– Видела? – Улыба захохотала. – Я так близко к тебе не подхожу, полукровка.
– Она становится смирней, – сказал Каракатица. Корик только хмыкнул.
– Тихо всем, – приказал Скрипач. – Неизвестно, кто еще живет в лесу или пользуется дорогой.
– Мы тут одни, – заявил Бутыл, осторожно садясь и хватаясь за голову. – Скрывать четырнадцать бурчащих и пердящих солдат – дело трудное. Когда выйдем в более населенные места, станет еще труднее.
– Что особенно трудно – это заткнуть рот одному недоделанному магу, – сказал Скрипач. – Все проверить вещички. Хочу, чтобы мы углубились в леса, прежде чем залечь на день.
Последний месяц плавания Охотники за Костями старались спать днем, чтобы изменить привычный цикл. Оказалось, что это весьма тяжело. Но сейчас почти все стали «перевертышами». У них даже кожа побледнела.
Скрипач пробрался ближе к Геслеру. «У всех, кроме золотокожего ублюдка и его волосатого капрала». – Твои готовы?
Геслер кивнул: – Панцирники жалуются, что доспехи заржавели.
– Ну, пока что они не скрипят. – Сержант бросил взгляд на скорчившихся солдат взвода Геслера, а потом на своих. – Почти армия, – произнес он чуть слышно.
– Да, почти вторжение, – согласился Геслер. – Слышал, чтобы кто-то когда-то вторгался так тихо?
Скрипач покачал головой. – Какое-то странное чувство рождается. Судя по докладам разведки, Эдур размазаны тонким слоем. А порабощенных целые легионы. Проклятые летерийцы!
– Знаешь, Скрип, мне прошедший отряд не показался особенно порабощенным.
– Ну, я думаю, мы скоро все поймем. Так или иначе. А пока продолжим ползучее вторжение.
– Момент. – Геслер опустил покрытую шрамами руку на плечо Скрипача. – Скрип, она сожгла гребаные транспорты.
Сержант моргнул.
– Трудно не понять смысл такого поступка, верно?
– О каком смысле ты толкуешь, Геслер? О том, что береговые патрули заметили пламя – или о том, что нам нет пути домой?
– Худ меня побери, я могу разжевать только один кусок за раз. Начнем с первого. Будь я чертова империя, я наводнил бы побережье солдатами раньше, чем солнце зашло. Сколько бы Мокра не использовали взводные маги, нам пришлось бы туго. Рано или поздно.
– До того, как мы начали бы лить кровь, или после того?
– Я не о том времени, когда мы начнем резать проклятых Тисте Эдур. Я о настоящем моменте.
– Когда кто-то наткнется на нас, мы вылезем, сердитые и грязные, и устроим то, что положено по плану.
– И постараемся выжить. Да. А если все летерийцы будут враждебны?
– Мы будем таиться и воровать что потребуется.
– Нужно было высаживаться всей куче, не только морской пехоте. Сомкнуть щиты – и посмотреть, что они могут бросить на нас.
Скрипач потер шею. И вздохнул:- Мы уже знаем, Геслер, что они могут бросить на нас. Но на этот раз с нами нет Быстрого Бена, который взлетит в воздух и устроит ужас в ответ на ужас. Нет, мы намерены вести ночную войну. Засады. Звон ножей в темноте. Ударь и убеги.
– Но не дальше берега.
– Точно. Вот я и гадаю, подожгла она корабли, чтобы показать ИМ, что мы здесь – или чтобы показать НАМ, что о бегстве лучше не думать. А может, и то и то?
Геслер буркнул: – Она сказала «без свидетелей». Это о нас, здесь?
Скрипач пожал плечами и встал: – Возможно, Геслер. Давайте двигаться – птицы уже щебечут так же громко, как мы.
Но, пока они трусили по сырому, гниющему лесу, вопрос Геслера продолжал мучить Скрипача. «Он прав, Адъюнкт? Мы уже нарвались? Вторгаемся в проклятую империю силами двух взводов. Идем одни, без поддержки, жизнь и смерть зависят от усилий единственного взводного мага. А если Бутыла убьют в первой стычке? Тогда нам кранты. Лучше держать Корабба поближе к Бутылу и надеяться, что удача еще ему поддается.
Хорошо хоть ожидание кончилось. Под ногами настоящая земля. Мы шатались словно пьяные, когда выходили на берег. Наверное, должно было выглядеть смешно. В других обстоятельствах. Но если бы напоролись на береговую стражу… Хотя сейчас мы вспомнили, как шагать уверенно. Слава Худу. Ну, если можно «уверенно шагать», спотыкаясь о моховые кочки, проваливаясь в дыры, цепляясь за узловатые корни. Почти как под Черным Псом. Нет, не надо думать так. Гляди вперед, Скрип. Гляди веселей».
Где-то высоко, за ведьмовской паутиной кривых сучьев, светлело небо.
– Еще одна жалоба от любого из вас – и я отрежу себе левую титьку.
У окружающих выпучились глаза. Отлично. Ей нравилось видеть, как работает любимый прием.
– Как хорошо, что вы не любите плавать, – пробасил Куб.
Сержант Хеллиан уставилась на здоровенного солдата. «Не люблю чего?» Затем она опустила взгляд, пытаясь сосредоточиться, подсчитать число фляжек с ромом, которые вытащила из объятого диким пламенем трюма. Шесть или десять. Девять. Она обвела рукой размытый полукруг лиц. – Каждый оставляет в мешке свободное местечко. Каждому по одной.
