Я смотрела на тарелку с завтраком и думала о том, что никогда больше не буду есть яичницу с утра: слишком тяжелые ассоциации.
– Ну ты хотя бы примерно понимаешь, на какой факультет хочешь? – продолжил отец.
Я вздохнула и попыталась укротить нарастающую панику шуткой:
– Мы всегда можем пойти от обратного. Смотрите, не врач, не инженер, не программист… Рано или поздно что-то и для меня найдется.
– Ты ведь доиграешься, Вер. Потом плакать будешь, – сказал папа, собирая хлебом остатки желтка.
– Так, ну все, Леш, давай без пессимизма, – сказала мама. – Вера у нас девочка умная, со всем разберется.
– С чем она разберется, если черт-те чем занимается! Пропадает с этим своим мальчишкой целыми вечерами. Вер, ты учти, забеременеешь – вообще трудно жить будет. Все будущее к чертям полетит!
– Да папа! – Я поморщилась.
– Леш! – возмутилась мама.
– Что? Вер, я ведь с тобой на серьезные темы говорю. Голову включай, не маленькая уже. Успешная жизнь с неба не падает. Все, я ушел. – Он поднялся, надел пиджак, отмахнулся от мамы, которая хотела поцеловать его на прощание, и вышел из кухни.
Вскоре хлопнула входная дверь.
И хоть на меня больше никто не давил, находиться в комнате казалось невозможным. Я схватила сумку и выбежала на улицу. Теплый воздух привычно принял меня в свои объятия. Я так любила весну! Весной легче жить. Кажется, что весь мир на твоей стороне.
Уроков уже не было. Только классный час перед последним звонком. Освободились рано, стрелка часов только-только доползла до полудня. Мы с Марком спустились к набережной, купили мороженое и, наслаждаясь уже почти летними солнечными лучами, дошли до дома Марка: ему нужно было выгулять мамину собаку.
Мы сделали еще несколько кругов по кварталу с симпатичным той-пуделем Джексоном, когда небо быстро затянуло тучами и начал накрапывать дождь. Тогда мы вернулись в квартиру. Марк вытер собаке лапки и посмотрел на меня.
Почему-то мне стало неловко и стыдно, и я с улыбкой, непонятно зачем пожала плечами.
– Чай будешь? – спросил он. – Мама вроде эклеры оставляла.
– Да, буду, здорово. А где твои родители?
– Мама с подругами утром уехала куда-то, а отчим работает.
Мы вошли в большу́ю кухню. Из нее вела арка в красивую столовую, а из столовой – в гостиную.
– Можно я поброжу по квартире? – спросила я Марка, пока он копался в холодильнике.
– Конечно, будь как дома.
Сопровождаемая Джексоном, который бодрой рысцой шел за мной по пятам, я прогулялась по большой квартире, обходя стороной закрытые двери и проходя только в арки.
В гостиной я остановилась.
– Оставайся там, – крикнул Марк из кухни, – сейчас чай притащу.
Я села на диван и похлопала по коленям. Джексон тут же тявкнул и запрыгнул на меня. Поглаживая пуделька, я огляделась. Рядом, наполовину скрытая под пледом, лежала книга. Я потянулась и взяла ее. На обложке было написано: «Письма Б. Ахмадулиной».
– Это ты читаешь? – спросила я, когда Марк поставил на чайный столик две кружки, над которыми вился пар.
– Не, мама.
Марк вышел через арку и через минуту вернулся с тарелкой эклеров.
– Отчим привез из Питера. Мама любит стихи Ахмадулиной, – продолжил он.
Я кивнула и полистала книгу. Мой взгляд привлек разворот с фотографией телеграммы, где говорилось: «Боря, я не умею жить без тебя».
Я показала разворот Марку. Он немного наклонил голову, читая.
– «Боря, я не умею жить без тебя». Не умею жить без тебя… По-моему, сейчас так не строят предложения, – сказала я. – Фраза как из старых фильмов. Тебе как?
– Эта фраза? Для писем хороша, для книг и фильмов тоже. Для жизни слишком громоздко, – ответил Марк.
Пили чай, поглядывая друг на друга. Мы никогда не переходили грань, и сейчас мне было стыдно за свою неопытность.
– Вы с Катей ведь долго были вместе? – спросила я.
– У нас с Катей все было как-то… – он поморщился, – с прошлого лета то вместе, то врозь. Надоело просто по-человечески.
– Наверно, за такой долгий срок вы далеко зашли.
– Достаточно, – сухо ответил Марк и снова отпил чай. – Не заморачивайся из-за этого, ладно? Нам с тобой некуда торопиться.
Я кивнула.
Из-за туч вышло солнце и толстыми полосами залило комнату. Короткие светлые волосы Марка подсветились.
«Наверно, дождь закончился», – подумала я, а потом мысли мои унеслись далеко.
Я пила чай и ела третий эклер, когда вдруг вспомнила.
– Мне же проявленная пленка пришла! – воскликнула я. – Там наше селфи! Хочешь посмотреть?
Я осторожно переложила Джексона на диван и подошла к Марку – он сидел в кресле напротив. Я неловко устроилась у него на коленях и открыла телефон.
– Вот, смотри. Размазано немного, но, по-моему, шик.
Марк долго рассматривал фото.
– Скинь мне, – попросил он.
– Хорошо. Кстати, смотри, наше фото очень походит на фото моих дедушки и бабушки. – Я открыла на телефоне тот самый снимок с поцелуем. – Это моя любимая их фотография, именно она во мне пробудила любовь к пленке и вообще к фотоискусству.
