– Не знаю.
Он оперся на копье. – Ну и ладно. На мне коллекция проклятий – одним больше, какая разница.
Они растопили лед и пополнили бурдюки. Вторая порция снега позволила сварить похлебку из трав, коры и сала мирида; в ход пошли ягоды, сгустки кленового сока – последние клены они повстречали десять дней назад, на плоскогорье, воздух которого пах сладкими ароматами жизни. Здесь деревьев нет. Даже кустов нет. Их окружает обширный лес высотой по щиколотки – приплюснутый мирок мхов и лишайников.
Дрожащими руками взяв чашу отвара, Удинаас заговорил с Серен: – Итак, я хочу прояснить детали нашего эпического фарса. Это ты нашла копье – или оно нашло тебя?
Серен покачала головой: – Неважно. Оно теперь твое.
– Нет. Сильхас прав. Ты дала его мне в прокат. Оно выскальзывает из рук, словно намасленное. Я не смог бы использовать его в бою, даже если бы знал, как это делается.
– Это нетрудно, – сказал Скол. – Просто хватайся подальше от острия и коли людей, пока не повалятся. Лично я еще не встречал копейщика, которого не смог бы порубить на куски.
Фир Сенгар фыркнул.
Серен поняла, почему. Этого было достаточно, чтобы осветить хмурое утро, привести на уста слабую улыбку.
Скол заметил, ощерился, но промолчал.
– Собираемся, – миг спустя сказал Сильхас Руин. – Я устал ждать.
Серен повернула голову, обозревая торчащие на севере горные пики. Золото погасло, будто из него вытянули всю красоту, всю жизнь. Их ждет еще день трудного пути. Настроение упало; она вздохнула.
Говоря по чести, он предпочел бы свою игру. Не игру Котиллиона или Темного Трона. Но Бен Адэфон Делат узнал слишком много подробностей – они падали на голову, словно темный пепел лесного пожарища – и на данный момент был доволен, что приходится разгребать чужие проблемы. С кровавой осады Крепи его жизнь катилась под откос. Он чувствовал, будто падает со ступенчатого холма, и до превращения в кровавые ошметки осталась одна ступенька.
Он уже привык к такому ощущению. Привык радоваться, что еще жив.
И все же… слишком много друзей пало по пути. Очень, очень много. Ему не хотелось, чтобы их место занимали другие – ни смиренный Тисте Эдур со слишком большим сердцем, ни проклятый Т’лан Имасс, бредущий по густому морю воспоминаний в поисках такого – всего одного – что не отдавало бы тщетой. Не лучшая компания для Быстрого Бена. Они слишком подходят для дружбы. Не для жалости – тогда все было бы проще. Они слишком благородны, именно это уничтожает возможность равного союза.
Поглядите на ушедших друзей. Вискиджек, Еж, Ходунок, Даджек Однорукий, Калам… ну, разве горечь потерь не компенсируется радостью от того, что еще не все потерялись? Он вспомнил только самый свежий список. После Крепи. Как насчет остальных, что ушли давно? «Нам, выжившим мерзавцам, приходится не легче. Нет, еще хуже».
Тут он мысленно фыркнул. Уже жалеет себя? Жалкая самовлюбленность, ничего больше.
Обходя край затопленного углубления, они брели по тепловатой воде глубиной по пояс; шаги поднимали облака ила, слежавшегося на невидимых камнях мостовой, что была дном водоема. Их выследили какие-то рыбы: горбатые спины появлялись то тут, то там, расходились круги, выныривали плавники слишком большие, чтобы спокойно их созерцать.
Особенно его растревожило заявление Тралла, что рыбы очень похожи на тех, которые однажды пытались его съесть.
Онрек Сломанный ответил: – Да, это те самые, с которыми мы боролись у затопленной стены. Хотя тамошние были в сухопутной стадии развития.
– Так почему они здесь? – спросил Тралл.
– Проголодались.
Этого оказалось достаточно, чтобы вывести Быстрого Бена из состояния мрачной неразговорчивости. – Послушать вас двоих! Нас готовятся атаковать громадные рыбы – магоглоты, а вы предались воспоминаниям! Слушайте! Мы в реальной опасности или как?
Онрек повернул к нему грубое лицо. Торчащая вперед челюсть зашевелилась: – Мы предполагали, что ты, Быстрый Бен, защищаешь нас от них.
– Я? – Он начал озираться, отыскивая любые признаки суши. Однако молочно-белое озеро простиралось во все стороны.
– Не пора ли сотворить врата?
Быстрый Бен облизнул губы. – Я уже думал. То есть я оправился после последнего раза. Более или менее. И нашел, куда можно пойти. Это всего лишь…
Тралл Сенгар оперся на копье. – Ты пошел в магическое странствие с гримасой обреченного. Если наша цель действительно так опасна, я готов понять твое нежелание. Я слежу за тобой уже давно, и мне ясно, что битва с Икарием ослабила тебя на каком-то базовом уровне. Может, ты боишься, что неспособен соорудить врата достаточно прочные, чтобы провести нас троих? Если так…
– Погоди, – мысленно ругаясь, прервал его колдун. – Ладно, ладно, я стал… хрупким. Именно после Икария. Ты замечаешь слишком многое, Тралл Сенгар. Но я смогу провести нас всех. Это обещаю. Просто… – он посмотрел на Онрека, – ну… могут произойти всякие неожиданные осложнения.
– Мне грозит опасность? – спросил Онрек.
