсь больше на нюх, чем на зрение, осторожно обходя палатки с застегнутыми на молнии шторками, чтобы не перебудить остальных.
– Ты просто идиот, знаешь ли.
Я чуть не выпрыгиваю из кожи и немедленно покрываюсь слоем инея, прежде чем соображаю, кому принадлежит этот голос.
– Поппи? Что ты здесь делаешь?
Она сидит на валуне, глядя на отражение луны в озере. Я присаживаюсь рядом с ней, достаточно близко, чтобы слышать ее натужное дыхание.