Он попытался единственной рукой запихнуть их обратно, но сил уже не осталось.
Так убил ли я Тегола? Думаю, что да. Куратор был, есть и будет истинным слугой империи, которому воздвигнут памятники во дворцах и на площадях. Карос Инвиктад – герой, подавивший восстание.
Карос Инвиктад умер с улыбкой на устах.
Брис Беддикт вложил меч в ножны, опустился на колени рядом с братом, придерживая его голову.
– За целителем уже послали, – сказал Ормли у него за спиной.
– В этом нет нужды, – сказал Брис. Поднял голову. – Сейчас здесь будет Старший бог.
Ормли облизал губы:
– Спаситель…
В этот момент Тегол закашлялся.
Опустив взгляд, Брис увидел, что брат открыл глаза. Один карий, один голубой. Непарные глаза уставились на него, потом Тегол что-то прошептал.
Брис наклонился ниже:
– Что?
– Я спрашиваю – это должно означать, что я мертв?
– Нет, Тегол, жив. Как, судя по всему, и я сам теперь.
– Ага. Но тогда…
– Тогда что?
– Каково оно, Брис, – быть мертвым?
Брис Беддикт улыбнулся.
– Сыро.
– Я всегда говорил, что от городов лучше держаться подальше, – заметил Быстрый Бен, отряхивая с одежды пыль от штукатурки. Их обоих чуть не раздавило рухнувшим зданием, и чародея все еще трясло – не от испуга, но от озарившей утреннее небо чудовищной магии, всепожирающей и очень, очень голодной. Если бы ее энергия дотянулась и до него, он не был уверен, что сумел бы устоять.
– Что это было, Худа ради? – потребовал от него Вал.
– Единственное, что я могу сказать, – что-то очень древнее. И гнусное.
– Как по-твоему, оно еще вернется?
Быстрый Бен пожал плечами.
– Надеюсь, что нет.
Они продолжали идти по засыпанным обломками улицам, со всех сторон раздавались стоны раненых, какие-то люди, шатаясь от пережитого шока, двигались среди плавающих в солнечном свете клубов дыма и пыли.
Потом Вал поднял руку:
– Слышишь?
Быстрый Бен послушно прислушался.
И услышал где-то впереди – там, у Вечного дома – разрывы «шрапнелей»!
– Да-да, Бен. Пошли, отыщем их.
– Погоди, сапер, что это еще…
– Да Четырнадцатая же, мог бы и сообразить, тупица!
Они ускорили шаг.
– Попадись мне еще Котильон, – прошипел Быстрый Бен, – я его собственным узлом и удавлю.
В шести лигах к северу по утреннему небу плыл белый, как кость, дракон с жуткими красными глазами. Крылья его плавно двигались, под шкурой перекатывались мускулы, ветер свистел между чешуйками и в обнаженных клыках, каждый с саблю длиной.
Дракон возвращался в Летерас после долгого отсутствия.
Силкас Руин предупреждал Ханнана Мосага. И Увечного Бога тоже. Ни тот, ни другой не послушали. Вместо этого они вступили в заговор с Шелтатой Лор и Сукул Анхаду, может статься, что и с самой Менандор. Чтобы встать у него на пути, помешать ему исполнить то, что он был должен.
Мало того, Летерийская империя вела все это время за ними непрекращающуюся охоту, хотя Силкас Руин и предпочел закрыть глаза на оскорбление. Ради аквитора и остальных.
Больше он ни на что закрывать глаза не собирался.
Ни на империю, ни на город, ни на его народ, ни на седу тисте эдур и безумного императора.
Брат Аномандра и Андариста, всегда считавшийся самым хладнокровным из троих, самым жестоким, Силкас Руин летел – белый левиафан, в сердце которого полыхала жажда убийства.
Белый, как кость, с глазами красными, как смерть.
Рулад Сэнгар, пошатываясь, отступил, волоча за собой меч. Пот лил с него ручьем, пряди волос прилипли ко лбу, с них тоже капало. Он наносил удар за ударом, но так и не сумел найти щели в защитной паутине, сплетенной вокруг претендента его каменным мечом. Сейчас их разделяло шесть шагов, но единственными брызгами на истоптанном песке были сверкающие капельки масла, которым для блеска натирали монеты.
Самар Дэв молча, как и остальные зрители, наблюдала за схваткой, гадая, как она закончится, как она вообще может закончиться. Если Карса так и не пожелает контратаковать…
В этот миг тоблакай поднял меч и шагнул вперед.
К императору.
Вот так все просто.
Тот с удивленной улыбкой выпрямился и поднял меч в оборонительную позицию.
Кремневый меч вылетел вперед – удар неуклюжий, но нанесенный с такой силой, что одна рука блокирующего его Рулада не удержалась на рукояти, железный клинок резко повело в сторону, и в этот миг зачарованный меч словно бы обрел собственную волю – его острие устремилось в атаку и поволокло за собой императора, который не смог удержать крика.
Клинок вонзился в левое бедро Карсы, пробил кожу, мышцы, едва разминулся с костью и вышел с другой стороны. Тоблакай сделал пируэт и с леденящей душу точностью провел мечом сверху вниз, отсекая Руладу в плече держащую меч руку.
Когда рука, все еще сжимающая оружие, которое теперь соединилось с телом Карсы – оказалось им захвачено, – отделилась от тела Рулада, тоблакай плашмя ударил мечом ему в лицо, отбросив Рулада на песок.