– Не уверен. Может быть.
– Пусть это не влияет на твои решения. Мной можно пренебречь. В конце концов, рыбы меня не съедят.
– Если мы уйдем, – ответил Быстрый Бен, – ты можешь оказаться запертым здесь навеки.
– Нет. Я покину эту форму. Я встречу забвение в воде.
– Онрек… – с очевидной тревогой начал Тралл.
Но Быстрый Бен вмешался: – Ты идешь с нами, Онрек. Я просто сказал, что не вполне уверен, что с тобой случится. Не могу объяснить. Все зависит от того, где именно мы окажемся. От свойств того Королевства.
Тралл фыркнул. – Иногда, колдун, – произнес он с кривой ухмылкой, – ты наводишь полное отчаяние. Лучше открой проход, или мы упокоимся в брюхе у рыбы. – Он показал пальцем за спину Бена: – Вот та самая большая – видите, остальные рассыпались. И она несется прямо на нас.
Колдун оглянулся, и глаза его расширились.
Вода глубиной по пояс даже не закрывала глаз рыбины; она ползла по дну озера. «Чертов сом, больше напанской галеры…»
Быстрый Бен воздел руки и выкрикнул громким, странно сиплым голосом: – Пора сваливать!
«Хрупкий. О да, именно. Я пропустил сквозь себя слишком много в попытках его отбросить. У костей и плоти смертного есть предел. Правило старое как сам Худ».
Он с усилием открыл портал, услышав, как шумно забурлила вода покидаемого мира. Поток чуть не сбил его с ног – и маг рванулся вперед, крича: -За мной!
Снова тошнотворный, ужасный миг удушья – и он побежал по потоку, разбрызгивая воду – холодный воздух сомкнулся вокруг, поднялись облака пара.
Тралл Сенгар проковылял мимо и уткнул копье в почву, чтобы не упасть.
Быстрый Бен с тяжким вздохом поворотился. Увидел фигуру, проходящую сквозь белый пар.
Удивленный крик Тралла поднял в воздух птиц, сидевших на ближайших деревьях; они взметнулись в небо, с разных сторон облетая голову Онрека. Заслышав звуки голосов, ощутив несущиеся по лицу крошечные тени, воин поднял голову и замер на месте.
Быстрый Бен видел, как грудь Онрека поднялась от вдоха, который все не кончался.
Имасс склонил голову.
Колдун уставился на лицо, на гладкую, отполированную ветрами кожу. Зеленые глаза блестели из-под тяжелых надбровных дуг. Из плоского, много раз сломанного носа вырвались две струйки пара.
Тралл Сенгар вскрикнул: – Онрек? Ради Сестер, Онрек!
Глаза, спрятанные в складках кожи, задвигались. Голос обретшего плоть и кровь воина оказался низким, рокочущим. – Тралл Сенгар? Это… это смертная доля?
Тисте Эдур сделал шаг к нему. – Ты уже не помнишь? Не помнишь, каково быть живым?
– Я… а… да. – Суровое, с резкими чертами лицо исказила гримаса изумления. – Да. – Он еще раз глубоко вздохнул, на этот раз почти с восторгом. Необычные глаза смотрели на Бена. – Колдун, это иллюзия? Греза? Странствие духа?
– Не думаю. То есть… это вполне реально.
– Это… это Королевство… Это Телланн.
– Может быть. Не знаю точно.
Тралл Сенгар вдруг упал на колени; Бен увидел, что по худому, пепельному лицу Эдур текут слезы.
Плотный мускулистый воин, все еще облаченный в рваные меха, не спеша оглядел неброские пейзажи бескрайней тундры. – Телланн, – шепнул он. – Телланн.
– Когда мир был юным, – начал Красная Маска, – окружающие нас равнины были выше, ближе к небесам. Земля была тонкой кожей, покрывшей пласты плоти, замороженные стволы и листья. Гнилые трупы старых лесов. Под летним солнцем незримые реки текли через лес, мимо каждого сучка, вокруг каждой сломанной ветки. С каждым летом жар солнца становился сильнее, лето было длиннее, и река прибывала, затопляя громадину погребенного леса. Так оседала равнина, когда иссохший лес превращался в прах, и с каждым дождем вода проникала все глубже, разнося прах на запад, на восток, на север, на юг, следуя долинам, соединяя потоки. Все растекалось во все стороны.
Месарч сидел безмолвно, как и все воины – двадцать или более человек, собравшихся слушать старую легенду. Ни один из них – в том числе Месарч – не слышал ее в таком варианте, когда слова падали из-за алой маски, исходя от воителя, редко подававшего голос, но способного говорить с размеренной точностью стариков-сказителей.
К’чайн Че’малле встали неподалеку, нависающие, неподвижные как пара гротескных статуй. Месарч воображал, что они тоже слушают, как и собратья – воины.
– Земля покинула небо. Земля осела на камень, на самую кость мира. Тогда земля отразила эхо мерзкого колдовства шаманов Оленьих Рогов, тех, что поклонялись булыжникам, почитали камни, делали из них орудия. – Он помедлил. – Это было не случайно. Я рассказал вам одну истину. Есть и другая. – - Он молчал еще дольше. Глубоко вздохнул. – Шаманы Оленьих Рогов, кривые как корни деревьев, немногие оставшиеся, те, что все еще осаждают наши сны и бродят по древней равнине. Те, что таятся в трещинах мировой кости. Иногда их тело истлевает, и только высохшие лица взирают и