А что делал тогда Клюв? Почуял ли он кого-нибудь под завалами? Наверное, да. Вот, Флакона – того мага с питомцами. Его-то Клюв и учуял под грудой пепла. А потом струсил. Надо ведь было пойти, скажем, к адъюнкту или капитану Добряку… нет, ни за что. Добряк слишком похож на отца, а тому нет дела до того, чего он не хочет слышать. Что же до адъюнкта… к ней солдаты относятся совсем неоднозначно.
После бегства из Малаза, как и все, Клюв слушал речь Тавор (жуткая ночь, жутче некуда, как хорошо, что он в это время был на транспорте и ничего не видел). Больше всего ему запомнились слова, что теперь они одни и никто о них не узнает. «Без свидетелей» – так она сказала, причем с нажимом. Обычно такие слова сбивали Клюва с толку, но не в этот раз. В конце концов, он всю жизнь прожил без свидетелей. Иными словами, адъюнкт уравняла Клюва с остальными солдатами – такого подарка от этой холодной, ледяной женщины он и ждать не мог. Будь он хоть сто раз трус и тупица, в ту ночь он понял, что предан ей до конца. Ей-то, конечно, все равно, однако для него это не пустой звук.
Когда сердце немного унялось, Клюв поднял голову и взглянул на капитана. Она сидела верхом, неподвижно, как и он, в густой тени, и вдруг он как будто услышал от Фарадан Сорт какой-то звук: грохот волн о каменный берег, крики солдат в гуще битвы, звон мечей и копий, пронзающих теплую плоть, шум волн, – а потом все стихло.
Капитан, видимо, почувствовала его взгляд.
– Они ушли, Клюв? – шепотом спросила она.
– Ушли.
– Нас не учуяли?
– Нет, капитан. Я укрыл нас серой и голубой свечами. Это нетрудно. Та колдунья поклоняется Обителям. Она ничего не знает о сером и голубом Путях.
– Летерийцы должны были поддержать нас, а они вместе с тисте эдур и выполняют их приказы, – проворчала Фарадан Сорт.
– Неспокойно тут стало.
– Это-то мне и не нравится. – Капитан натянула поводья, и ее лошадь вышла из зарослей в пятнадцати шагах от тракта, где они вдвоем прятались, пока отряд противника не проедет мимо. – Мы с тобой далеко обошли другие взводы. Значит, либо Хеллиан свихнулась, либо Урб. А то и оба сразу.
Клюв выехал следом на своей гнедой кобылке, которую назвал Лили.
– Это как хвататься за горячую кочергу, чтобы поворошить угли в горне, да, капитан? Тут же обожжешь руку.
– Руку, да. Кенеба, нас с тобой и все прочие взводы.
– Э… Я как бы про обычную руку…
Фарадан Сорт изучающе посмотрела на спутника.
– Кажется, я начинаю замечать их.
– Кого? – спросил Клюв.
– Те моменты, когда ты считаешь себя самым тупым на свете.
– А… – Эти моменты. – В моей верности не сомневайтесь, капитан. Я никому не был так предан. Никогда.
Фарадан Сорт странно покосилась на него, но промолчала.
Снова выехав на тракт, они повернули на восток.
– Бузотеры должны быть где-то там, – предположила капитан.
Клюв кивнул. Вот уже две ночи подряд они выслеживали взводы Хеллиан и Урба. Буквально шли по трупам, от засады к засаде. И всюду мертвые летерийцы с тисте эдур, где-то в кустах, раздетые догола. Клюв даже отворачивался, чтобы не смотреть, – боялся дурных мыслей. Боялся смотреть на места, которые мама заставляла его трогать той ночью… Нет, нет, прочь, дурные мысли, дурные воспоминания. От них можно повеситься, как брат.
– Их надо разыскать, Клюв.
Он кивнул еще раз.
– Нам нужно их приструнить. Желательно сегодня. Получится?
– Там – тот, которого зовут Бальгрид, капитан. И другой, по имени Таз, – тот, что очень быстро обучился магии. У Бальгрида белая свеча, понимаете, а эти земли много-много лет не знали белой свечи. Поэтому за ним тянется шлейф всех оставленных тел: отрезанные уши, пальцы и прочее, которые они вешают себе на пояс, – и от этого след путается. Поэтому мы и ходим от бойни к бойне, вместо того чтобы сразу найти их.
Фарадан Сорт смерила его еще одним долгим любопытным взглядом.
– Так мы же верхом, Худ побери.
– Они тоже, капитан.
– Уверен?
– Скорее всего. Как раз сегодня. Все дело в Обителях. Одна из них посвящена животным. И если летерийские маги поймут это, то очень быстро их отыщут.
– Худов дух, Клюв. А нас?
– Нас тоже. Конечно, здесь кругом народ на лошадях, со стременами и без. Но если вдруг к нам подойдут совсем близко, то даже серая с голубой свечи не помогут.
– Тогда тебе придется показать им еще парочку других.
Плохая мысль, ох плохая…
– Очень надеюсь, что не придется.
– Ладно, поехали.
Прошу, капитан, не надо выжигать меня изнутри. Всем от этого будет только хуже. Я все еще слышу их крики. Всегда доходит до крика, и я начинаю первый. А мой крик пугает меня сильнее всего. До отупения.
– Эх, была бы здесь Масан Гилани… – вздохнул Воришка, отирая руки от крови кусками мха.
Хеллиан непонимающе посмотрела на него. Какая еще Масан-Гасан, тупица?
– Сержант, послушайте, – повторил Бальгрид.
Он так часто говорил это, что Хеллиан перестала слушать. Шепот – как шипение костра, когда его заливает мужчина из своего причиндала, которого нет у женщин. Темнота, шипение и мерзкий запах. «Сержант, послушайте», затем журчание, и все – дальше она не слушала.