Самар Дэв обнаружила, что сжимает в руке обнаженный клинок, и когда Карса к ней обернулся, она уже глубоко полоснула себя по ладони, шипя древнее заклинание освобождения – выпуская на волю заточенные в нем души, пустынных божков и всех остальных, заключенных в старинном кинжале…
Духи и тени убитых, освобожденные содержащейся в ее крови силой, устремились вперед, хлынули через ряды скамей и далее, на арену.
Под ужасные крики, издаваемые Руладом Сэнгаром, духи ринулись к Карсе, обвили его, поглотили – водоворот хаоса – в один ослепительный миг все вспыхнуло пламенем…
…и Карса Орлонг исчез вместе с мечом императора и все еще сжимающей его рукой.
На песке арены остался один Рулад Сэнгар, из обрубка его плеча хлестало багровым.
Никто не шевелился.
Тень седы Куру Квана пришла к выводу, что обитать внутри железного клинка весьма любопытно. После чрезвычайно длительных исследований, в ходе которых он ощущал присутствие других многочисленных пленников, седа обнаружил способ покинуть кинжал, как только сочтет нужным. Однако его удерживало любопытство, все возрастающее чувство, что обитатели этого темного пространства предназначены для какой-то тайной цели. И они ждут.
Предвкушение или даже жажда. И преисполненная такой кровожадности, которой Куру Квану терпеть не хотелось.
Он уже подумывал о том, чтобы начать кампанию усмирения, победить остальных духов и подчинить их своей воле. Но он также прекрасно понимал, что вождь не может позволить себе невежества, а в том, что сумеет заставить их открыть секрет, уверен не был.
Так что он предпочел ждать – свойственное ему при жизни терпение после смерти никуда не делось.
Внезапно ощутив вкус крови, хлещущей прямо в рот, и лихорадочный экстаз, который этот вкус в нем вызвал, он испытал определенный шок. Было весьма прискорбно – и даже постыдно – осознать, что внутри его скрывается совершенно животная слабость, однако затем прозвучал призыв на языке Первой империи, и Куру Кван почувствовал, что восстает подобно демону, диким ревом объявляет остальным о своей над ними власти, а потом бросается из клинка наружу, обратно в мир, во главе своего жуткого воинства…
К тому, кто стоит посреди арены. К теломену тартено тоблакаю.
И к пронзившему его ногу мечу.
В этот миг Куру Кван понял, что следует сделать. Понял, какую нужно проложить дорогу – и, увы, что ради этого придется принести в жертву.
Они окружили воина-тоблакая. Потянулись к зачарованному мечу, ухватились за лезвие. С жадностью, оправданной крайней нуждой, присосались к струящейся из ноги тоблакая крови, так что он пошатнулся, – и духи, с Куру Кваном во главе, открыли врата.
Портал.
Со всех сторон ревел хаос, пытаясь их уничтожить, духи один за другим отдавали свои призрачные жизни, принося себя в жертву атакующему их яростному голоду. Но, даже умирая, продолжали толкать тоблакая, прокладывая путь, требуя, чтобы он двигался вперед.
Проснулись и другие духи, окружавшие воина, – те, кого убил сам тоблакай, и имя им было легион.
Вокруг ревела смерть. Давление хаоса пробивало духов насквозь, рвало на части – как много их ни было, как ни мощна была их воля, но движение замедлялось, они не могли пробиться; Куру Кван закричал – высоси они еще хоть чуть-чуть силы из тоблакая, тот бы попросту умер. Они проиграли.
Проиграли…
Пожилой шаман, сидевший, скрестив ноги, в центре расчищенного круга на старом тартенальском кладбище, вздрогнул, открыл глаза, заморгал. Поднял взгляд на Ублалу Панга, ожидавшего у самой границы круга.
– Давай, парень, – сказал он.
Молодой тартенал всхлипнул и бросился вперед, сжимая в руке нож, который дал ему сам Эрбат, – почерневшее от времени железо, надпись на клинке истерлась почти до полной неразличимости.
Эрбат кивнул, и Ублала Панг, подбежав вплотную, вонзил нож ему глубоко в грудь. Но не с той стороны, где сердце, – Старый Дед не должен был умереть сразу, он должен был высвободить свою силу вместе с кровью и напоить ею мириады духов, поднимавшихся сейчас по всему кладбищу.
– Теперь беги, – выкрикнул Эрбат, падая на бок, изо рта у него пошла кровавая пена. – Быстрей!
Ублала Панг заскулил, словно ребенок, и кинулся прочь из круга.
Духи собирались – чистокровные и полукровки, иные провели здесь столетия, но теперь наконец пробудились.
И тогда Старый Дед Эрбат показал им их нового бога. А потом, силой собственной крови, – дорогу к нему.
Куру Кван почувствовал, что его словно поднимает гигантская волна, бросает вперед – вокруг снова были духи, целая армия.
Теломены тартено тоблакаи.
Тартеналы…
Хаос бросился на них, отшатнулся, атаковал снова.
Духи исчезали сотнями.
Тысячами завывали в агонии.
Куру Кван обнаружил, что находится впереди беспорядочно размахивающего руками и ногами воина-тоблакая, прямо перед ним, и протянул руку назад, словно чтобы схватить его за горло. Взялся покрепче и