Обломки плавучего города еще виднеются тут и там – массивные деревянные балки, торчащие прямо или покосившиеся, упавшие, рассыпавшиеся трухой по рытвинам бывших улиц. Сорняки и кусты проросли по всем обширным руинам; полевые цветы украсили кости старых зданий.
Он стоял, покачиваясь, на упавшей мраморной колонне. Отсюда открывается хороший вид: город простерся слева, неровная линия зеленых деревьев и курганы – справа от него. Однако его блестящие янтарем глаза не отрывались от каких-то точек на горизонте. Уголки широкого рта привычно опускались вниз, контрастируя с веселым блеском глаз (унаследованных от матери, как ему говорили). Но печальный дар отца – уста, не умеющие улыбаться – делал выражение лица совсем несхожим с яростным лицом матери.
Его второй отец. Настоящий отец. Кровная связь. Тот, что посетил его на седьмой неделе жизни. Пока человек по имени Арак Элалле воспитывал его на Мекросе, где-то жил второй – незнакомец, приходивший в компании светловолосой ведьмы. Он отдал семя Менандоре, матери Рада Элалле. Няньки – Имассы не утаили от него этих истин; и о, как же злилась на них впоследствии Менандора!
«Я взяла от Удинааса все, что требовалось! Оставила шелуху, ничего больше. Он больше никого не зачнёт. Шелуха! Бесполезный человечек. Забудь его, сынок. Он никто».
Сын вздрогнул, прочитав в ее пылающих очах прямую угрозу.
Теперь Рад стал очень высоким – на ладонь выше матери. Его длинные, распущенные в подражание Имассам племени Бентракт волосы были бурого цвета; они успели поблекнуть под лучами солнца. Одет он был в темный плащ из шкуры ранага с меховым воротником. На теле – рубаха из оленьей кожи и штаны из кожи алиша, более толстой и прочной. Прошнурованные мокасины поднимались почти до колен.
По правой щеке протянулся шрам – след последнего броска умирающего кабана. Кости левого предплечья были сломаны и срослись неправильно – костные мозоли проступали под тугими сухожилиями. Однако рука осталась сильной – даже стала более сильной, чем правая. Дар Менандоры – необычный ответ на любое ранение: тело будто бы укрепляет себя, боясь нового повреждения. Он получал и другие переломы, не раз ушибался – жизнь среди Имассов трудна, и хотя они готовы были защищать его со всем рвением, он не позволял им этого. Он живет среди бентрактов, он хочет стать членом племени Бентракт. Здесь, среди этого удивительного народа, он нашел и любовь и дружбу – и будет жить по их законам. Пока сможет.
Но увы… он ощущал, что этот период подходит к концу.
Он не оторвал взора от горизонта, даже ощутив ее появление. – Мама, – произнес он.
– Имасский? Говори на родном языке, сынок. На языке драконов.
Рад Элалле почувствовал смутное раздражение. – Мы не Элайнты, мама. Наша кровь украдена. Нечиста…
– Но тем не менее мы дети Старвальд Демелайна. Не знаю, кто наполнил твой разум сомнениями. Это слабость. Сейчас не время.
– Сейчас не время, – повторил он.
Мать фыркнула: – Сестры.
– Да.
– Они хотят меня. Хотят его. Но при любом раскладе они не видят угрозу в тебе, сынок. Да, они знают, что ты вырос. Знают, какая в тебе таится сила. Но они ничего не знают о твоей воле.
– Как и ты, мама.
Он расслышал, как она поперхнулась, и невольно порадовался наступившей напряженной тишине. Кивнул на горизонт: – Видишь их, мама?
– Не особенно важно. Может быть, они выживут – но делать на это ставку я не стану. Пойми, Рад, в грядущих событиях никому из нас не гарантирована безопасность. Никому. Ты, я, твои драгоценные бентракты…
Он резко повернулся; в этот миг глаза его стали точным отражением глаз матери. Ярость, откровенная угроза…
Мать явственно вздрогнула. Он был польщен. – Я не позволю причинить им вред, мама. Говоришь, что разгадала во мне сильную волю? Вот она!
– Глупо. Нет, безумно. Они даже не живые…
– По убеждению их разума они живые. И моего разума – тоже.
Менандора оскалилась: – А недавно прибывшие придерживаются столь же благородных убеждений, Рад? Ты видел их презрение? Их недовольство отпавшим кланом? Это лишь вопрос времени – скоро один из них выскажется, рассеяв давнее заблуждение…
– Не посмеют, – ответил Рад. Он снова поглядел на далекую группу странников. Они, совершенно очевидно, направлялись к руинам города. – Ты слишком редко посещаешь нас. Презрение, недовольство – но сейчас ты увидела бы в них также страх.
– Перед тобой? О, сынок, как ты глуп! Станут ли названные родичи защищать твою спину? Нет, разумеется – любая ссора породит неприятные вопросы, а Имассов нелегко свернуть с пути, едва дело заходит о поиске истины!
– Мою спину защитят.
– Кто?
– Не ты, мама?
Она зашипела, как змея: – Когда? Когда сестрицы изо всех сил стараются меня убить? Когда он держит Финнест в руках и следит за нами?
– Если не ты, – сказал он беззаботно, – то кто-нибудь другой.
– Было бы мудрым убить пришельцев, Рад.
– Тогда мои родичи не станут задавать вопросов?