– Да послушайте вы, наконец. – Бальгрид не выдержал и ткнул ее пальцем. – Сержант!
Она гневно взглянула на палец.
– Хошь, чтоб оттяпала себе щеку, солдат? Еще раз тронешь, и пожалеешь, зуб даю.
– Нас преследуют.
– Давно? – проворчала она.
– Две, может, три ночи.
– И ты тольк щас об этом говоришь? Худов дух, что за сборище недоумков. Как нас преследуют? Вы с Тазом говорите, что укрыли нас – не’наю чем, но укрыли. Чем вы нас укрыли, а? Ага, просто ссали, чтоб со следу сбить. – Она яростно выкатила глаза. – Вот так: пс-с…
– Чего? Нет. Сержант, послушайте…
Снова здоро́во. Хеллиан поднялась, мягкая земля предательски шатнулась под ногами. О, тут надо держать ухо востро, чтобы не навернуться.
– Так, кто-нить… Вот ты вот, капрал. Оттащи трупы.
– Так точно, сержант.
– Слушаюсь, сержант.
– Теперь вы двое. Может, и Возок…
– Я Мазок.
– Помогите капралу. Сами нагадили – сами и убирайте.
Что верно, то верно. Мерзкая вышла стычка. Шестнадцать летерийцев и четверо эдуров. Впрочем, арбалетные болты не разбирают, кто человек, а кто нет. С пробитыми головами эдуры попадали с лошадей, как мешки с камнями. Следом полетела шрапнель: одна впереди летерийской колонны, вторая – сзади. Бах, другой – и сумерки огласились воплями, кони и люди смешались в кучу, не разберешь, где кто.
Проклятые летерийцы оправились слишком уж быстро. Убийственно быстро для Ханно. Бедняге жестоким ударом снесли половину черепа. Солдат при этом потерял равновесие – все из-за нелепых стремян, – так что Урб своей ручищей сумел ухватить того за пояс и стащить на землю. От удара из летерийца выбило весь дух. Следом Урб с размаху вогнал кулак в железной перчатке ему в лицо, да так, что стесал костяшки о заднюю стенку черепа, над самыми позвенцами, или как их там. Зубы, осколки костей и куски мяса полетели в разные стороны.
Первая потеря в двух взводах. Ханно понадеялся, что летерийцы сбиты с толку и ошеломлены, потому и подставился. Очень быстро оправились: как пить дать ветераны.
Лизунца тоже неприятно подрезали, однако вмешался Бальгрид. Теперь пехотинец хотя бы пришел в себя и не истекает кровью. Капрал Рим лишился двух пальцев на левой руке – неудачно закрылся щитом. Да уж, сержант из Урба так себе.
Хеллиан не спеша развернулась. Напротив нее на прогнившем бревне с убитым видом сидел Урб. Сержант глотнула рома и уверенно подошла к нему.
– Ну что, мы с тобой теперь сослуживцы? Давай отползем куда-нить под куст. Меня что-т’тянет жарко посопеть с кем-нить. А раз мы оба в одном звании, то нам прям положено, так что никто спорить не станет.
Он вытаращился на нее, как разбуженная сова.
– А что не так-то, Урб? Я небось не такая ж страшная, как ты.
– Это Урб-то страшный? – Рим недоверчиво гоготнул. – Да сама Гилани перестает соображать, когда он рядом! Потому-то и не спорила, когда ее перевели во взвод к Бальзаму.
Хеллиан хмыкнула.
– Заткнись, Рим, а? Ты всего-навсего капрал. Вот и не вмешивайся в сержантские дела.
– Вы хотите покувыркаться с Урбом, – не унимался Рим. – То, что вы оба сержанты, тут ни при чем: просто Урб выглядит как Худов бог, а у вас от пьянства на уме только «жаркое сопение».
– И все равно не суй нос.
– Ладно, не буду, но нам-то ваше сопение слушать. Верно говорит Воришка: будь здесь Масан, мы бы тоже о всяком таком мечтали. А вдруг ей надоело бы волочиться за Урбом и она бы решила…
– Когда это тебя прорвало на речи, Рим? – вмешался Бальгрид. – Загадочное молчание шло тебе куда лучше. Оттяпали тебе пару пальцев, и понеслось?
– Так, тихоссе, – вмешалась Хеллиан. – Хотите еще патруль накликать, чтобы взяли нас тепленькими? В общем, всем – кроме Урба – проверить снаряжение, собрать трофеи и все такое. Хотите слушать, слушайте, но только чур не стонать от зависти и все такое.
– Хеллиан, мы не от зависти будем стонать. Скорее…
– Загадочное молчание, Рим, чтоб тебя!
– Нет, Бальгрид, я хочу говорить, и только попробуй меня остановить…
– А вот и попробую, только ты не обрадуешься.
– Некромант паршивый.
– Оборотная сторона Дэнула, Рим, сколько раз повторять. Дэнул дарит, Худ отнимает.
Хеллиан нависла над Урбом; тот выглядел испуганным.
– Не боись, резать не буду, – заверила она. – Твоего, во всяком случае. Но если что-нибудь нам будет мешаться…
– Вот прекрасное моховое ложе. – Воришка выпрямился и сделал приглашающий жест.
Хеллиан рывком подняла Урба на ноги. Вдруг подскочил Бальгрид.
– Сержант, послушайте… – Но она уже потащила Урба за собой. – Да стойте вы, сержант! Преследователи! Нас нашли!
Все солдаты как один выхватили оружие и заняли оборонительную позицию, выстроившись кругом вокруг Хеллиан с Урбом.