– Я рада, что мы не все достоинства у них унаследовали.
Он прокашлялся, однако ничего не сказал. Йан Товис вздохнула.
– Похоже, Пулли и Сквиш решили, будто у них теперь смысл жизни в том, чтобы поучать меня на каждом шагу.
– Остальные ведьмы избрали их своими представителями. Начало твоего правления, королева, окружено бурей недовольства.
– Все еще хуже, – сказала она. – Город полон бывших заключенных. От беглых должников до убийц. Бруллиг с ними управлялся, поскольку был в этом змеином клубке самой опасной гадюкой. Теперь они смотрят на меня и видят атри-преду императорской армии, то есть очередного тюремщика, а ты, Дерриг, просто мой полномочный финадд. На шайхов с их королевой они плевать хотели.
– Как раз потому-то тебе и нужны ведьмы, Сумрак.
– Знаю. И если этого еще недостаточно, чтобы себя пожалеть, – они тоже знают.
– Тебе нужно как-то укрепить свое влияние, – заметил он.
– Золотые слова!
– У тебя склонность к сарказму с самого детства.
– Извини.
– И ответ, мне кажется, ты найдешь у тисте анди.
Она уставилась на него:
– Что ты имеешь в виду?
– Кто знает о нашем прошлом даже больше, чем ведьмы? Кто помнит его чистым? Не изгаженным многими поколениями разложения, избирательных воспоминаний и лжи во спасение?
– Твоими бы устами да мед пить, Йедан.
– Опять сарказм.
– Да нет, ты в некотором роде сумел меня впечатлить.
Он рассматривал ее, выпятив челюсть. Она расхохоталась. Просто не могла удержаться.
– Ой, да будет тебе, братец. Вот и чужаки ушли и, скорее всего, не вернутся. Никогда.
– Уплыли навстречу смерти?
– А сам ты как думаешь?
– Я не столь уверен, Сумрак. Эта дитя-маг, Синн…
– Может, ты и прав. Пулли и Сквиш, узнав, что она уплывает, чуть ли не в пляс пустились.
– Она уничтожила ледяную стену размером в половину Предела. Я бы этих малазанцев со счета не сбрасывал.
– Адъюнкт меня как-то не впечатлила, – заметила Йан Товис.
– Может быть, потому, что ей этого и не требовалось.
Сумрак задумалась над его словами. Потом задумалась над ними еще раз.
Не говоря ни слова, оба повернулись спиной к сверкающей бухте и к отошедшим уже довольно далеко чужеземным кораблям.
Утреннее солнце понемногу начало пригревать – что явилось последним, самым убедительным доказательством того, что лед умер, что угроза миновала. Остров выживет.
На улице перед ними на отмытую дочиста мостовую из окна второго этажа выплеснулось содержимое первого на сегодня ночного горшка. Прохожие шарахнулись прочь.
– Твой народ приветствует тебя, королева.
– Ох, Йедан, помолчи уже.
Стоя у левого борта, капитан Добряк наблюдал за «Силандой», которую от них отделяла покрытая рябью морская поверхность. Солдаты обоих взводов, размещенных на корабле-призраке, высыпали на палубу, кое-кто играл в кости или занимался чем-то столь же предосудительным, а весла продолжали ритмично вспенивать воду. Масан Гилани стояла у рулевого весла в компании сержанта Шнура.
Повезло же этому паршивцу. Лейтенант Порес, по правую руку от капитана, облокотился на поручень и тоже не отрывал глаз от Масан Гилани – как, по всей вероятности, и каждый матрос на эскортном судне, во всяком случае, если не считать тех, кто ставил сейчас паруса.
– Лейтенант.
– Да, капитан?
– Чем это вы занимаетесь?
– Хм, ничем особенным.
– Вы опираетесь на планширь. По стойке «вольно». Я что, лейтенант, давал команду «вольно»?
Порес выпрямился.
– Виноват!
– Этой женщине следовало бы объявить взыскание.
– Мне тоже кажется, капитан, на ней что-то маловато надето.
– За нарушение формы одежды.
– И очень соблазнительное, правда?
– Я уверен, лейтенант, что вы хотели сказать – «очень серьезное».
– Вы совершенно правы, капитан, именно это слово и было у меня на языке. Благодарю вас.
– Шайхи делают замечательные гребни, – заметил Добряк. – Из черепашьих панцирей.
– Произведения искусства, капитан.
– Стоят, правда, дорого, но за такое никаких денег не жалко, я полагаю.
– Так точно, капитан. Вы свои уже успели опробовать?
– Лейтенант, по-вашему, в этом есть что-то смешное?
– Никак нет, капитан, ни в коем случае.
– Поскольку достаточно очевидно, лейтенант, что волос у вашего начальника не так уж и много.
– Если вы имеете в виду волосы на голове, капитан, то не могу не согласиться, это действительно, хм, очевидно.
– По-вашему, лейтенант, я что, завшивел и должен использовать гребень где-то еще помимо головы?
– Откуда мне знать? То есть я хотел сказать, разумеется, нет, капитан!
– Лейтенант, я хотел бы, чтобы вы отправились сейчас ко мне в каюту и подготовили на этого солдата дисциплинарный рапорт.
– Но, капитан, она же из морпехов.
– Указанный рапорт вам надлежит отправить Кулаку Кенебу, как только для этого представится разумная возможность. Так, и чего вы здесь ждете? Долой с глаз моих, и не хромать!
