Горячо!
Сэрен Педак почувствовала, как змейка отдернулась. Прямо в ее сознание волнами хлынул обжигающий жар.
Лихорадка, пылающая в душе Удинааса! Он пошевелился под одеялом, но не проснулся.
Надо действовать тоньше, самой стать той змейкой, форму которой она избрала. Сэрен Педак снова подобралась поближе к пылающей печи, потом закопалась в окружающий ее горячий песок. Было больно, но теперь она поняла, что этот огонь – вовсе не неотъемлемый атрибут души Удинааса. Все дело в том месте, куда занесло его сновидение – в царство обжигающего света…
Она открыла глаза и обнаружила себя на изрезанной равнине. Докрасна раскаленные, хрупкие валуны. Плотный тугой воздух – словно дыхание гончарной печи. Выжженное добела небо над головой.
Удинаас, спотыкаясь, ковылял куда-то в десяти шагах от нее. Она заставила змейку скользнуть следом.
Над ними проплыла огромная тень. Удинаас резко развернулся и, выгнувшись, уставился вверх – тень прошла мимо, двинулась дальше – дракон в серебряной и золотой чешуе, скользя на распростертых крыльях, миновал гребень холма прямо перед ними и через мгновение исчез из виду.
Сэрен чувствовала – Удинаас ждет, что дракон появится снова. Потом он его увидел – крошечного, как точку, сияющую пылинку, стремительно тающую в небесах. Летерийский раб что-то прокричал, но Сэрен не смогла понять, был ли это вопль гнева или разочарования.
Не нравится, что его бросили.
На змейку посыпались мелкие камушки, она в ужасе развернула головку – и увидела прямо над собой женщину. Не Менандор. Летерийка. Маленькая, гибкая, светлые, почти совершенно белые волосы. Она робко двинулась к Удинаасу, в каждом движении читалось – нервы у нее натянуты так, что вот-вот лопнут.
Еще одна незваная гостья.
Удинаас пока не отвел взгляда от небес, и Сэрен смотрела, как летерийка подкрадывается к нему все ближе. В пяти шагах она остановилась, выпрямилась, разгладила ладонями спутанные лоснящиеся волосы. Исполненным страсти голосом незнакомка произнесла:
– Я давно тебя ищу, любимый!
Он не обернулся. Даже не шелохнулся, но Сэрен заметила в его позе, в линии спины, даже в том, как он держит голову, нечто новое. В голосе, когда Удинаас наконец ответил, прозвучала усмешка:
– Любимый?
Он уже стоял к ней лицом. Полные боли глаза, застывшие черты – заледеневшие, словно дерзкий вызов окружающему огненному царству.
– Уже не тот пугливый зайчонок, как прежде, Пернатая Ведьма – о, я вижу, как зазывающе ты теперь на меня смотришь, вижу бесстыжесть, слышу приглашение в твоем голосе. И тем не менее истина в том, что огонь сомнения ты скрыть не можешь. К тому же, – добавил он, – я слышал, как неуверенно ты ко мне подбираешься, и даже мог обонять твой страх. Что тебе нужно, Пернатая Ведьма?
– Я не боюсь, Удинаас, – ответила женщина.
Да, то самое имя. Пернатая Ведьма. Подружка-рабыня, метательница плиток. Однако кто бы мог подумать, насколько сложные у них отношения.
– Боишься, – возразил Удинаас. – Поскольку рассчитывала застать меня здесь одного.
Она оцепенела, потом заставила себя пожать плечами.
– Менандор, ты безразличен, любимый. Тебе следует это понять. Для нее ты не более, чем оружие.
– Какое из меня оружие? Тупое, выщербленное, слишком хрупкое.
Пернатая Ведьма расхохоталась – резко, визгливо.
– Хрупкое? Странник меня забери, Удинаас, вот уж этого-то в тебе никогда не было!
Сэрен Педак с этой оценкой согласилась. Зачем он прибедняется?
– Я спросил, что тебе нужно. Зачем ты здесь?
– С нашей последней встречи я сильно изменилась, – ответила Пернатая Ведьма. – Я стала Дестрой Ирант Странника, последнего Старшего бога летерийцев. Стоящего за Пустым Троном…
– Трон не пуст.
– Он опустеет.
– Твоя новообретенная вера опять нам мешает. Твоя настойчивость, происходящая из надежды, что ты снова в центре событий. Где сейчас скрывается твое бренное тело, Пернатая Ведьма? Разумеется, в Летерасе. В каком-нибудь вонючем, душном закутке, который ты объявила храмом, – о да, твоя уязвленная реакция ясно показывает, что я не ошибся. Насчет тебя. Значит, ты изменилась, Пернатая Ведьма? Что ж, обманывай себя сколько хочешь. Но не думай, что сумеешь одурачить меня. Что я упаду сейчас в твои объятия, задыхаясь от преданности и похоти.
– А когда-то ты меня любил!
– Когда-то я еще и вдавил раскаленные докрасна монеты в мертвые глазницы Рулада. Увы, оказалось, что они не так уж и мертвы. Мое прошлое – сплошное море сожалений, однако я уже выполз на берег, Пернатая Ведьма. И, надо сказать, довольно далеко.
– Мы должны быть вместе, Удинаас! Дестра Ирант и Т’орруд Сегул, и у нас в распоряжении будет Смертный Меч. Летерийцы, все трое. Так и должно быть, и посредством нас Странник возвысится опять. Получит власть, господство – все то, что нужно нашему народу, чего нам так давно не хватало.
