И не тебя одного, маг.
– Продолжай над этим размышлять, – приказал он.
– Я обязательно буду, сударь.
Маг повернулся, чтобы идти, однако Орбин вытянул пухлую руку и остановил его.
– С управителем ты говорил?
Маг нахмурился, словно подобное предположение его обидело.
– Разумеется, нет, сударь.
– Это хорошо. Не надо говорить ему про алтарь – про то, что он освящен. – Задумавшись на мгновение, он добавил: – Про все остальное тоже не надо.
– Я бы и так не стал, сударь.
– Вот и замечательно. Иди, собирай солдат. Я предпочел бы убраться отсюда как можно быстрей.
– Буду только рад, сударь.
Пусть Летур Аникт живет в своем упростившемся мире. Вот только мир на деле совсем не таков, каким он хочет его видеть. Ваш путь, дражайший управитель, ведет к катастрофе. И пойдете вы этим путем без меня.
Чик застыл лицом к югу. Правая рука поднята, цепочка с кольцами туго намотана на палец. Он не крутил ее уже добрую дюжину ударов пульса. Незавязанные волосы треплет ветер. В нескольких шагах от него сидел на валуне Силкас Руин и водил точилом вдоль лезвия одного из поющих мечей.
С бледно-голубого неба сыпался снег – вероятно, высокогорный вариант грибного дождика, или снежинки подняло ветром с молодых горных пиков, что окружали их со всех сторон, гор не было лишь впереди. Воздух обжигал и был столь сух, что шерстяная одежда потрескивала, по ней пробегали искры. Они закончили переход через изрезанное плато еще вчера, груды черного камня, обозначавшие кратер в его центре, остались позади. Утренний подъем в гору вышел довольно опасным, поскольку каменные плиты под ногами зачастую оказывались схвачены ледяной коркой. Еще засветло они достигли гребня кальдеры и обнаружили перед собой длинный пологий склон, тянувшийся на пол-лиги к северу, где он переходил в тундру. Плоский горизонт вдалеке был очерчен туманной белой полосой. Ледяные поля, сказал Фир Сэнгар, а Удинаас на это рассмеялся.
Сэрен Педак беспокойно расхаживала вдоль гребня. Она шла вместе с остальными, и поначалу они все сильно отстали от Чика и Силкаса Руина. Было еще достаточно светло, чтобы двигаться дальше, однако молодой тисте анди забрался сейчас на самый верх и смотрел назад, туда, откуда они пришли. Молча, без всякого выражения.
Она подошла поближе к Удинаасу, который теперь снова носил имасское копье и сейчас сидел на камне, ковыряя острием мшистую почву.
– Что происходит? – спросила она. – Ты, случайно, не знаешь?
– Вы слышали про такую лесную птичку с серым гребешком, аквитор? Джарак. Убийца и разбойник.
Она кивнула.
– И про то, что происходит, когда самка джарака находит гнездо другой птицы? Неохраняемое?
– Она убивает и поедает птенцов.
Он улыбнулся.
– Верно. Это общеизвестно. Хотя ранней весной джараки иной раз делают кое-что еще. Выбрасывают из гнезда яйцо и оставляют свое собственное. Другие птицы не замечают. Когда джарак вылупляется, то, разумеется, тоже убивает и поедает всех остальных.
– Потом начинает пищать, – продолжила она. – Но писк его, судя по всему, ничем не отличается от писка других птенцов. И птицы несут ему пищу в клювике.
– А двое взрослых джараков нападают на них из засады и убивают прямо в гнезде. Так что их птенцу будет достаточно пропитания.
– Джараки – создания весьма малоприятные. Только почему мы про них заговорили, Удинаас?
– В сущности, просто так. Иногда полезно напомнить себе, что люди в своей жестокости отнюдь не уникальны.
– Фенты верили, что джараки – души брошенных детей, умерших в лесу. Они мечтают о доме и о семье, но, обретя их, приходят в такой гнев, что уничтожают предмет своей страсти.
– У фентов что же, была привычка бросать детей?
Сэрен Педак поморщилась.
– Разве что в последнюю сотню лет или вроде того.
– Те им мешали предаваться самоуничтожению, надо полагать?
Сэрен Педак ничего не ответила, однако перед ее мысленным взором появился Халл Беддикт, выпрямился во весь рост, потом нагнулся, чтобы ухватить Удинааса за горло и вздернуть вверх.
Удинааса вдруг бросило вперед, он закашлялся, потянулся к ней рукой…
Сэрен Педак отшатнулась. Проклятье, да нет же! Она попыталась отогнать видение.
Оно не уходило.
Лицо Удинааса потемнело, глаза выкатились, он ухватился руками за собственное горло, но на нем ничего не было…
– Сэрен! – взвизгнула Кубышка.
Странник упаси! Как, зачем… я ж убью его! Халл Беддикт выдавливал из Удинааса последние капли жизни. Она хотела броситься к нему, оторвать пальцы от горла Удинааса, но знала, что ей не хватит сил. Нет, подумала она, здесь нужен кто-то другой…
И вызвала перед мысленным взором еще одну фигуру, которая тут же шагнула поближе, гибкая, почти неразличимая. Вылетевшая вперед ладонь ударила Халла Беддикта в его собственное горло. Летериец отшатнулся, выпустил Удинааса и упал на одно колено. Ухватился за меч.
Описавшее стремительную дугу древко копья стукнуло Халла прямо в лоб, так что голова откинулась назад. Он рухнул навзничь.
