Магия стала слишком могучей, тем семи магам ее уже не удержать. Они создали нечто такое, что теперь уничтожит их самих, однако Клюв не мог позволить, чтобы оно повредило его друзьям. Поэтому он зажег свой свет еще ярче. Сделал его твердым. Хватит ли этого? Он не знал, но хватить должно, потому что без друзей никого и ничего быть не может.
Ярче, жарче, так горячо, что свечи разбрызгались каплями воска, и каждая капля сияет ярко, словно солнце. И когда вспыхнули все разноцветные свечи, получилось так, что цвета, смешавшись, стали белым.
И не только это – когда одна свеча за другой присоединялись к исходящему из него потоку, Клюв чувствовал, что с него смывается, счищается некая грязь, жрецы называют это очищением, хотя ничего-то они об очищении не знают, оно не имеет ничего общего с приношениями крови или денег, с тем, чтобы голодать или истязать себя, чтобы читать мантры, пока мозг окончательно не онемеет. Ничего подобного. Очищение, как теперь понял Клюв, – это навсегда.
Все вокруг сияло, словно освещенное яростным внутренним огнем. Почерневшие обгорелые стебли стремительно распускались. Камни сверкали, словно драгоценные. Сияние бушевало со всех сторон. Скрипач видел своих солдат, видел насквозь в пульсирующих вспышках, до костей, до сгрудившихся под ребрами органов. Видел, что одна сторона тела Корика – ребра, левая рука, плечо, бедро – вся покрыта следами давнишних переломов. Видел три вмятины от костяшек пальцев на черепе Спрута под сделавшимся прозрачным шлемом – его стукнули в беззащитном младенчестве, когда кости были еще мягкими. Видел между ног Улыбки все те повреждения, что она сама себе нанесла. Видел, как в теле Корабба Бхилана Тэну’иласа течет кровь, способная уничтожить любую злокачественную опухоль, – а рак покушался на него постоянно, вот только ничего поделать не мог. Тот даже недомогания не чувствовал.
Увидел, как внутри Флакона переливаются волны первобытной силы, ничем не управляемое сверкание – но он еще научится. Он научится.
Капрал Битум согнулся в три погибели в своем окопе, исходящий от него свет кажется твердым, словно железо.
Он видел больше, чем хотелось бы простому смертному, и во всех остальных, однако не мог закрыть глаз, не мог отвести взгляда.
Геслер и Ураган окутались золотым огнем. Даже волосы и борода Урагана превратились в золотые нити, с лица его словно бы струились потоки нечеловеческой, зверской красоты – так этот болван еще и хохочет!
Внешний мир исчез за сплошной округлой стеной серебряного пламени. За ней двигались неясные тени – действительно, он только что видел тисте эдур, бегущих сюда в надежде укрыться.
Скрипач обнаружил, что уже стоит лицом к стене, потом – что идет к ней. Потому что есть неважное и есть важное. Он шагнул в серебряный огонь, почувствовал, как пламя пронизывает насквозь все его тело, не жжет и не холодит, не ранит и не радует…
Он пошатнулся, ошеломленно моргая, – в каких-то десяти шагах от него вжались в землю сотни эдур. Ожидая смерти.
Ханради стоял на коленях, вперив взгляд в небо, уже наполовину скрытое черной стеной извивающегося безумия. Верхушка волны начала рушиться вперед.
Неожиданное движение внизу заставило его отвести глаза от небес.
Он увидел малазанца, превратившегося сейчас в белого призрака – целиком, и волосы, и борода, – болтающиеся на поясе костяшки пальцев сверкали сейчас будто отшлифованные, как и его оружие, и броня. Словно все это только что отдраили и отполировали, даже ремешки выглядели новенькими, без единой складки.
Малазанец взглянул ему в глаза серебряными зрачками, поднял идеальную, как у статуи, руку и поманил к себе.
Ханради встал и отбросил в сторону меч.
Его воины это увидели. Его воины тоже отбросили оружие и шагнули вперед, а серебристый купол сразу же устремился им навстречу.
Раздался душераздирающий вопль, и Ханради, обернувшись, увидел, как его последний к’риснан окутался пламенем, – ослепительная вспышка, и от несчастного колдуна осталась лишь осыпающаяся на землю зола…
Клюв был только рад их спасти. Он понял, чего хочет сержант. Увы, изуродованный маг очищение пройти уже не мог. Слишком мало он сумел сохранить собственной души. Остальные – что ж, они были изранены, переполнены горечью, которую нужно было излечить, что он и сделал.
Все это было совсем нетрудно. Ничего уже не было трудно…
В это мгновение волна летерийской магии обрушилась вниз.
Летерийский командующий не мог видеть поля битвы, не мог видеть ничего, кроме набухшей, бурлящей стены жадной магии. От которой, громко шипя, исходила неумолимая жажда разрушения.
Когда волна стала валиться вниз, стало ясно, что ей никто уже не управляет.
Командующий, рядом с которым пригнулся к земле Сиррин Канар, увидел, как все семеро магов, словно схваченные невидимой рукой, оторвались от земли и полетели следом за падающей стеной. Сперва они еще вопили и размахивали руками, потом, за мгновение до того, как исчезнуть в черной туче, брызнули во все стороны кровью и разлетелись на куски.
