– В этом была твоя миссия, Таралек Виид? Доставить Икария сюда?
Он не желал встречать ее взор.
– Кто его послал? – вопросила она.
– Разве это важно? Мы здесь. Слушай, Полутьма – твой император жестоко использован. Идет война богов, мы для них ничто – и я, и ты, и Рулад Сенгар. Так что скачи, о да – так далеко, как сумеешь. И забери этого бравого воина с собой. Сделай так, и я умру без тоски…
– А как насчет сожалений?
Он плюнул на пол. Единственный ответ. Но она хорошо его поняла.
Запечатанный тяжелыми и толстыми стенами из песчаниковых плит, давно заброшенный коридор во всеми позабытом уголке Старого Дворца скрывал древний Храм Странника, не существовавший более в коллективной памяти жителей Летераса. Центральный купол, похожий на улей, не видел света более четырехсот лет, воздух в нем давно стал спертым и неподвижным; более пяти столетий нога человека не будила эха в расходящихся спицами колеса боковых приделах.
Ведь Странник ушел в мир. Алтарь пуст, холоден, наверное, даже разрушен. Последние жрецы и жрицы – их титулы держались в тайне из опасения погромов – унесли традиции своего гнозиса в могилы, не найдя учеников.
«Владыка Оплотов ушел в мир. Он среди нас. Отныне не будет поклонения, не будет жрецов и храмов. Отныне Странник сможет отведать только собственную кровь. Он предал нас.
Предал всех нас».
Но шепот не пропал. Шепот отзывался эхом в разуме бога при каждом произнесении его имени, каждой молитве, проклятии; он мог ощущать трепет силы – насмешку над тем, что он держал в руках, над яростным огнем кровавых жертвоприношений, над живой и горячей верой. Да, бывают времена, когда он ощущает сожаление. Всё, что он добровольно и так охотно сдал…
Владыка Плиток, Ходок среди Оплотов. Но Оплоты пришли в упадок, их сила забыта, похоронена под слоями прошедших веков. «И я тоже поблек, я пойман этим куском земли, жалкой империей на задворках одного континента. Я ушел в мир… но мир постарел».
Он стоял, смотрел на стену в конце коридора. Еще несколько нерешительных ударов сердца… он двинулся вперед…
И оказался во тьме. Сухой воздух першил в горле. Когда-то давно ему нужны были плитки, чтобы пройти сквозь прочную каменную стену. Когда-то давно его силы казались новыми, он был преисполнен возможностей; когда-то он, как казалось, мог кроить и перекраивать мир. Что за дерзость. Она отражала все атаки реальности. До поры.
Он все еще держится за свои заблуждения. Проклятие богов. Он мог забавляться: подтолкнуть там, потянуть тут, а потом стать в сторонке и глядеть, как изменяется сплетение судеб, как струны дрожат от его прикосновений. Но так делать все труднее. Мир сопротивляется. «Потому что я последний. Я последняя нить, тянущаяся назад, к Оплотам». Но если нить вдруг будет перерезана, притяжение оборвется, оставив его свободным… он выйдет, шатаясь, на свет дневной… что тогда?
Странник взмахнул рукой – и пламя снова вырвалось из подобных раковинам ниш в основании купола, отбросило трепещущие тени на мозаики пола. Алтарь на высоком подножии познал касания молота. Страннику казалось: разбитые камни до сих пор вопиют и обвиняют. «Кто кому служит, чтоб вас? Я вышел к вам, чтобы все изменить – я мог принести мудрость, всю, какой наделен. Я думал… я думал, мир будет благодарен.
Но вы предпочитали лить кровь во имя мое. Мои слова встали на вашем пути; мои крики, просьбы о милости к падшим – о, как они разъярили вас!»
Мысли его прервались. Волосы на затылке встали дыбом. «Что это? Я не один…»
Тихий смех донесся со стороны одного из приделов. Он медленно повернулся.
Скорчившийся там человек скорее походил на огра: широкие плечи в щетине черных волос, сутулая, очень короткая шея, голова – булыжник. Нижняя челюсть, скрытая курчавой бородой и усами, сильно выступала вперед; торчали кверху желтые клыки, раздвигая губы и густые волосы. Корявые руки с ободранными костяшками кулаков доставали до пола.
От существа доносилась кислая звериная вонь.
Странник прищурился, пытаясь пронизать взором сумрак, увидеть узко посаженные глаза под тяжелыми надбровьями. Тусклый блеск, словно два не ограненных граната. – Это мой храм, – сказал он. – Не припоминаю, что звал… гостей.
Раздался новый смешок. В нем нет юмора, понял Странник. Горечь, густая и жгучая, защипала ноздри.
– Помню тебя. – Голос существа звучал низко и раскатисто. – И знаю это место. Я помню, каким оно было. Безопасным. Но кто сейчас помнит Оплоты? Кто знает достаточно, чтобы заподозрить? О, они могут загнать меня, если захотят – да, в конце концов меня отыщут, я знаю. Может, скоро. Еще скорее, раз меня нашел ты, Владыка Плиток. Знаешь, он мог вернуть меня, как и другие… дары. Но он не сумел. – Смех получился резким. – Типичное свойство смертных.
Голос доносился не из пасти огра – этот неуклюжий, тяжелый голос раздавался в голове Странника. Это и к лучшему – такие клыки исказили бы до неузнаваемости каждое слово… – Ты бог.
Снова смех. – Я бог.
– Ты сошел в мир.
– Не по собственному выбору, Владыка Плиток. Не как ты.
