вда сказал, что ты красивая, но не решился сделать первый шаг?
– Да, он мне рассказывал.
– Потом мы иногда гуляли… Ты молчала в основном. Я уверен, тебе не нравилась наша компания, тебе не нравился я. Но дело в том, что ты переставала быть для меня тенью и становилась все отчетливее, все яснее, светлее. А потом эта ручка, которая протекает…
– Кстати! Ты после того случая резко подобрел. С чего вдруг?
Марк как-то смущенно улыбнулся:
– Тебе покажется это ерундой.
– Ну скажи.
– Мне понравилось твое искреннее ко мне отношение. То, как ты заволновалась, что я испачкаюсь. Тронуло такое неравнодушие, хотя я вел себя просто по-идиотски.
– Зачем ты мне грубил? – спросила я.
Марк пожал плечами.
– Сам не знаю почему. Сначала злился из-за того, что ты вклинилась в мою жизнь, став близкой Пете. Было ощущение, что я теряю друга. А потом грубил, чтобы не позволить себе думать о тебе по-другому. Я хотел забыть, что мне нравятся твои размышления, твоя увлеченность любимым делом. Я ведь видел, что в спорах с Петей ты бросала взгляды на меня, ища поддержку. А это было неправильно. Неправильно, что я понимал тебя лучше, чем он.
– Ах, вот зачем ты тогда закурил в кафе!
– Чтобы ты немного разочаровалась во мне, да. А потом вальс и то, что ты сказала в парке, тогда, про семнадцать лет, про искренность, про самое настоящее… У меня внутри будто шар покатился и разбился. И я понял, что да, настоящее. И это настоящее стоит всего, что произойдет дальше. И надо, в конце концов, набраться мужества!
До дома мы добрались уже в глубокой темноте.
– Родители будут ругать, – сказала я, не желая прерывать сегодняшнее приятное томление.
– Наври что-нибудь.
– Да, наверно. Не знаю. Вообще-то, во многом они понимающие. Они рады, что я перестала избегать жизни. А что у вас с Катей?
Марк на секунду опешил, а потом рассмеялся:
– Ого, вот это ты перескочила с темы на тему.
– Не увиливай! – Я легонько ударила его в грудь.
– С Катей я тоже поговорю. Но сначала с Петей.
– Я до дня рождения Пети не знала, что вы с ней пара. Думала всегда, что вы просто друзья.
– Да мы то вместе, то порознь. – Марк поморщился. – Не хочу об этом говорить.
– Хорошо.
Я поцеловала Марка.
Мы еще долго стояли у подъезда и говорили друг другу нежные слова.
В квартиру я поднялась в задумчивом и мечтательном настроении. Из зала доносились голоса и звуки погони – это папа смотрел сериал. Я прошла на кухню. Там мама пила чай, глядя в стену, и гладила кошку.
– А, вернулась, – сказала мама, увидев меня в дверном проеме. – Как погуляла?
Я удивилась, что она не отругала меня.
– Хорошо.
– Чай будешь?
– Да, давай.
Мама встала и подошла к чайнику. Я смотрела, как красиво халат очерчивал ее худобу. Моя прекрасная мама…
– Мам, – позвала я.
– Что, моя хорошая?
– А ты никогда не жалела, что пошла на поводу у страха и не поехала учиться в большой город?
Она поставила передо мной кружку чая, пододвинула ко мне вазочку с конфетами и села напротив. Кошка снова устроилась у нее на коленях.
– Нет, потому что тогда у меня не было бы тебя. – Мама улыбнулась.
– Это да, но все-таки? Только честно.
Мама покачала головой:
– Мне нравится моя жизнь, Верунь. Она спокойная и безопасная.
Папа зашел на кухню.
– Где ты так долго была, Вер? – спросил он.
– Гуляла.
– С кем?
– С Марком.
– О, кто-то новенький. Ты, я надеюсь, ведешь себя разумно?
Я закатила глаза:
– Да, пап.
– Ну и молодец. Ладно, я спать. Спокойной ночи, Вер.
Я кивнула и посмотрела на маму. Отец прошел мимо нее так, будто она была статуэткой, украшающей кухню.
Я встала и пошла за папой. Наблюдая, как он укладывается в постель, я встала рядом.
– Ты чего хотела, Вер? – спросил папа, устроившись под одеялом.
– Папа, а как бы ты описал свою идеальную жизнь? Только двумя словами.
– Полная приключений и азарта. Спокойствие – это тормоз. Не двумя словами, конечно, получилось… А что?
Я покачала головой. На самом деле, наблюдений было много, но я чувствовала, что они не могут быть озвучены, потому что тогда рухнет большая конструкция, на которой держатся многие привычные для нашей семьи вещи, и будет больно всем.
А еще я, кажется, начала понимать, почему папа не любит фотографию целующихся дедушки и бабушки. Сложно смотреть на то, чего не обрел сам.
6
Когда противно пищащий школьный звонок выдернул меня из нахлынувшей паники, я дернулась и вздохнула.
10:10.
Марк посмотрел на меня и мотнул головой в сторону выхода. Я встала и, чуть помедлив, вышла в коридор. Мне казалось, что в тот момент я отдала бы многое, чтобы кто-нибудь разрешил мне сбежать и спрятаться.
