Оба развернулись, заслышав шум приближающейся колонны. Приближающейся даже быстрей, чем предполагалось.
Капитан ограничилась кратким комментарием:
– Дерьмо!
Потом добавила:
– Беги вперед, Клюв, – пусть сразу готовятся к маршу.
– Есть!
Проблема с совами заключается в том, что они поразительно тупы даже по птичьим меркам. Заставить сову всего лишь повернуть башку и то совсем непросто, как бы крепко Флакон ни сжимал извивающуюся совиную душонку.
Как раз сейчас он бился с одной такой, а спать ему к этому времени не доводилось уже так долго, что сон начал казаться эксклюзивной привилегией всех остальных, которой ему уже никогда не добиться.
Но тут внезапно обнаружилось, что совершенно неважно, куда именно смотрит сова, неважно даже, куда она хочет смотреть. Поскольку повсюду сейчас двигались фигуры – по лугам, через рощи, по пашне, по склонам старой каменоломни, по дороге и всем сходящимся у перекрестка тропам. Сотни, тысячи фигур, неслышно ступающих с оружием наготове. Всего в полулиге позади колонны Кенеба.
Флакон встряхнулся, лихорадочно мигая, чтобы дать взгляду сфокусироваться на побитой стене таверны. Там, где в нее попали ножи, штукатурка осыпалась, а там, где в соломенной крыше были дыры, виднелись желтые потеки. Вокруг него натягивали снаряжение морпехи. За стойкой кто-то мычал и отплевывался – надо полагать, Хеллиан.
Перед ним возник один из вновь прибывших морпехов, подтянул стул и уселся напротив. Далхонский маг – с глазами цвета своих джунглей.
– Неп Хмурый, – пробурчал он. – Спомнил мя?
– Спомнил что?
– Мя!
– Ну да. Неп Хмурый. Сам только что сказал. Слушай, у меня совершенно нет времени…
Тот отмахнулся дрожащей узловатой рукой:
– Сё знаю. Про эдуров. Сё про них знаю. – Он ткнул во Флакона кривым пальцем. – То сё ты! Ты. Делал люзии! То плё-о-хо! Плё-о-хо! Все умрем! Изоття!
– Спасибо на добром слове, деревяшка ты жеваная. В отличие от вас, сукиных сынов, мы не плыли себе с ветерком по речке, и ты это прекрасно знаешь. Если на то пошло, без меня наши бы вообще досюда не добрались.
– Ха! То сё скрипелка. Скрипелка вашего сержанта! Песень, слышь – она щё не кончилася. Щё не кончилася, не. Ха-ха!
Флакон уставился на мага:
– То есть если долго ковыряться в носу, все наружу, ничего обратно, это все, что от мозгов останется?
– Выряться-братно? Хи-хи! Сё равно, Лакон, мы все умрем изоття, сам сё знаешь.
– А как же неоконченная песня?
Тот сложно, в несколько движений пожал плечами:
– Тознает когда, а? Тознает?
К столу подскочил Скрипач:
– Флакон, сейчас не время для разговорчиков, Худ тебя побери! Бегом на улицу, и чтоб не спал на ходу, как обычно – выметаемся из деревни, будто стадо взбесившихся бхедеринов!
Ага, и все разом вниз с откоса.
– Сержант, это не я затеял разговорчики…
– Хватай пожитки, солдат!
Корик стоял вместе с остальным взводом, если не считать Флакона, который явно думал, что ему полагается особое приглашение, и смотрел, как в конце главной улицы появляется голова колонны – черная масса на темном фоне никак не желающей уходить ночи. Конных нет, понял он, и неудивительно. Добывать пропитание Кенебу и его тыловым крысам было, надо полагать, нелегко, так что лошади отправились в котел – хотя вон, несколько еще осталось, но они до предела загружены. Скоро у них будет постное, жилистое мясо, чтобы хоть как-то приправить кашу из местного зерна, у которой вкус был, как у козлиного дерьма запах.
Он чувствовал, как в груди бешено колотится сердце. Сегодня им предстоит драться. Эдур на западе собирается все больше и больше. А впереди, по эту сторону огромной столицы, их поджидает еще армия, если не две. Все ради нас, разве не мило с их стороны?
Возникший прямо перед ним Скрипач хлопнул полукровку сбоку по шлему:
– Проснись, твою мать!
– Сержант, я не сплю!
Но он не обиделся. Даже где-то согласился, глядя, как Скрипач движется вдоль шеренги и орет на каждого. Все верно, они тут слишком долго пропьянствовали и особой ясностью мысли сейчас никто не отличался. Конечно, сам-то Корик был вполне в норме. Пока остальные приканчивали последние бочонки с элем, он в основном отсыпался. Да, отсыпался, потому что знал, что будет дальше.
Конечно, свежеприбывшие морпехи из Третьей роты дали пищу для разговоров, только хватило ее ненадолго. Они выбрали себе слишком легкую дорожку и сами это понимали, а теперь поняли и все остальные, так что в глазах у них читалось – знаем, нам еще предстоит кое-что доказать, а того, что мы пришли вам на выручку в этом поселке, и близко недостаточно. Пройди еще сквозь сотню-другую эдур, приятель, тогда, быть может, удостоишься кивка от кого-то помимо Улыбки.
Во главе колонны, которая наконец прибыла, шагали Кулак Кенеб и сержант Том Тисси, а рядом с ними – капитан Сорт и этот ее бестолковый маг, Клюв.
