«Наверно, он тоже волнуется», – подумала я.
Наконец, его рука скользнула вниз, и я ощутила легкое прикосновение к своей ладошке.
– При всем. Ты – все, что сейчас со мной происходит, – услышала я.
Я долго не решалась отвести взгляд от ворот, а когда, наконец, повернула голову, столкнулась со взглядом голубых глаз.
«Какое у него прекрасное лицо. Какой красивый нос. Как невероятно он смотрит на меня, – промелькнуло в голове. – Как я прожила семнадцать лет, не испытав этого? Как могла прожить еще хоть день, не испытав?»
Ярко светила полная луна. Снег падал нам на волосы и ресницы.
В голове продолжали носиться мысли:
«Каково это ощущать чужие губы? Боже мой! Как наше такое хрупкое человеческое сердце способно пережить эту лавину чувств? Это случится сейчас, сейчас!..»
13
На следующее утро я встала к зеркалу и начала пристально разглядывать свое лицо. Никаких изменений. И с душой то же самое. Я думала, что любовь, которая вдруг родилась во мне, перекроет то мучительное и непонятное, что я чувствую, но вчерашний первый поцелуй ощущался так, будто в море бросили камень, а он лишь потревожил поверхность и скрылся в глубине.
«Что же тогда может устроить бурю?» – подумала я.
Озадаченная своим внутренним миром и расстроенная из-за неудачи с фотографиями, я в тот день не пошла на фотокружок. «Смена» одиноко лежала, брошенная в углу комнаты. Я не хотела на нее смотреть.
И Дмитрий Николаевич… Больно!
«Но, наверно, он прав, – думала я. – Наверно, со мной так жестко и надо. Ведь вытащил же меня с помощью такого метода Сергей Андреевич».
Я замерла.
Сергей Андреевич… Белый халат и грубая манера речи сразу же пронеслись в голове, как молния. Отболело… Я старалась о нем не вспоминать, чтобы не бередить рану, и сейчас осталась только светлая грусть. Как я его любила… Боже мой!
Но теперь в моем сердце был Петя.
На дворе стояло двадцать восьмое декабря. Начались каникулы, и он позвал меня погулять. Мы снова целовались, и от ударившего вдруг в голову минутного счастья я разбежалась и прокатилась по обнажившемуся льду. Сзади засмеялся Петя.
– Я в том году себе так ногу сломал, – сказал он.
– А я никогда ничего не ломала.
– Реально?
– Ага.
– Счастливая.
– Зато мне врачи кишки вручную распутывали, у тебя такое было? – Я сказала это и на секунду замерла. Кулака ужаса, как раньше, в груди и животе не было.
– Окей, ты победила.
Я посмотрела на Петю. Он подошел ко мне и взял мои руки в свои.
– Знаешь, ты какая-то совсем другая. Я тебя будто знаю и не знаю. И кажется, что даже если тысячу лет буду узнавать, то все равно никогда не доберусь до главного.
Мне нравилось, что Петя сказал «другая», а не «не такая, как надо». Ощущать себя особенным, а не лишним должен каждый человек.
– Я и сама себя все никак понять не могу, – сказала я, а потом быстро схватила горсть снега, слепила шарик и бросила в Петю.
Наш звонкий смех разнесся по всей улице. Держась за болевший от хохота живот, я убегала от Пети, который соорудил ком больше моей головы. Наконец он догнал меня, и война тут же оказалась позабыта. Голова моя теперь покоилась на его плече. От Пети веяло теплом.
– Надо идти, а то автобус пропустим, – сказала я. – Родители заранее оплачивают занятия у репетитора. Не могу пропустить.
Петино теплое дыхание затронуло мой висок.
– Ты очень маленькая, – услышала я его голос со странными новыми нотками.
– Просто ты высокий.
– Как фея. Хрупкая. Чудесная.
Он снова поцеловал меня.
Я чуть отстранилась и прошептала:
– Надо идти.
Вечером мы случайно встретились снова. Я возвращалась домой по набережной от репетитора, думала о фотографиях, своей «Смене» и Дмитрии Николаевиче, когда увидела Петю с друзьями. Они шли большой шумной компанией. И Марк, и Катя, и Света, и еще ребята не из нашей школы, но уже какие-то другие, не те, которые были в прошлый раз. Столкновения было не избежать.
Первой меня увидела Катя и, подпрыгнув от радости, помахала рукой.
– Вер! Вера, привет! – крикнула она.
Я помахала в ответ. Петя обернулся, посмотрел на меня и искренне улыбнулся.
Когда я дошла до ребят, он сказал:
– Слушай, ну это судьба!
Я ответила:
– Судьбоносные встречи гораздо чаще происходят в маленьких городах.
Катя засмеялась, услышав мой ответ, а потом обняла.
– Погуляешь с нами? – предложила она.
– Да, Вер, присоединяйся! – сказал Петя.
Понятное дело, что ответ «нет» не подразумевался. Мы пошли большой толпой к киоску с кофе. Странное чувство – быть среди тех, кого раньше ты видел только со стороны. Ребята продолжили прерванный спор о задачке из пробника по физике. Я в этом понимала не очень много. Все они, видимо, учились на физмате по любви, а я – просто потому, что более или менее разбиралась в алгебре. Я шла рядом с Петей, разглядывая свои сапожки.