Нервный Увалень сказал: – Сержант, разве нам не велено разыскать Урба и его взвод? Они, должно быть, близко. – Тут капрал заговорил другим голосом: – Он прав. Куб, откуда ты пришел? От воды или сверху обрыва?
– Не помню. Темно было.
– Постой, – крикнула Хеллиан, сделав шаг влево, чтобы сохранить равновесие на качающейся палубе. Нет, на качающейся земле. – Ты не моего взвода, Куб. Проваливай.
– Я бы со всей радостью, – отвечал солдат, покосившись на окружившую их стену густого леса. – Но мне даже фляжки клятого эля не досталось. Сержант, вы совсем обгорели.
Хеллиан выпрямилась. – Постой. Это не обсуждается. Главная часть пайка. Но я скажу вам, что самое плохое. Готова поклясться, что пожар видели. Надеюсь, что тот, кто его устроил, уже стал кучкой пепла. Вот на что я надеюсь. Кто-то его увидел, как пить дать.
– Сержант, все транспорты сожжены, – сказал другой солдат. Борода, широкая грудь – крепок как древесный ствол. «Наверное, так же умен. Как – то бишь его имя?»
– Кто ты?
Солдат потер глаза. – Балгрид.
– Точно. Ну-ка, Балда, попробуй объяснить: как это кто-то ухитрился переплывать от корабля к кораблю и поджигать при этом? Ну? Я что-то не соображу.
– Кто-то идет, – прошипел взводный сапер.
«У него такое дурацкое имя… Имя, которое так трудно запомнить. Напруди? Нет. Навреди? Уже ближе. А, Навроде. Нашего сапера звать Навроде. А имя его дружка – Замазка. А вон тот – Тавос Понд. Слишком высокий. Высокие солдаты получают стрелу в лоб. Почему он еще живой?» – Лук у кого есть? – спросила она вслух.
Кустарник затрещал, два силуэта вынырнули из сумрака.
Хеллиан уставилась на первого, ощутив припадок необъяснимой ярости. Задумчиво потерла челюсть, пытаясь вспомнить подробности насчет грустного солдата. Ярость куда-то исчезла, заместившись приливом отчаянной симпатии.
Куб прошел мимо нее. – Сержант Урб! Слава Худу, что вы нас нашли.
– Урб? – воскликнула Хеллиан. Пошатнувшись, она подскочила к прибывшему, выпялилась прямо в круглое лицо. – Это ты?
– А вы что, нашли ром?
Замазка проговорил сзади: – Она портит себе печень.
– Моя печень в порядке. Ее просто надо выжать.
– Выжать?
Она развернулась и сверкнула глазами на целителя: – Я уже видела печени, лекарь. Большие губки с кровью. Они вываливаются, когда ты кого-то потрошишь.
– По мне, больше походит на легкое, сержант. Печень – штука плоская, грязно- коричневая или бурая…
– Неважно, – оборвала его она, снова поворачиваясь к Урбу. – Если гибнет одно, то дохнет и другое. Я в полном порядке. Ну, – добавила она с громким вздохом (Урб почему-то отступил на шаг), – я в лучшем из настроений, друзья мои. Лучшем из лучших. Мы в сборе. Так давайте выступим в поход. Я совершенно точно помню, что мы куда-то должны выступить. – Она улыбнулась капралу: – А ты что скажешь, Нервный Увалень?
– Звучит разумно, сержант.
– Блестящий план, сержант.
– Почему ты всегда так, капрал?
– Как?
– Как?
– Смотри, Балда наполовину глухой…
– Я уже не наполовину глухой, сержант!
– Уже не? Так кто тут наполовину глухой?
– Никто, сержант.
– Нечего так орать. Балда тебя слышит; а если он не слышит, его надо оставить в лодке с тем долговязым, у которого стрела в голове. Они обои нам не подходят. Мы ищем серокожих убийц, они прячутся в деревьях. То есть за деревьями. Так что давайте оглядывать каждое дерево. На сначала подберите фляги, каждому по одной, и мы будем готовы.
Ну, что уставились? Я та, кто отдает приказы, и у меня новый меч, он очень быстро отрежет любую из моих титек. Шевелитесь все – у нас война впереди. За этими вот деревьями.
Присевший на корточки Чайчайка смотрел хитро, словно хорек в курятнике. Он утер тылом ладони сопливый нос, покосился по сторонам и сказал: – Все сосчитаны, сэр.
Кулак Кенеб кивнул – и дернулся, оборачиваясь к тому, кто слишком громко пошевелился: – Тихо там! Хорошо, Чайчайка. Найдите капитана и пришлите ко мне.
– Слушаюсь, сэр.
Солдаты чувствовали себя беззащитными, и не без причины. Одно дело, когда парочка взводов выходит вперед основной колонны, на разведку – тогда они хотя бы смогут отступить классическим образом. А сейчас в случае неприятностей им останется только разбежаться. Кенеб, назначенный командиром этого долгого и непонятного похода, нервничал. Труднее всего будет скрывать главный отряд из шести взводов – ему придали самых слабых магов, из тех простых соображений, что отряд должен идти в арьергарде, по возможности избегая столкновений. Остальная часть его легиона разбросана на тридцать лиг по берегу. Солдаты перемещаются крошечными подразделениями по десять – двенадцать человек. Вот-вот начнется компания «скрытного вторжения», грозящая затянуться на месяцы.
После Малаза Четырнадцатая Армия претерпела серьезные изменения. Десятки колдунов, ведунов, шаманов, гадателей и знахарей из всех частей были объединены в структуре, позволяющей сделать магию основным способом связи между легионами. Все взводные маги морской пехоты (кстати, в ее число теперь включили бол