Между ним и Удинаасом теперь стоял, подняв копье в оборонительную позицию, воин эдур.
Увидев его, его лицо, Сэрен Педак едва сама не упала. Трулл Сэнгар? Трулл…
Видение растаяло, исчезло.
Удинаас, кашляя и задыхаясь, скрючился на земле.
Кубышка бросилась к бывшему рабу и упала рядом с ним на колени.
Чья-то рука ухватила Сэрен за плечо и развернула. Она обнаружила, что смотрит прямо в глаза Фиру Сэнгару, на лице которого застыло странное выражение. Он… он же не видел. Не мог…
– Острижен, – прошептал Фир. – Выглядит старше. Какая печаль… – У него перехватило горло, и он отвернулся.
Она уставилась ему в спину. Какая печаль у него во взгляде.
У него во взгляде.
– Опасные игры, аквитор.
Вздрогнув, она обернулась и увидела, что сидящий на валуне Силкас Руин внимательно ее изучает. Чик у него за спиной не повернулся, даже не пошевелился.
– Это не я. То есть. Я не хотела…
– Воображение, – прохрипел Удинаас, все еще лежащий на земле справа от нее, – времени понапрасну не тратит. – Он снова закашлялся, потом из его саднящей глотки вырвался смешок. – Спроси любого ревнивца. Или ревнивицу. Когда я в следующий раз скажу что-нибудь не то, Сэрен Педак, просто обругай меня, да и все.
– Прости меня, Удинаас. Я не подумала…
– Именно это ты и подумала.
Ох, Удинаас.
– Прости, – прошептала она.
– Что ты за волшебство такое отыскала? – требовательно спросил Фир Сэнгар, вперив в нее несколько диковатый взор. – Я видел…
– И что же ты такое видел? – небрежно поинтересовался Силкас Руин, забрасывая меч в ножны и вытягивая другой.
Ничего не сказав, Фир оторвал взгляд от Сэрен.
– А Чик что делает? – спросил он вместо ответа.
– Надо полагать, скорбит.
Удинаас при этих словах выпрямился и сел. Бросил взгляд на Сэрен, кивнул и одними губами вымолвил «джарак».
– О чем? – спросил Фир.
– Все, кто жил в Андаре, – пояснил Силкас Руин, – теперь мертвы. Убиты летерийскими солдатами и магами. Чик – Смертный Меч Тьмы. Будь он там, его родичи сейчас были бы живы. А недвижно лежащие во мраке тела принадлежали бы летерийцам. Он в раздумьях, не совершил ли чудовищную ошибку.
– Эта мысль, – сказал вдруг молодой тисте анди, – пришла и тут же ушла. Они охотились за тобой, Фир Сэнгар. И за тобой, Удинаас. – Он повернулся к ним, и спокойствие на его лице ужасало. Цепочка развернулась, звонко щелкнула в морозном воздухе, снова свернулась. – Мои родичи приняли меры, чтобы никаких следов вашего присутствия не осталось. У летерийских магов также недостало силы – да и ума, – чтобы осквернить алтарь, хотя они и пытались. – Он усмехнулся. – Фонари не догадались погасить.
– Врат там в любом случае уже нет, – проговорил Удинаас, голос не очень его слушался.
Жесткий взгляд Чика остановился на бывшем рабе.
– Ты ничего не знаешь.
– Я знаю, Чик, чтó ты на пальце вертишь. В конце концов, один раз ты нам уже показывал.
Силкас Руин, который закончил со вторым мечом, тоже вложил его в ножны и поднялся на ноги.
– Удинаас, – сказал он Чику, – не меньшая загадка, чем аквитор. Знание и сила, рука и перчатка. Но нам пора идти дальше. Разве что, – уточнил он, не отводя глаз от Чика, – настало время.
Время? Какое время?
– Оно настало, – подтвердил Удинаас, опираясь на имасское копье, чтобы подняться на ноги. – Они знали, что им предстоит умереть. Прятаться в яме – не выход. Молодежи все меньше, кровь разжижается. И однако даже эта кровь, если ее щедро пролить…
Чик молча двинулся на бывшего раба.
– Нет, – сказал ему Силкас Руин.
Смертный Меч остановился, казалось, поколебался мгновение, потом, пожав плечами, отвернулся. Засвистела цепочка.
– Мать Тьма, – продолжил Удинаас, натянуто улыбаясь. – Открывай уже треклятые врата, Чик, за все уплачено.
Вращающаяся цепочка вдруг застыла. Горизонтально. На каждом конце по кольцу, она словно балансировала у Чика на пальце. Внутри ближайшего к ним кольца клубилась… тьма.
Сэрен Педак в изумлении смотрела, как черный шар растет, словно изливаясь из кольца.
– У нее всегда так, – пробормотал Удинаас, – это вроде детородного канала.
Силкас Руин шагнул во Тьму и исчез. Через мгновение следом мелькнуло что-то призрачное – во врата устремился Сушеный. Кубышка взяла Удинааса за руку и потянула его внутрь.
Сэрен посмотрела на Фира. Твой мир, тисте эдур, остается позади. И однако я вижу, как у тебя в глазах пробуждается осознание. Там. За этими вратами, Фир Сэнгар, ждет душа Скабандари.
Положив руку на меч, он размашисто шагнул вперед.
Сэрен Педак, двинувшись следом, посмотрела на Чика, встретила его взгляд – он стоял, ожидая, подняв одну руку, а из ближнего кольца исходил вращающийся спиралью тоннель врат. В каком-то другом мире, подумала она, такие же врата исходят из второго кольца.