– Вот только тисте эдур…
– Их власть скоро кончится. Серая империя Рулада была обречена с самого начала. Ты и сам это видел. Она уже шатается, трещит по швам, начинает рассыпаться. Но мы, летерийцы, ее переживем. Мы переживали любые невзгоды, а теперь, с возрождением веры в Странника, наша империя заставит трепетать весь мир. Дестра Ирант, Т’орруд Сегул и Смертный Меч – втроем мы будем стоять за Пустым Троном. Богатые, вольные поступать, как нам заблагорассудится. Эдур станут нашими рабами. Сломленные, жалкие эдур. Мы сможем заковать их в цепи, избивать, делать с ними все то, что они некогда делали с нами. Ты можешь любить меня, Удинаас, или не любить. Насладиться сейчас моим поцелуем или отвернуться – не имеет значения. Ты – Т’орруд Сегул. Странник избрал тебя…
– Ты хочешь сказать – попытался. Я велел болвану убираться восвояси.
Она осеклась, слишком ошеломленная, чтобы что-то сказать.
Удинаас пренебрежительно махнул рукой и отвернулся в сторону.
– Я и Менандор предложил проваливать. Они хотят меня использовать в качестве разменной монеты, которую можно передавать туда-сюда. Только я все знаю про монеты. Знаю, как смердит от их прикосновения горящая плоть. – Он снова взглянул на Пернатую Ведьму. – Если даже я и монета, то никому не принадлежу. Иной раз меня можно одолжить. Можно мной рискнуть – так бывает даже чаще. Обладать мной? Разве только совсем недолго.
– Т’орруд Сегул…
– Поищи кого-нибудь другого.
– Но ты избран, упрямый идиот! – Она вдруг шагнула вперед, дернула свою заношенную тунику рабыни. Ткань с треском разорвалась, заполоскалась на горячем ветру, словно драные клочья какого-нибудь имперского флага. Обнаженная, она протянула руки, чтобы охватить ими шею Удинааса, притянуть его к себе…
Удинаас оттолкнул ее так, что она распростерлась на каменистой почве.
– Я больше не позволю себя насиловать, – проговорил он низким, скрипучим голосом. – Потом, я же сказал – мы не одни. Очевидно, ты меня неправильно поняла… – Он шагнул мимо нее, прямо к змейке, которой была Сэрен Педак.
Сэрен очнулась оттого, что мозолистая рука сомкнулась у нее на горле. Открыла глаза и встретилась с другими глазами, сверкающими во мраке.
Она чувствовала, как его бьет дрожь, его тело прижимало ее к земле, потом его лицо приблизилось, жесткая щетина бороды уколола щеку, он прижал губы ей к правому уху и зашептал:
– Я уже некоторое время ожидал чего-то подобного, Сэрен Педак. Позволь выразить мое восхищение… тем, что ты держалась так долго. Увы, ты все же не удержалась.
Она с трудом могла дышать, сжимавшие горло пальцы были словно сделаны из железа.
– То, что я сказал насчет насилия над собой, вполне серьезно, аквитор. Еще одна попытка, и я тебя просто убью. Тебе все понятно?
У нее получилось кивнуть. Теперь она ясно видела в его лице всю глубину предательства, которое он сейчас ощущал, ужасную рану. Оттого, что она могла с ним так поступить.
– Можешь считать меня никем, – продолжал Удинаас, – если тебе от этого легче в той жалкой ямке, где ты живешь, Сэрен Педак. В конце концов, это и есть основная причина того, что ты не удержалась. Только, видишь ли, мной уже довелось попользоваться богиням. Боги тоже пытались. И даже тощая ведьма, которую я когда-то вожделел и которая полагает, что ее вариант тирании чем-то отличается в лучшую сторону от всех прочих. Я был рабом, не забывай, мне не привыкать, что мной пользуются. Но только – слушай меня внимательно, женщина! – я больше не раб…
Сверху прозвучал голос Фира Сэнгара:
– Отпусти ее горло, Удинаас. То, что ты сейчас чувствуешь у себя на шее, – острие моего меча, и да, то, что по тебе течет, – струйка твоей собственной крови. Аквитор обручена с Труллом Сэнгаром. Она под моей защитой. Отпусти ее, или ты умрешь.
Сжимающая горло Сэрен Педак хватка ослабла, пальцы разжались…
Фир Сэнгар, ухватив раба за волосы одной рукой, оторвал его от нее, швырнул на землю, меч описал в воздухе бледную шипящую дугу…
– Нет! – взвизгнула Сэрен Педак, бросившись на Удинааса и закрыв его своим телом. – Нет, Фир! Не трогай его!
– Аквитор…
Остальные, проснувшись, вскакивали сейчас на ноги по обе стороны от них…
– Не причиняй ему вреда, Фир Сэнгар! – Я и так причинила более чем достаточно. – Удинаас… он имел право… – Ох, помоги мне Странник. – Он имел право, – повторила она, чувствуя, что разодрала себе визгом все горло. – Я… послушай, Фир, ты не понимаешь. Я ему сделала… я совершила один проступок. Ужасный проступок. Умоляю… – она уже приподнялась и обращалась ко всем сразу, – умоляю вас, это я во всем виновата.
Удинаас отпихнул ее в сторону, высвобождаясь, и она до крови оцарапала локоть.
– Сделай день, Силкас Руин, – пробурчал он.
– Но ночь еще…
– Сделай день, чтоб тебя! Хватит уже спать – пора двигаться. Быстрей!
К изумлению Сэрен Педак, небо начало светлеть. Что? Но как?
Удинаас, уже рядом со своей подстилкой, тычками уминал ее и засовывал в заплечный мешок. Она увидела, что на щеках у него блестят слезы.