– Красиво. Кстати, а ты замечала, что на старых фотках целуются как-то иначе?
– Ага. И в старых фильмах тоже. Мы как-то с Петей ругались. – Осеклась и посмотрела на реакцию Марка, но он остался спокоен, и я продолжила: – Так вот, мы ругались, и он сказал, что наше поколение слишком сосредоточено на себе. Тогда эти слова прошли мимо меня, но я вспоминаю историю жизни бабушки и дедушки и поражаюсь, какие они и правда сильные люди. Считай, пережили голодные годы, потом развал страны, потом девяностые. И все это без психологов, без страданий. Просто взяли и пережили. И тут я со своим вечным «я не знаю, что делать со своей жизнью».
– Слушай, ну сравнивать поколения вообще не надо. Люди в те времена все друг на друга полагались. А мы одиночки. Вот и стрессуем. А еще им надо было выжить, а нам ведь хочется ярко прожить жизнь. Это тоже добавляет переживаний.
– Все крутые, но разные, – сказала я, глядя в одну точку на стене.
– Вроде того.
Я повернулась к Марку и улыбнулась. Он посмотрел на мои губы, а потом глубоко поцеловал. В тот день я была в юбке, и теперь пальцы его правой руки выводили узоры на моих голых коленях во время поцелуя. В животе рождались какие-то новые ощущения от этих ласк, и я задумалась, чего хочу от этого поцелуя и куда позволю ему нас привести.
Вдруг послышался шум из прихожей. Кто-то открывал дверь ключом. Я тут же вскочила и начала поправлять юбку.
Марк задумчиво пробормотал:
– Мама, что ли, вернулась?
Мы оба вышли в прихожую. Джексон уже тявкал и крутился у двери. Через минуту в квартиру вошел пожилой лысый мужчина в брюках и белой рубашке с короткими рукавами. Он оглядел нас и улыбнулся.
– У нас гостья?
– Да, это Вера, – сказал Марк.
Я поздоровалась.
– Добрый день, Верочка, добрый день! – отозвался мужчина.
Я гадала, неужели это действительно отчим Марка. «Но ведь он же совсем-совсем старый», – пронеслось у меня в голове.
– А вы чего сегодня так рано, дядя Борь? – спросил Марк.
– За бумагами заехал. Ты гостью чаем напоил?
– Меня и эклерами накормили, – сказала я.
– Ну и прекрасно!
Мужчина ушел вглубь квартиры, быстро вернулся и, уже собираясь уходить, сказал:
– Рад был познакомиться, Вера!
Я кивнула и улыбнулась.
Вдруг снова открылась входная дверь, и в квартиру вошла кудрявая женщина в джинсовой юбке и обтягивающем топе. Она мигом окинула меня цепким взглядом, а потом обратила взор на мужчину:
– Ты убегаешь? – спросила она.
– Да, бумаги забыл утром.
– Хорошего дня.
Она подставила мужчине щеку для поцелуя, и он чмокнул ее. Когда за ним закрылась дверь, женщина повернулась к нам.
– Мам, это Вера.
– Здравствуйте, – робко сказала я.
Мать Марка кивнула мне, стряхнула с ног туфли на высоком каблуке, взяла Джексона и пошла на кухню.
– Чай будете? – донеслось до нас.
Мне стало неуютно: так небрежно и холодно был задан этот вопрос.
– Мы пили, мам! – отозвался Марк и добавил тише, глядя на меня: – Пойдем погуляем?
Я с радостью кивнула.
Мы обулись, я взяла сумку, Марк крикнул «мам, мы погулять», я вдогонку «до свидания», и мы вышли из квартиры.
– Это был твой отчим? – зачем-то спросила я, когда мы оказались на улице.
Приятно пах асфальт после дождя. В лужах отражалось солнце, едва пробивающееся сквозь тучи.
– Ага.
– Давно они женаты?
Марк задумался, подсчитывая:
– Лет пять.
– Дядя Боря дал тебе машину в тот раз, да? Когда мы еще хот-доги на парковке ели.
– Да. Он очень хороший человек. Многому меня научил.
– А твой отец? Вы общаетесь?
– Не-а. Я не знаком с ним. Мама сказала, что он ушел еще до моего рождения. Но подробностей я не знаю. Она не любит говорить о нем. Всегда огрызалась, когда пытался что-то спросить, и я плюнул.
Я кивнула и задумалась: «Неужели мама Марка всегда мечтала выйти замуж за старого, пусть и хорошего человека?» В памяти всплыл их поцелуй, то, какая у него морщинистая шея. Я покачала головой, чтобы отогнать картинку. «Неужели она правда может быть счастлива? Неужели правда любит мужа? И любила бы она его, если бы у него не было такой большой квартиры?»
Подул прохладный ветер. С берез и тополей на нас полетели капли дождя. Я обхватила себя руками и поежилась. Марк стянул с себя толстовку и протянул мне.
– Ты же замерзнешь в одной футболке, – сказала я.
– У меня иммунитет хороший. А вот ты точно простынешь перед последним звонком.
Я улыбнулась и быстро натянула толстовку Марка. Она пахла его одеколоном и приятно грела. Марк притянул меня к себе, обнял за плечи, и в нежной тишине мы дошли до моего дома. Когда мы остановились у подъезда, я поцеловала Марка на прощание и собиралась уже открыть дверь, но вдруг он удержал меня за запястье:
– Ты определилась все-таки с поступлением?