«Ну что со мной не так? – думала я. – Ведь вот ребята, добрые, общительные, дружелюбные. Ну почему бы мне не смеяться вместе с ними? Почему я, как трусливая черепаха, тут же забираюсь в панцирь? Ведь раньше я такой не была».
Мы проходили мимо Дворца культуры, и я снова вернулась к невеселым мыслям о фотографии, отсутствии в себе таланта и беспощадности Дмитрия Николаевича.
Все больше я жалась к Пете, мечтая о конце прогулки. Хотелось привычно подумать, покопаться в себе, но в то же время перспектива оказаться в своей комнатушке, уже доверху наполненной мыслями, пугала.
Петина компания состояла из веселых и ярких ребят. Было легко и приятно находиться среди фонтанирующей молодости, но обойтись без сравнения себя с ними я не могла. Мне казалось, что я недостаточно смешная, недостаточно остроумная, недостаточно интересная, чтобы быть среди них.
Марк, как и всегда, выбился вперед и шел по улице лицом к нашей компании и спиной к дороге. Обычно после его веселых замечаний все взрывались громким смехом. Они не стеснялись быть шумными. Иногда момент располагал к шутке, и с моих губ уже была готова сорваться ироническая реплика, но все та же мучительная робость не позволяла мне уйти дальше задумки. Я ругала себя за эту трусость.
Ребята снова довели меня до дома. Все они дружелюбно попрощались со мной, а Катя обняла на прощание, но я понимала, что нахожусь среди них не потому, что они правда этого хотят, а потому, что я встречаюсь с Петей. И это уязвляло.
– Я вас догоню, – крикнул Петя и обернулся ко мне: – Я рад, что ты погуляла с нами.
– Я вам помешала, наверно, – сказала я. – У вас своя компания, я не вписываюсь все-таки.
– Почему ты так решила?
Я пожала плечами. Объяснять все свои чувства у меня не было сил.
– Друзей моих тебе нужно просто узнать поближе. Да, поближе, – добавил он, заметив мой наморщенный лоб. – А я…
– Кай! – Рядом с нами возник Марк. – Отлепляйся уже от своей Снежной королевы. Мы замерзли ждать.
Я знала, что он пошутил и никак не хотел обидеть меня. Зачем ему это? Но уже дома, еще раз вспомнив про то, что Марк назвал меня Снежной королевой, я разревелась. Как же мне не хотелось ею быть!
14
Новый год наступал тихой сапой. Казалось, что чувства к Пете вывели меня из комы, в которой я столько находилась, и я поразилась, как остро и ярко может ощущаться мир. Словно выныриваешь из воды и теперь можешь легко слышать собеседника.
Чувство глубокой боли, вызванной словами Дмитрия Николаевича, немного улеглось, как занавески, на которые перестал дуть ветер, и я решила сходить во Дворец культуры поздравить учителя с Новым годом.
– Здрасьте, теть Валь, с наступающим! – весело сказала я гардеробщице.
Мимо по коридору как раз проходил Дмитрий Николаевич. Видимо, он услышал мою болтовню и остановился подождать.
– Ой, здравствуйте. – Я смутилась, когда увидела его.
Он кивнул, и мы поднялись к нему в кабинет.
– Погодка такая новогодняя, – весело, превозмогая неловкость, сказала я.
– Надо же, ты в кои-то веки в хорошем расположении духа.
– Вы, я смотрю, тоже не в плохом. Как будете встречать Новый год?
– С семьей.
– Ой, а она у вас есть?
Мне сразу же стало стыдно за свой вопрос, а Дмитрий Николаевич вдруг расхохотался:
– Есть, конечно. Внук уже в школу ходит.
Не знаю, почему я представляла его одиноким и в старой большой квартире с рюмкой водки. Наверно, его вид неприкаянного интеллигента-циника так на меня повлиял.
С робкой улыбкой я протянула Дмитрию Николаевичу подарок. Это была книга с фотографиями, на которых был изображен он. Где-то он стоял с сигаретой на крыльце, где-то сидел в кресле в своем кабинете и читал книгу. Я украдкой фотографировала его довольно часто – таким колоритным он мне казался. На форзаце книге я написала несколько нежных слов о моем отношении к нему.
Увидев в моих руках подарок, Дмитрий Николаевич неожиданно выпрямился, потер руки о штаны, будто они у него были грязные, взял книгу, внимательно рассмотрел снимки, а потом прочел надпись.
– Я знаю, что вы невысокого мнения о моих фотографиях, но я все-таки решилась… Эти, мне кажется, не так уж и плохи. Тем более – на них вы. А вы такой харизматичный, что украшаете любой кадр…
– Да что ты говоришь, – улыбнулся он. Но теперь это была уже другая улыбка, более теплая. Раньше он улыбался мне снисходительно. – Но, должен сказать, тут правда есть неплохие фотографии. Кстати, ты еще дуешься из-за того моего отзыва?
Я удивилась, что он заметил мою обиду. Мне казалось, что Дмитрий Николаевич даже не обратил на меня внимания в тот день.
– Те фотографии мне очень нравились, – сказала я.
– Это бывает. Просто тебе еще не хватает опыта, чтобы видеть банальность, но неочевидную. Так что нос не вешай. Если бы у тебя вообще не было задатков, я бы на тебя время не тратил. Есть у тебя очень хорошие фотографии и талант определенный – тоже. Просто его надо продолжать развивать.