– А.
– И мои поклонники умерли – о, как они умирали! Их кровь оросила земли половины мира. И я ничего не смог сделать. Не могу.
– Уже кое-что, – заметил Странник, – если ты можешь удерживаться в столь скромной форме. Но надолго ли сохранится контроль? Как скоро ты взорвешь пределы моего храма? Как скоро ты предстанешь перед взорами всех, расталкивая плечами облака, стирая горы во прах…
– К тому времени я буду далеко отсюда, Владыка Плиток.
Улыбка Странника была кривой. – Какое облегчение, бог…
– Ты выжил, – сказал бог. – Так долго. Почему?
– Увы, мои советы для тебя будут бесполезны. Сила быстро исчезает. Она уже жестоко ранена – тому свидетельством погромы Форкрул Ассейлами моих поклонников. Мысль о втором подобном поражении была непереносима… и я добровольно отказался почти от всего. Это делает меня бессильным за пределами города и небольшого отрезка реки. Так что я не представляю угрозы ни для кого. «Даже для тебя, клыкастый». Но ты не сможешь выбрать то же самое. Им нужна сырая сила твоей крови – и они желают разбрызгать ее, прежде чем выпить, прежде чем искупаться в остатках тебя.
– Да. Меня ожидает последняя битва. Ну, об этом я не жалею.
«Счастливчик». – Битва. И… война?
В мыслях бога ощущалось оживление. – Действительно, Владыка Плиток. Война. Этого достаточно, чтобы сердце налилось жизнью и голодом. Как же иначе? Я Летний Вепрь, Повелитель Полчищ на Поле Брани. Хор умирающих… ах, Владыка, радуйся, что это будет далеко отсюда.
– Не уверен.
Плечи бога дернулись. Странник нахмурился, спросив: – И сколько ты намерен оставаться здесь?
– Ну, сколько смогу, прежде чем контроль порушится – или если буду призван на битву, то есть на смерть. Что же, ты решил изгнать меня?
– Я не рискну обнаруживать силу.
Рокочущий смех. – Думаешь, я по-тихому не уйду?
– Знаю, что не уйдешь, Летний Вепрь.
– И верно. – Бог войны колебался; наконец он сказал: – Даруй мне убежище, Странник, и я отдарюсь.
– Отлично.
– Не будем торговаться?
– Нет. У меня мало энергии. Что за дар?
– Вот этот: Оплот Зверя пробужден. Понимаешь, меня изгнали, и появилась нужда, необходимость, потребность в наследнике моего места – принимающего голоса войны. Трич был слишком молод, слишком слаб. Потому пробудились Волки. Они стоят по сторонам трона… нет, они и есть трон.
Странник с трудом смог выдохнуть. Что за откровение! Оплот пробужденный! Рот его стал сухим как пыль. – Убежище тебе дано, Летний Вепрь. Что до оставленных тобой следов, я приму все меры по… отведению. Никто не узнает, никто даже не станет подозревать.
– Прошу также блокировать тех, кто еще зовет меня. Их крики заполнили череп… их слишком много…
– Знаю, знаю. Сделаю всё, что смогу. Твое имя… они призывают Летнего Вепря?
– Редко, – отвечал бог. – Фенер. Они взывают к Фенеру.
Странник кивнул, низко поклонился.
Миновал каменную стену и снова оказался в забытом коридоре Старого Дворца. «О Бездна… неудивительно, что Цедансия пришла в хаотическое состояние. Волки? Неужели это…»
Хаос! Смысла нет! Пернатая Ведьма опустила глаза к потертым плиткам, разбросанным по камням пола. Секира, связанная одновременно со Спасителем и Предателем из Пустого Оплота. Костяшки и Белый Ворон кружат у Ледяного Трона, словно листья в водовороте. Старейший из Оплота Зверя встал у Портала Азата. Врата Драконов и Кровопийца наступают на Сторожа Пустого Оплота – «нет, нет, одно безумие. Оплот Драконов был практически мертв. Все это знают, каждый Бросающий Плитки, каждый Видящий Века. Но здесь он борется за первенство с Пустым Оплотом. А Лед? Безвременной, неизменный… его трон был мертв тысячи лет. Белый Ворон… да, я слышала. Какой-то бандит из пределов Синей Розы принял это прозвание. Его выслеживает Ханнан Мосаг – значит, в наглых притязаниях бандита есть сила. Нужно опять поговорить с Королем – Ведуном, с этим кривым и сломанным уродом».
Она покачнулась на четвереньках, утерла холодный пот со лба. Удинаас утверждал, будто видел белого ворона; кажется, века прошли с того дня на берегу около эдурского села. Белый ворон в сумраке. А она призвала вайвела – жажда власти превозмогла всякие опасения. Удинаас, он и его украл. Она грезила о дне, когда он будет пойман, беспомощен, скован цепями.
«Дурак верит, что его чувства тронули меня. Можно сыграть на этом. Нужно сыграть. Сковать по рукам и ногам своими цепями, притащить сюда. Вдвоем мы могли уничтожить Рулада еще до того, как он обрел силу». Она смотрела ни плитки, те, что упали картинками кверху – остальные в счет не идут, судьба их отвергла. Но нигде не видно Странника. Как такое возможно? Она протянула руку к одной из лежащих вниз изображением плиток, перевернула. Находящий Форму. Глянь-ка! Даже сейчас Странник ускользнул. Она прищурилась, разглядывая плитку. Ярая Заря, новые намеки… Это Менандора.