– Пока что держимся, – успокоил их далхонец, потом поднял окровавленную руку. – Сукин сын мне сухожилие перебил – видите, бугром под кожей торчит? Больней, чем в жопе коловорот… простите, командир.
Адъюнкт, миновав морпехов, устремилась в тень за воротами. Лостара, дав колонне знак спешиваться, последовала за Тавор. Проходя мимо морпехов, она спросила:
– Какая рота?
– Третья, капитан. Пятый взвод, под сержантом Баданом Груком. Я – Релико, а вот эта орясина – Большой Простак. Наконец-то выдалось подраться.
Вперед, в пыльный полумрак, потом – под яркий, но тоже пыльный и дымный, свет. Там она застыла – вокруг были тела и лужи крови.
Адъюнкт стояла в десяти шагах впереди, навстречу ей, прихрамывая, спешил Кенеб, и лицо у него было как у смертника, которому объявили об отмене приговора.
Это верно, подраться им выдалось.
Посередине очищенного пространства Старый Дед Эрбат остановился – рядом с храпящим телом. Отвесил ему пинка.
Слабый стон.
Он пнул еще раз.
Глаза Ублалы Панга открылись, какое-то время тартенал непонимающе таращился, потом сел:
– Что, уже пора?
– Полгорода в труху рассыпалось, даже хуже, чем говорил Старый Дед, разве не так? Хуже-хуже, еще как хуже. Будь они прокляты, эти боги. Но нам сейчас не до этого, вот что Старый Дед тебе скажет. – Он придирчиво осмотрел плоды усилий детины, кивнул и проворчал: – Пойдет, надеюсь. Повезло мне, как обычно, последний во всем Летерасе тартенал таскает с собой мешок с курями. На солнце их закоптить решил, что ли?
Нахмурившись, Ублала вытянул ногу и пихнул мешок. Оттуда раздалось кудахтанье, и он улыбнулся.
– Куры мне тоже чистить помогали, – объяснил он.
Старый Дед Эрбат вытаращил на него глаза, потом все же поднял голову и обвел взглядом кладбище.
– Чуешь их? А вот Старый Дед чует. Давай-ка, Ублала Панг, проваливай из круга, если только вдруг сам не захочешь поучаствовать.
Ублала поскреб подбородок.
– Мне советовали не участвовать в том, чего я не понимаю.
– Да? И кто ж тебе такое насоветовал?
– Толстая женщина по имени Рукет. Когда я присягал ей на верность Гильдии Крысоловов.
– Гильдии Крысоловов?
Ублала Панг пожал плечами.
– Крыс, наверное, ловят. Хотя я толком не понял.
– Проваливай-ка из круга, парень.
Когда претендент сделал три шага на арену, разразилось землетрясение. Затрещали мраморные скамьи, закричали зрители, некоторые полетели со скамей вверх тормашками. Песок арены задрожал и словно преобразился – спекшиеся комья засохшей крови вдруг проявились, словно рубины в жестяном лотке старателя.
Самар Дэв, которую, несмотря на взошедшее солнце, колотила дрожь, покрепче ухватилась за подпрыгивающую скамью и не отводила глаз от Карсы Орлонга – тот расставил ноги пошире, чтобы держать равновесие, но в остальном выглядел совершенно невозмутимым, и в этот миг на противоположной стороне арены из отверстия тоннеля появилась пошатывающаяся тяжелая фигура. Кончик меча прочерчивал за ней канавку в песке.
В небесах вдруг вспыхнуло белое пламя, прочертило арками голубовато-серое рассветное небо. Замигало, запульсировало и исчезло – одновременно с этим начали затихать и сотрясающие город волны вибрации. Откуда-то неподалеку – со стороны Старого дворца – в небо поднялись столбы пыли.
На императорской трибуне канцлер – бледный, с выпученными от беспокойства глазами – раздавал приказы посыльным.
Самар Дэв увидела рядом с Трибаном Гнолом финадда Варата Тона. Их взгляды встретились – и она все поняла. Икарий.
Что, таксилиец, выходит, угадал? Увидел ли то, что так жаждал увидеть?
– Что происходит???
Крик заставил ее обернуться туда, где стоял император. Рулад Сэнгар вперил взгляд в канцлера:
– Отвечай! Что это было?
Трибан Гнол покачал головой, воздел руки:
– Землетрясение, император. Благодарение Страннику, уже закончилось.
– Захватчики изгнаны из города?
– Этим занимаются прямо сейчас, – ответил канцлер.
– Я убью их командующего. Собственными руками.
Карса Орлонг обнажил кремневый меч.
Император заметил это движение, и Самар Дэв увидела, как Рулад Сэнгар оскалил зубы в неприятной усмешке:
– Очередной гигант. Сколько раз ты меня убьешь? Ты, уже обагривший руки кровью моего брата? Дважды? Трижды? Это неважно. Неважно!
Карса Орлонг, как всегда смелый, как всегда самонадеянный, проронил в ответ всего пять слов:
– Я убью тебя… лишь однажды.
И повернулся, чтобы посмотреть на Самар Дэв, – лишь на мгновение, больше Рулад Сэнгар ему не дал.
Император Тысячи Смертей с воплем кинулся вперед, бешено вращая над головой мечом.
Между ними – десять шагов.
Пять.
Один.
Зачарованное оружие вылетело вперед сверкающей дугой – замаха было достаточно, чтобы снести Карсе голову, но каменный меч с оглушительным звоном отразил удар. Пятнистый меч отлетел назад, тут же обрушился сверху – и снова был отражен.
