– Тогда пусть маг со своим сапером озаботятся делами нашего благодетеля, а мы возьмем на себя защиту этого места и твоих сородичей, что зовут его своим домом.
Имасс, прищурившись, взглянул на него.
– Ты так легко это говоришь?
– Кто здесь требовался, Онрак, так это маг. И его сила – он станет орудием нашего благодетеля в том, чему предстоит случиться. Мы с тобой были для него лишь эскортом, если угодно, телохранителями.
– Ты меня не понял, Трулл Сэнгар. Я удивляюсь твоей готовности снова рисковать жизнью. На этот раз ради людей, которые для тебя никто. Ради страны, которая для тебя чужая.
– Это твои родичи, Онрак.
– Дальние родственники. Бентракты.
– Если бы верховенство над племенами эдур получили бы, скажем, ден-рата, а не мое собственное племя хиротов, разве я не был бы готов отдать жизнь, защищая их? Они тоже мой народ. С тобою все так же, ведь правда? Логросы, бентракты – разные племена, но один народ.
– У тебя большая душа, Трулл Сэнгар. Ты меня устыдил.
– Быть может, тут ты ошибаешься, друг мой. Быть может, все, что ты сейчас во мне видишь, есть лишь поиск правого дела – чего-то, за что я мог бы сражаться и умереть.
– Здесь ты не умрешь.
– Но, Онрак…
– Быть может, я и стану сражаться, чтобы защитить бентрактов и их край, но я здесь не ради этого. А ради тебя.
Трулл опустил глаза, не в силах встретить взгляд своего друга, а сердце его резанула боль. Старая, глубоко укоренившаяся, проснувшаяся вновь.
– Этот самый сын, – сказал Онрак, помолчав, – на вид очень молод.
– Как и я сам.
– Если заглянуть тебе в глаза, не скажешь. Желтые глаза этого одиночника совсем другие. – Онрак, похоже, совсем не заметил, какую рану нанес Труллу своими словами. – Вот они молоды.
– Невинны?
Онрак кивнул.
– Доверчивы. Как у ребенка.
– Значит, мать была ласковой.
– Его воспитала не она, – возразил Онрак.
А, значит, это от имассов. Теперь я начинаю видеть и понимать.
– Мы должны быть бдительны, Онрак.
– Должны.
Руд Элаль провел их через расщелину между двумя торчащими вверх слоистыми утесами и дальше по тропинке, которая, извиваясь среди валунов, наконец вывела их к деревне имассов.
Сложенные из камней хижины вдоль откоса. Шатры на каркасах из бивней, тонконогие сушильные решетки, на которых натянуты шкуры. Дети, похожие на низеньких бесенят, носятся туда-сюда среди собравшихся на околице трех десятков имассов. Мужчины, женщины, старики. Один из воинов стоит впереди, еще трое – немного сбоку. Их одежда сильно изношена и несколько отличается по фасону и покрою от платья остальных имассов. Чужаки, понял Трулл, – гости, но не совсем свои.
Дружелюбное лицо Онрака, который тоже их увидел, закаменело.
– Друг мой, – негромко произнес он, – остерегайся этой троицы.
– Я уже и сам понял, – прошептал Трулл в ответ.
Руд Элаль встал рядом с вождем.
– Это Улшун Прал, – объявил он, положив руку на могучее плечо вождя. Его жест выражал откровенную любовь – и, казалось, также и блаженное непонимание того напряжения, которое опустилось на деревенскую околицу.
Онрак шагнул вперед.
– Я – Онрак Разбитый, некогда принадлежавший к логросовым т’лан имассам, детям Ритуала. Прошу твое племя принять нас как гостей, Улшун Прал.
Воин, кожа которого была цвета меда, нахмурившись, сказал что-то Руду Элалю на своем языке. Руд кивнул ему и повернулся к Онраку:
– Улшун Прал спрашивает, почему ты не говоришь на Первом Языке.
– Он спросил, почему я выбрал другой язык? – уточнил Онрак.
– Да.
– Моим друзьям Первый Язык незнаком. Я не могу просить дозволения быть гостями на языке, которого они не понимают, поскольку в гостях они будут обязаны подчиняться законам племени и должны это знать, прежде чем я смогу пообещать за них, что мы пришли с миром.
– Но ты мог бы для них перевести? – спросил Руд Элаль.
– Разумеется, однако я решил, Руд Элаль, что переводить следует тебе – Улшун Прал тебя знает и доверяет, а меня видит впервые.
– Хорошо, я так и поступлю.
– Да ладно вам уже, – воззвал к ним Вал, осторожно опуская наземь свой мешок. – Обещаем вести себя прилично, если нас не станут убивать, или, хуже того, не заставят жрать какие-нибудь жуткие овощи, которые в остальной вселенной давно уже повывелись – и правильно сделали.
Руд Элаль, оказавшийся на удивление способным толмачом, переводил слова сапера чуть ли не на лету.
Брови изумленного Улшуна Прала поползли вверх, он повернулся и, дико размахивая руками, принялся орать на пожилых женщин, сбившихся в кучку у края толпы.
Вал угрюмо уставился на Онрака:
– А что я такого сказал-то?
Трулл, однако, видел, что друг его улыбается.
– Улшун Прал приказал поварихам выловить весь баэктар из жаркого, которое для нас приготовили.
– Баэк… что?
– Это, Вал, такой овощ, которого нигде уже не осталось.