Кенеб обвел взглядом выстроившиеся взводы и распорядился:
– Сержанты, будьте добры, – ко мне.
Скрипач, Хеллиан, Геслер, Бадан Грук и Аккурат вышли вперед и собрались полукругом перед Кулаком.
– Как всегда, – пробормотала Улыбка рядом с ним. – Сейчас всем начнут объявлять взыскания. Тебе, Корик, первому. Думаешь, кто-нибудь забыл про офицера, которого ты убил в Малазе? Любому ясно, что за тобой глаз да глаз нужен.
– Помолчи уже, – одернул ее Корик. – Они просто решают, которому взводу первым помирать.
Та сразу же заткнулась.
– Вы все – молодцы, – негромко проговорил Кенеб, – но серьезное дело начинается лишь сейчас.
– Можно подумать, Кулак, мы не догадывались, – фыркнул Геслер.
– Вижу, твоя привычка перебивать старших по званию никуда не делась.
Геслер, как за ним водится, ухмыльнулся во весь рот:
– Сколько человек вы привели с собой, Кулак, если мне будет позволено спросить? А то я, видите ли, начинаю чувствовать некий запах, и пахнет все очень плохо. Мы вполне можем сражаться один против двух. Даже против трех. Но у меня чувство, что нас сейчас превосходят в соотношении, сколько – десять к одному? Двадцать? Может быть, вы дадите нам еще немного взрывчатки, но если вам не удалось спрятать внутри колонны пять или шесть доверху набитых телег, ее и близко…
– Проблема не в этом, – перебил его Скрипач, который как раз извлек из бороды гниду и звучно разгрыз ее зубами. – Нас встретят маги, а я точно знаю, Кулак, что наши выжаты досуха. Даже Флакон, что само по себе говорит о многом. – Он мрачно уставился на Клюва: – Худа ради, ты-то что лыбишься?
Клюв мгновенно увял и шагнул назад, чтобы спрятаться за Фарадан Сорт. Капитан же, похоже, оскорбилась:
– Послушай, Скрипач, может, ты мало что знаешь про этого чародея, но, уверяю тебя, боевой магией он владеет. Клюв, ты же справишься, когда настанет время?
Из-за ее спины негромко прозвучало:
– Да, капитан. Вы увидите. Все увидят, потому что вы мои друзья, а друзья – это самое важное. Самое важное на свете. И я вам это докажу.
Скрипач поморщился и отвел взгляд, потом снова скривился:
– Вот дерьмо, и ночь, как назло, кончается!
– Построиться для марша! – приказал Кенеб, и Скрипачу бросилось в глаза – проклятье, каким же старым Кулак сейчас выглядит. – Через каждые сто шагов переходим с шага на бег и обратно – насколько я понимаю, нам уже недалеко.
– До того места, где противник напрочь перегородит нам дорогу, – добавил Геслер. – Надеюсь, что хоть Летерас-то оттуда будет видно. Я бы предпочел хоть раз взглянуть на эти треклятые стены, прежде чем отправлюсь кормить червей.
– Довольно, сержант. Все свободны!
На ухмылку Геслера, когда они отправились обратно к своим взводам, Скрипач не ответил.
– Да ладно, Скрип, все эти твои таланты в один голос вопят тебе сейчас одно и то же, так ведь?
– Они вопят, чтобы ты наконец заткнул пасть, Гес.
Корабб Бхилан Тэну’алас собрал оружия чуть ли не больше, чем мог унести. Четыре копья поприличней и еще два дротика. Меч с односторонним лезвием, наподобие скимитара; замечательный длинный прямой летерийский меч с заостренным кончиком – когда-то кончик был тупой, пришлось подточить; два прямых ножа и к ним еще пара кривых. На спину он закинул летерийский щит – дерево, кожа, бронза. Еще у него был арбалет с двадцатью семью стрелами. И одна «шрапнель».
Сейчас они, как он прекрасно понимал, направлялись к месту своей последней битвы, и битва эта будет славной. Геройской. Будет так, как должно было случиться с Леоманом Кистенем. Они станут сражаться бок о бок, плечом к плечу, пока не умрет последний. Об этом дне, который сейчас занимается зарей, будут петь песни даже спустя много лет. И в песнях этих, среди прочего, будет петься о солдате, который сражался копьями, и дротиками, и мечами, и ножами, и у ног его лежала груда мертвых тел. О воине, который пришел из Семи Городов, за тысячу лиг отсюда, чтобы наконец дать достойное завершение Великому Восстанию у себя на родине. Который снова стал мятежником – солдатом объявленной вне закона, лишенной дома Четырнадцатой армии, она теперь зовется Охотники за костями, и да, за их собственными костями тоже будут охотиться ради их магических свойств, будут продавать их на рынках за полные кошели золота. И в первую очередь – череп Корабба, размером больше остальных, некогда содержавший в себе замечательный мозг, исполненный гениальности и прочих ярких мыслей. Череп, какого даже король не может себе позволить, – особенно с учетом впившегося в него обломка меча или копья, напоминающего всем о великолепной смерти Корабба, последнего из морпехов…
– Худа ради, Корабб, – выругался Спрут позади, – мне сейчас приходится больше уворачиваться от копий, чем придется через час-другой. Может, выкинешь несколько штук?
– Не могу, – ответил Корабб, – мне все понадобятся.
– Неудивительно – если учесть, как ты обращаешься с собственным оружием.
– Все верно, врагов потребуется убить много.