Рулад Сэнгар отшатнулся, но жуткая усмешка его губ не покинула.
– Ну, давай, убей меня, – задыхаясь, прохрипел он.
Карса Орлонг не шелохнулся.
Император заорал и снова кинулся в атаку, пытаясь заставить тоблакая отступить.
Казалось, от мечей волнами расходится сотрясающий воздух звон – одна яростная атака за другой натыкалась на блоки, уходила мимо. Рулад делает пируэт, изгибается и рубит Карсу в правое бедро. Удар парирован. Еще удар – неожиданно вывернутым лезвием поперек плеча тоблакая. Отбит в сторону. Император от этого потерял равновесие и вдруг раскрылся. Его можно было сейчас рубить сверху, можно было колоть – даже последний болван в этот миг без труда поразил бы Рулада.
Карса ничего не сделал. Даже не замахнулся – только переступил с ноги на ногу, чтобы оставаться лицом к императору.
Рулад отшатнулся в сторону, развернулся, выставил меч. Грудь его под монетами ходила ходуном, глаза сверкали, словно у дикого вепря.
– Убей же меня!
Карса остался на месте. На лице – ни насмешки, ни даже тени улыбки.
Самар Дэв взирала на это, окаменев. Я его совсем не знаю. Никогда не знала.
Боги, нам нужна была физическая близость – тогда бы я узнала.
Снова атака с разворота, снова визг стали о кремень, ниспадающий каскад искр. Рулад еще раз отлетел назад.
С императора ручьями лился пот.
Карса Орлонг, казалось, даже не запыхался.
Император упал на одно колено, чтобы перевести дыхание, раскрывшись, приглашая нанести смертельный удар.
Приглашение принято не было.
Прошло какое-то время – два десятка или около того зрителей в недоумении молча взирали на происходящее, канцлер Трибан Гнол застыл, сплетя пальцы в замок, словно прибитая к ветке ворона, – император встал, поднял меч и снова принялся им бесплодно размахивать. О да, в его ударах было мастерство, и недюжинное, однако Карса Орлонг не уступал и ни разу не дал мечу соперника себя коснуться.
Солнце у них над головой поднималось все выше и выше.
Карос Инвиктад, чья переливающаяся алая мантия была теперь покрыта пятнами и вымазана пылью, перетащил тело Тегола Беддикта через порог. Назад, в собственный кабинет. В коридоре слышались крики – про вступающую в город армию, про заполнивший гавань флот, – но все это было сейчас неважно.
Ничего не было важно, только человек, валявшийся без сознания у его ног. Избитый почти до смерти. Скипетром куратора, символом его власти, и разве это не было правильно? О, еще как.
Толпа все еще здесь? Вот-вот ворвется? В конце концов, стена подворья только что рухнула вся целиком, теперь ее никто и ничто не остановит. Заметив краем глаза какое-то движение, он резко повернул голову – мимо по коридору скользнула очередная крыса. Гильдия. Что за нелепые игрища затеяли эти идиоты? Он уже прикончил не один десяток гнусных исчадий, это совсем несложно – расплющить крысу каблуком или как следует размахнувшись скипетром.
Крысы. Они тоже ничего не значили. Ничем не отличались от толпы снаружи, добропорядочных граждан, которые ни о чем не имели никакого представления и нуждались в подобных Каросу Инвиктаду вождях, что вели бы их по жизни. Он поудобней перехватил скипетр – подсохшая корочка крови тут же отвалилась, ладонь сразу словно бы приклеилась к резной рукояти, однако клей этот пока не застыл и еще какое-то время не застынет. Но к тому моменту он уже закончит.
Да где же эта треклятая толпа? Пускай посмотрит – пусть увидит последний удар, дробящий череп – их великому герою, их революционеру.
А уж с мучеником потом несложно будет разобраться. Кампания дезинформации, порочащие слухи, очернение – о, это все так просто.
Я выстоял в одиночку, разве не так? Против всего сегодняшнего безумия. Они это запомнят. Лучше, чем что-либо другое. Запомнят это, а заодно и все остальное, что я сочту нужным им скормить, да.
Как я убил величайшего врага императора – своею собственной рукой, о да.
Он опустил взгляд на Тегола Беддикта. Кровавое месиво вместо лица, слабое дыхание лишь чуть колышет переломанные ребра. Он мог бы наступить сейчас ему на грудь, слегка нажать, обломки ребер проколют легкие, раздерут на куски, из раздавленного носа, из полопавшихся губ хлынет красная пена. И что бы вы думали? Он захлебнется-таки, как и должен был.
Еще одна крыса? Он обернулся.
Острие меча рассекло ему живот. Хлынула жидкость, за ней последовали внутренности. Заскулив, Карос Инвиктад рухнул на колени и уставился на стоящего перед ним человека, на окровавленное лезвие меча у него в руке.
– Но ты же мертвый? – выдавил он с трудом.
Брис Беддикт отвел спокойные карие глаза от лица куратора, его внимание привлек скипетр, который Карос все еще сжимал в правой руке. Меч словно ожил.
Запястье куратора обожгло болью, и он тоже опустил взгляд. Скипетра не было. Ладони тоже. Из обрубка хлестала кровь.
От пинка в грудь Карос Инвиктад опрокинулся назад, болтающиеся кишки потянулись за ним, словно огромный уродливый член между ног.