Магическая волна, содрогнувшись, обрушилась на поле.
Удар.
Солдат посбивало с ног. Лошади падали набок, всадники вываливались из седел, те, кто не успел, оказались придавлены обезумевшими животными. Гребень холма словно пошел волнами, изогнулся, внезапно просел – солдаты посыпались вниз, погребаемые под собой оползнями, что понеслись к полю битвы. Раскрытые рты, неслышные в реве столь громком, что казался тишиной, вопли, ужас на лицах…
Рухнувшая волна взорвалась и разлетелась…
Клюв не удержался на ногах под чудовищным весом, под невыносимой жаждой. Однако отступать было нельзя. Вместо этого он выпустил на волю заключенный внутри него огонь, сжигая все свечи без остатка, сжигая все.
Его друзья, единственные, кого он знал.
Выжить они, как он теперь понимал, могут только через очищение. Очищение его любовью к ним ко всем – тем, кто ему улыбался, кто смеялся вместе с ним. Хлопал по плечу, иной раз ерошил волосы.
Ему хотелось бы напоследок увидеть капитана, быть может, даже поцеловать ее. Хотя бы в щеку, хотя он, конечно, предпочел бы оказаться… смелей. Но, в конце концов, он был лишь Клювом и никак не мог делать два дела одновременно.
Он лишь крепче сжал объятия, когда мышцы его рук загорелись огнем. Плечи, шея. Ноги.
На этот раз он сможет продержаться, пока его не найдут.
Жгло очень сильно, все прямо-таки пылало, но больно не было. Очищение смыло всю боль. Тяжесть была немыслимой и становилась все тяжелей, но он ее удержит. Удержит своих братьев, своих сестер, тех, кого он так любит.
Своих друзей.
Летерийская магия распалась, обратилась в облака белого пламени, смерчами, взмывшими в небеса и там растаявшими. Отдельные ее осколки, сочась черным дымом, впились в землю по разные стороны от светящегося купола. Потом волшебство исчезло.
Командующий с трудом поднялся на ноги, непонимающе взирая на поле битвы.
По обе стороны от него точно так же пытались встать солдаты. Появились посыльные, один, споткнувшись о все еще стоящего на коленях Сиррина Канара, чуть с ним не столкнулся. Женщина. Что-то пытается до него донести, указывает на юг.
– …высадка! Еще одна малазанская армия! Их тысячи! Со стороны реки!
Ветеран, нахмурившись, глядел на женщину, на ее вымазанное грязью лицо, панически бегающие глаза.
Он снова перевел взгляд на поле битвы. Купол начал мерцать, угасать. Но он выдержал. Он продержался достаточно долго.
– Объяви моим офицерам, – приказал командующий посыльной, – готовность развернуть порядки и двигаться маршем к реке – как далеко? Они успели захватить плацдарм?
– Если мы двинемся к реке, как раз с ними встретимся. Да, как я и докладывала, они уже высадились. В реку вошли огромные боевые корабли, их там десятки. Кроме того…
– Бегом марш! К офицерам!
Поднявшийся наконец на ноги Сиррин попытался возразить:
– Но как же те, внизу?..
– Пусть треклятые эдур с ними разбираются, Сиррин. Ты хотел, чтобы эдур как следует досталось, – считай, твоя мечта сбывается. Нам нужно идти на перехват основной армии, и немедленно!
Наконец-то правильная, меч против щита, битва, в которой солдат может умереть с честью.
Капитана Фарадан Сорт, как и большинство солдат неподалеку от Клюва, мощью его магии сбило с ног. Она не сразу пришла в себя, серебряное сияние еще пульсировало в предсмертной агонии, но увидела она… белизну.
Сверкающее оружие и доспехи. Белые как снег волосы, лица, с которых исчезли шрамы. Обалдевшие фигуры, застывшие, словно прекрасные статуи, среди побегов заполнившей все ярко-зеленой травы, что, казалось, растет прямо на глазах.
Она обернулась к Клюву.
Чтобы гореть, огню нужно топливо.
Чтобы спасти их всех, Клюв потратил все свое топливо без остатка.
Фарадан Сорт в ужасе обнаружила прямо перед собой осевшую кучу пепла и горелых костей. Хотя нет, во всем этом был некий порядок, определенная форма – если бы только слезы не мешали ее разглядеть. Ох. Кости рук, казалось, охватили колени, а поверх них лежал треснувший череп.
Словно прячущийся в чулане ребенок, который пытается сжаться, сделаться очень маленьким…
Клюв. Нижние боги… Клюв.
– Не думаете вернуться к оружию? – спросил Скрипач предводителя эдур. – Я это в том смысле, что, если вы желаете продолжить, мы не против.
Пожилой воин лишь покачал головой:
– Хватит с нас империи.
Потом добавил:
– Если вам будет угодно нас отпустить.
– Подозреваю, среди нас найдется немало желающих перебить вас всех здесь и сейчас.
Кивок.
– Однако, – продолжил Скрипач, за спиной которого начали собираться солдаты, сверлившие взглядами тисте эдур – те отвечали тем же, – геноцид в наши намерения не входит. А вы что же, оставляете без защиты собственного императора?
Воин указал рукой на север.