Я увидела, как Марк просит Петю о разговоре. Они встали в дальнем углу. Я смотрела на них и уже тогда понимала, что нам троим предстоит пережить несколько минут, которые что-то изменят в каждом.
Я подошла и остановилась рядом с мальчиками. Петя улыбался мне, но как-то печально. «Наверно, Марк прав, и Петя действительно о чем-то догадывался, – подумала я. – Бедный милый Петя». С тоской и болью я поняла, что скоро мое появление перестанет вызывать у него улыбку. Как я сочувствовала ему. Очевидно, что лучше быть тем, кто сообщает нечто ужасное, чем тем, кто узнает. По крайней мере, мы с Марком готовились к тому, что произойдет, а Пете предстояло приноровиться к ситуации на ходу.
Начался разговор, для которого мы все были слишком юны.
Марк заговорил первым. Он не был похож на себя – я чувствовала, как дрожит его душа. Я наблюдала, как медленно, по мере продолжения монолога Марка, увядает жизнерадостность на лице Пети. Вот дрогнула улыбка, и судорожно вспорхнули ресницы. Петя слушал и переводил серьезный взгляд с меня на друга. Должно быть, начался урок, потому что гул голосов затих.
– Понимаешь, просто так вышло. Ты не думай, что мы за твоей спиной… Черт! Петь! Просто вот так вышло. Я не знаю, что еще сказать, честно.
Мы стояли втроем, опустив головы в пол. Марк замолчал, и больше никто не произнес ни слова. Я хотела что-нибудь добавить, но внутри у меня все сжалось, а дыхание стало быстрым. Я молилась об окончании этой сцены. Я не могла больше находиться в этом моменте.
– Окей, я понял, – наконец другим, взрослым голосом произнес Петя и, оттолкнувшись от стены, прошел через пространство между мной и Марком.
С диким криком по коридору пронеслись маленькие мальчики.
Оказывается, перемена еще не закончилась. Просто мы все были оглушены разговором.
Я посмотрела на часы.
10:16.
– Шесть минут.
– Слишком бесконечные шесть минут, – сказал Марк и устало провел ладонями по лицу, словно умылся.
Я прислонилась к стене, опустилась по ней на пол и подняла слезящиеся глаза на Марка.
– Зато мы поступили порядочно. – Помолчала и вдруг грустно засмеялась: – А Петя еще говорил, что быть честным и порядочным или не быть – это пока не главный выбор в жизни одиннадцатиклассника.
5
Приятные воспоминания быстро забываются и живут в памяти гораздо меньше, чем самые незначительные, но неприятные моменты.
После сложного разговора с Петей мы с Марком несколько дней не могли смотреть друг другу в глаза. Нам было стыдно и плохо. Думаю, каждый из нас был противен самому себе. А в дополнение к мукам совести меня продолжали мучить мысли о будущем.
В общем-то, последние недели мая выдались непростыми. И есть только одно приятное воспоминание из этого периода, которое, несмотря на скоротечность времени, все еще не поблекло и не потускнело.
Марк уже был совершеннолетним на момент весны в выпускном классе. Водительские права он получил еще раньше. До лета уже оставались считаные дни, как и до нашего последнего звонка.
Стоял уже теплый вечер. Из-за распахнутых настежь окон по всему дому бродил легкий ветерок, немного приподнимая тюлевые занавески. Квартира была пуста, наверно, родители уехали к друзьям. Я была вымотана своими душевными метаниями и страхами. Марк после нескольких дней молчания позвонил мне и попросил спуститься. Я выбежала из подъезда и увидела глаза Марка сквозь серый дым сигареты. Он стоял, оперевшись о машину.
– Привет, – улыбнулся он весело и нахально.
– Ты даже не представляешь, до какой степени меня сейчас раздирает интерес.
– Отчим разрешил покататься. Поехали?
Я улыбнулась:
– А может, у меня дела. Я, может, к будущему готовлюсь с репетитором.
Сигарета ровной полудугой улетела в мусорный бак.
– Лучший способ подготовиться ко взрослой жизни – это наслаждаться молодостью.
Марк открыл мне пассажирскую дверь.
– Слушай, ну это прямо цитата для статуса, – сказала я, усевшись на сиденье поудобнее.
– Наслаждайся.
Я не помню, сколько мы катались, да я и не наблюдала за часами. Сквозь открытые окна в салон машины проникал свежий весенний воздух. Играла песня, которую я знала когда-то очень давно и про которую к этому моменту уже забыла. Хорошая песня. Она всколыхнула во мне то простое счастье, о котором я и думать забыла. Я громко подпевала и танцевала верхней частью тела. Песни сменялись, а настроение оставалось таким же безмятежным. В салоне не замолкал смех. Вторя тексту, я перегнулась через консоль и тихо пропела Марку на ухо, смешивая слова со своим теплым дыханием: It’s only love and that is all. Мне показалось, что я могу ощутить трепет, охвативший сердце Марка. Ничто не делает человека таким счастливым, как осознание того, что тот, кто рядом с тобой, испытывает такие же сильные чувства.
Проголодавшись, мы заехали на заправку. Закатное солнце освещало нагретый за день, но уже остывающий асфальт. Я встала на свет и тут же увидела свою смешную вытянутую тень.
Мы купили по хот-догу и сели за столик у окна. Марк шутил, я смеялась, прикрывая рукой рот с недожеванным тестом. Это была сказка, сон, мечта!