Внезапно все напряжение куда-то исчезло. Имассы улыбались, выкрикивали что-то явно приветственное, многие подошли поближе, сначала к Онраку, потом, с выражением удивления и радости на лицах, к Труллу – хотя, нет, как он понял, вовсе не к нему, а к детенышам эмлава. Которые принялись утробно урчать, а короткопалые руки тянулись, чтобы потрепать их шерстку и почесать за небольшими ушами с кисточкой.
– Ты только глянь, Бен! – Вал выпучил глаза от изумления. – Это что, честно?
Маг хлопнул сапера по спине.
– Правду говорят, Вал, мертвые – они воняют.
– Ну вот, снова обидеть норовит.
Вздохнув, Трулл выпустил из рук кожаные поводки и отступил на шаг назад.
– Ты ничем таким не пахнешь, – улыбнулся он Валу.
Однако солдат лишь еще больше нахмурился.
– Знаешь, Трулл Сэнгар, ты мне, может, и нравишься, но завязывай уже со своей вежливостью, а то скоро разонравишься, не сойти мне с этого места.
– Если я тебя обидел…
– Да не обращай ты на Вала внимания, – перебил его Быстрый Бен, – во всяком случае, на то, что он мелет. Поверь, если бы мы его слушали, рехнулись бы всем взводом. Не обращай внимания… пока он не полезет в свой проклятый мешок.
– А тогда что? – спросил ничегошеньки не понимающий Трулл.
– А тогда беги со всех ног, словно за тобой сам Худ гонится.
Онрак тем временем выбрался из толпы встречающих и зашагал навстречу чужакам.
– Все верно, – негромко произнес Быстрый Бен. – От этих действительно добра не жди.
– Потому что они подобны Онраку? Т’лан имассы?
– Да, прошедшие Ритуал. Вопрос, однако, в том, что они здесь делают.
– Я подозреваю, Быстрый Бен, что с какой бы целью они сюда ни явились, произошедшие с ними изменения не могли их не потрясти – быть может, как и в случае с Онраком, их души пробудились заново.
– Верно, выглядят они несколько не в себе.
Беседа Онрака с чужаками была недолгой, и он снова вернулся к своим спутникам.
– Ну и что? – требовательно спросил маг.
Онрак хмурился.
– Оказывается, это тоже бентракты. Но из прошедших Ритуал. А клан Улшуна Прала был среди тех немногих, кто отказался это сделать, поскольку их убедили аргументы Килавы Онасс. Поэтому, – добавил Онрак, – они и приветствовали эмлава с такой радостью, словно они дети самой Килавы. Таким образом, между двумя группами бентрактов имеется застарелая неприязнь. Улшун Прал в те времена еще не был вождем клана, т’лан бентракты его даже и не помнят.
– И это вызвало сложности?
– Вызвало, поскольку один из чужаков – избранный вождь. Избранный самими же бентрактами. Хостиль Ратор.
– А остальные двое? – уточнил Быстрый Бен.
– Да, с остальными все еще сложней. Заклинательница костей Улшуна Прала погибла. Тил’арас Бенок и Гр’истанас Иш’ильм, справа и слева от Хостиля Ратора – заклинатели.
Трулл Сэнгар глубоко вздохнул:
– Стало быть, они думали захватить власть?
Онрак Разбитый кивнул.
– И что же им помешало? – поинтересовался Быстрый Бен.
– Руд Элаль, маг. Они боятся сына Менандор.
Дождь продолжал громыхать, с каждым мгновением очередная сотня тысяч дротиков со стальными наконечниками обрушивалась из мрака на черепичную крышу, разбивалась вдребезги о камни мостовой, по которой вниз, к гавани, наперегонки друг с другом мчались потоки воды.
Лед к северу от острова не хотел умирать без боя. Бело-голубые горы, разрушенные волшебством упрямой девочки-мага, поднялись в небеса столбами пара, заклубились там огромными тучами, и тучи эти, которых теперь ничто не сдерживало, проследовали маршем на юг и со всей яростью разверзлись над беззащитным городом. Ясный день сделался ночью, и сейчас, когда колокола на башне глухо, словно из-под толщи воды, пробили полночь, казалось, что ночь эта не закончится уже никогда.
Завтра – если оно только наступит – разномастный флот адъюнкта поднимет паруса. Престолы войны, два десятка хорошо вооруженных и быстрых кораблей эскорта, последние транспорты с остатком частей Четырнадцатой армии, и изящный черный дромон, гонимый вперед неутомимыми веслами обезглавленных тисте анди. Ну и, конечно, впереди пойдет корабль местных пиратов под командованием мертвой женщины, но что тебе до нее за дело? Да-да, вернемся лучше к чернобокому кошмару.
Те, кто дал им приют, изо всех сил старались, чтобы ужасная правда о квонском дромоне не дошла до Нимандра Голита и его сородичей. Отрубленные головы на палубе, насыпанные кучей вокруг мачты, – что ж, их прикрыли. Лучше бы обойтись без истерик, которых не избежать, если принятые на борт живые тисте анди увидят лица сородичей – ближайших сородичей, поскольку они же с Плавучего Авали? Ну да, разумеется. Отцы, матери, дядья и да, какая удачная получается игра слов – главы семейств, преждевременно срезанные с фамильного древа до того, как их дети стали достаточно взрослыми, достаточно мудрыми, достаточно крепкими, чтобы выжить в этом мире. Срезанные главы, ха-ха. Так вот, смерть – это одно. Умереть – это одно. Это одно, а бывает и всякое другое, и для того, чтобы это понять, особой мудрости не нужно. НО головы не умерли, не закоченели, чтобы потом размякнуть, разлагаясь. Л