– Отвечать могут лишь живые. Ты, разумеется, сумеешь убедить их в чем угодно. Убей новых Имассов, чужаков с хитрыми глазами. И побыстрее.
– Не желаю.
– Или мне их убить?
– Нет, мама. Имассы – мои. Пролей кровь моего народа – любого клана – и останешься одна в тот день, когда налетят Сакуль и Шелтата, когда Сильхас Руин потребует Финнест. – Он искоса поглядел на нее. Неужели белая кожа может стать еще бледнее? – Да, это может случиться в один день. Я был у Двенадцати Врат, я стоял на страже, как ты просила.
– И? – почти беззвучно прошептала она.
– Куральд Галайн весьма неспокоен.
– Они так близко?
– Ты сама знаешь не хуже меня. С ними ведь мой отец? Ты крадешь его глаза, когда это нужно…
– Не так-то это просто. – Ее тон был неподдельно горьким. – Он… мешает мне.
«Ты хотела сказать – пугает тебя». – Сильхас Руин потребует Финнест.
– Да, да! Мы оба знаем, что он с ним сделает. Этого нельзя позволить!
– Ты уверена, мама? Знаешь, а я уже нет. Уже нет. «Сильхас Руин может потребовать. Он может изрыгнуть страшные угрозы. Но, мама, ты тоже часто так делаешь».
– Если мы станем бок о бок, он не пройдет мимо.
– Да.
– Но кто защитит твою спину?
– Довольно, мама. Я приказал им молчать и не думаю, что они ослушаются. Назовем это верой. Не верой в силу страха, а скорее верой в силу… чуда.
Мать взирала на него весьма удивленно. Рад не желал объяснять подробнее. Сама увидит… когда придет время. – Я иду приветствовать гостей, – сказал он, поглядев в сторону приблизившихся странников. – Ты со мной, Менандора?
– Ты с ума сошел? – Слова были наполнены заботой. Она никогда не умела долго сердиться на него. Возможно, это влияние неземного спокойствия отца, того спокойствия, которое Рад успел ощутить за недолгий визит? Спокойствие как будто сочилось из черт непримечательного лица летерийца, перебивая выражение гнева, боли – любых темных эмоций – делая их всего лишь мгновенной рябью на воде.
Рад понял, что спокойствие было подлинным выражением лица Удинааса. Выражением его души.
«Отец, я так жду новой встречи!»
Мать исчезла – по крайней мере с земли. Внезапный порыв ветра – Рад Элалле поднял голову, увидел золотисто-белую массу ее драконьей формы, рвущейся в небо с каждым взмахом широких крыльев.
Странники замерли на месте – до них оставалось триста шагов – и задрали головы, смотря на Менандору. Она взлетела еще выше, поймала попутный порыв – а затем поглядела вниз и ринулась прямо на группку чужаков. «О, как она любит пугать низшие создания!»
Случившееся удивило Менандору не меньше, чем Рада, издавшего непроизвольный крик, когда из середины группы прыгнули в воздух две кошки. Твари размером с собак вытянули когти к проплывавшей над ними матери Рада – а та инстинктивно поджала задние лапы к животу. Крылья с грохотом ударили воздух, унося ее от опасности. При виде того, как она поворачивает шею и бешено сверкает глазами – воистину негодующе – Рад Элалле засмеялся и с удовлетворением понял, что смех донесся до матери. Она перевела взор на него и смотрела еще несколько мгновений – но тут инерция драконьего полета унесла ее далеко от чужаков и наглых зверушек, лишив возможности открыть твердые челюсти, изрыгнуть волну убийственной магии на беспокойных эмлав и их хозяев.
Пора взаимной опасности миновала – Рад отметил это новым взрывом хохота – мать улетала, презрительно забыв обо всех, кто остался позади. Даже о сыне.
Он улыбался бы, будь это позволено его устам. Ибо знал: мать сейчас улыбается. Она рада, что удалось позабавить единственного сына, ее дитя. Обычно он позволял себе смеяться только в мгновения опасных игр выживания, когда тело получало тяжелые раны (таков был обычай Имассов, его приемного племени). Даже ее сомнения, усиленные недавним разговором, на какое-то время исчезли.
На очень короткое время. Рад знал: вернувшись, они начнут жечь ее словно огнем. Но тогда будет уже поздно. Более или менее.
Он слез с поваленной колонны. Пора встречать пришельцев.
– Это, – заявил Еж, – не Имасс. Разве что они здесь сильно вытянулись.
– Не мой сородич, – прищурил глаза Онрек.
Призрачное сердце Ежа все еще тяжело колотилось о призрачную грудную стенку. Он глядел вслед треклятой драконице. Если бы не безмозглые храбрые котята, дело могло обернуться худо. Долбашка в руке Ежа. Быстрый Бен с дюжиной сердитых садков, готовых открыться одновременно. Тралл Сенгар и чертовы копья… да, с неба полетели бы драконьи отбивные.
«Если бы она не достала нас первой».
Да ладно. Миг опасности миновал, и спасибо за это. – Может, он тебе не родня, Онрек, но он одет как Имасс, и в голову его костяной палицы вставлены каменные зубья. – Еж глянул на Быстрого Бена – снова почувствовав прилив восторга при виде давно знакомого лица, лица друга – и сказал: – Хорошо бы Скрип был здесь. Смотрю на этого парня – и волосы дыбом становятся.