– Я давно уже не хромаю, капитан.
Отсалютовав, Порес устремился прочь, стараясь не прихрамывать. Проблема заключалась в том, что рядом с капитаном Добряком у него это превратилось в своего рода привычку. Надо признать, попытка вызвать к себе хоть какое-то сочувствие была довольно жалкой. Капитан Добряк ни к кому не испытывал сочувствия. Соответственно и друзей у него не водилось. Если не считать за друзей его гребешки. «Такие же, как ты сам, – негромко пробормотал Порес, спускаясь в каюту Добряка. – Зубы есть, укусить не могут. А туда же – черепаховые!»
За спиной у него раздался голос Добряка:
– Я решил сопровождать вас, лейтенант. Чтобы при необходимости наставить вас в чистописании.
Порес дернулся, неудачно припав при этом на ногу, и, потирая больное бедро, открыл дверь каюты.
– Так точно, – вяло произнес он.
– А когда вы закончите, лейтенант, моим новым черепаховым гребням потребуется тщательная чистка. Шайхи не производят впечатления особенно чистоплотных.
– Черепахи тоже.
– Прошу прощения?
– Я буду тщательным как никогда, капитан!
– И аккуратным.
– Разумеется, капитан!
– Если подумать, вероятно, имеет смысл дать вам практические наставления и в этом деле.
– Так точно, капитан!
– И еще – мне показалось или вы хромаете?
– Никак нет, капитан, мне значительно лучше!
– В противном случае, лейтенант, для вашей хромоты нам потребовалась бы достойная причина. К примеру, мне пришлось бы отыскать дубинку потяжелее и переломать вам все кости на ноге. Такая сгодилась бы? Отвечать не обязательно, я все вижу по глазам. На вашем месте я бы постарался поскорей отыскать чернильницу.
– Смотри-ка, Масан, а ведь это там капитан Добряк собственной персоной. Слюнки на тебя пускает.
– Ну и болван же ты, – откликнулась она, но все-таки добавила: – Сержант.
Шнур лишь ухмыльнулся.
– Даже на таком расстоянии твои, хм, прелести ни с чем не спутать.
– Сержант, у Добряка, я подозреваю, не было женщины с момента совершеннолетия – а в тот день ему папаша или дядюшка просто шлюху купил. Женщины подобное нутром чуют. Он весь из подавленных желаний, причем в худшем смысле.
– Ага, а как же, интересно, подавляются желания в лучшем смысле?
– Речь о мужчине? Ну, к примеру, можно благопристойно себя вести – скажем, не пользоваться тем, что ты старше по званию. И вообще, сержант, слушай внимательно. Если хочешь знать, все истинно благородные поступки в той или иной мере обусловлены подавленными желаниями.
– Худа ради, где ты такого набралась? Не в далхонских же степях?
– Ты не поверишь, сержант, какие у деревенских женщин темы для разговоров.
– Однако, солдат, я здесь потому, что должен рулить этим треклятым кораблем, так что именно ты сюда заявилась, чтобы постоять рядом, а вовсе не наоборот.
– Просто хотелось убраться подальше от Бальзамова взвода – не говоря уже об этом твоем сапере, Хрусте, который, кажется, решил, что я достойна поклонения. Утверждает, что у меня есть хвост, словно у какой-то там богини-саламандры.
– У тебя есть… что?
– Вот именно. И если он меня за него ухватит, хвост может отвалиться. По-моему, он в том смысле, что считает, будто я для ему подобных слишком хороша. Ну, хоть тут повезло. Однако взгляды он на меня бросает те еще.
– На тебя бросают взгляды, Масан Гилани, потому что ты делаешь все, чтобы их привлечь. Просто носи броню, как положено, и через день-другой все про тебя позабудут.
– Броню на корабле? Вот уж спасибо! Гарантированный способ раньше всех достичь дна.
– Мы не собираемся вступать в морской бой, – объявил Шнур.
– А что нам мешает? У летерийцев вроде бы завалялась флотилия-другая, разве нет?
– В основном они изрядно потрепаны за долгий срок, который провели в море, Масан Гилани. Кроме того, они не слишком-то сильны в абордажном бою – я хочу сказать, больше склонны полагаться на магию.
– Без морпехов мы тоже мало на что будем способны.
– Ну, они-то не знают, что мы сейчас без морпехов.
– Мы сейчас еще и без Быстрого Бена.
Облокотившись на руль, Шнур внимательно посмотрел на нее:
– Ты же большую часть времени в городе провела, так? Всего несколько раз посетила нас на севере острова, когда выдался случай? Масан Гилани, вот что я скажу, Быстрый Бен знает множество разных штук и даже выглядит, как и положено имперскому Высшему магу. Хитрый, загадочный и опасный, словно Худова задница. Однако, поверь, Синн – вот где настоящая сила.
– Как скажешь. – Когда речь заходила о Синн, Масан Гилани всякий раз вспоминалась маленькая немая девочка, норовящая взобраться на руки первой попавшейся женщине, чтобы пососать сиську, будто только вчера родилась. Хотя, конечно, это было еще у стен И’гхатана. Дело давнее.
– А я так и сказал, – отрезал Корд. – И вообще, если тебя не устраивают знаки внимания от старших по званию, иди и верти ляжками где-нибудь еще.