Я покачала головой:
– Ничего еще не решила. Даже не сказала родителям, что зря они платили за репетиторов. А ты?
Марк кивнул:
– Все-таки в Москву. Я недавно посидел, подумал. Ничего лучше физики не придумал, поэтому так.
Я только через секунду поняла, что отъезд Марка в Москву означает для нас разлуку, потому что я не видела в себе желания жить и учиться в большом городе.
– Я за тобой в Москву не рвану, а ты ради меня не откажешься от амбиций, – сказала я, с трудом выговаривая каждое слово.
Марк молчал, глядя куда-то вбок.
– Ну, это закономерно, – продолжила я. – Мы все-таки уже становимся взрослыми и начинаем играть по правилам их мира.
– Ты злишься, да?
– Да я просто, наверно, романтик. А ведем мы себя так обычно, как все. Эта какая-то мелочная рациональность… Мне хочется подвигов.
– Мы не в фильме. Я пытаюсь смотреть на мир здраво.
– Просто иногда «здраво» противоречит тому, во что веришь. И от этого противно, Марк.
Забежав в подъезд, я расстроенно прислонилась к тяжелой двери и вздохнула. В носу щипало. Немного постояв с опущенной головой, я еще раз вздохнула и поднялась в квартиру.
Уже ночью, когда рылась в своей фотогалерее, лежа в кровати, я нашла видео, которое снимал Марк, когда мы несколько дней назад сбежали с уроков и пошли гулять в парк. В кадре была я в школьной юбке и белой рубашке. Наклонив голову, я ради веселья старалась идти строго по красной тротуарной плитке.
– Вот Вера, она скрытый невротик, – говорил Марк за кадром.
– Я открытый, – лениво отозвалась я, глянув в камеру. – Ты снимаешь, что ли?
– Ага.
– Зачем?
– Для будущих поколений. Вер, а я тебе нравлюсь?
Я отвернулась и пошла дальше. Камера затряслась: Марк побежал за мной, обогнал и встал прямо передо мной, заставив меня остановиться и поднять глаза.
– Будущие поколения требуют ответа! – сказал он.
– Ну что ты, не знаешь, что ли! – возмущенно пролепетала я, отводя глаза.
– Я-то знаю. А будущие поколения мысли читать не умеют. Вот ты мне нравишься. Я влюблен в тебя, Вер, – сказал Марк.
Я подняла глаза. Как они светились тогда!
– Ну что ты, – тихо сказала я, подходя к нему.
В кадр уже попадало только мое плечо и немного волос, потому что Марк смотрел на меня.
– Что? Ты мне нравишься. Прекрасная Вера. Какие у тебя глаза светлые. Я без ума.
– Марк…
– Что?
– Ничего.
– Я тебе нравлюсь?
– Да.
Видео закончилось. Я вспомнила, как потом мы долго целовались и гуляли в обнимку по набережной.
Я вздохнула.
«Неужели когда-то и мои родители так говорили друг с другом? Неужели все когда-то так любили?»
Я убрала телефон, покрутилась в кровати и заснула с грустными мыслями.
2
Утром я долго смотрела в зеркало. Мне казалось, моя душа так износилась и состарилась, что это неминуемо должно было отразиться на лице. Ничего. Я пристально вглядывалась в гладкую кожу и не видела никаких признаков мудрости и жизненного опыта. На некоторое время мне даже стало нравиться мое лицо.
После операции ко мне уже вернулась моя природная пухлость, поэтому вместо скул были щечки. Губы тоже были пухлыми «Ресниц, правда, маловато, но пойдет. Хотя, может, наращивание сделать?»
– О, вот и наша выпускница! – бодро сказал папа, когда я появилась в кухне.
В тот день был последний звонок.
Мама, варившая кофе, обернулась на меня и улыбнулась.
– Как ты хорошо выглядишь, Верунь! – сказала она.
– Спасибо.
– Так во сколько нам надо быть в школе? – спросил папа.
– Приходите к одиннадцати, все равно все затянется.
Из дома я выбежала в хорошем настроении. Почему-то я не боялась идти в школу, хотя там мне предстояло встретиться с Марком впервые после размолвки.
«Что мы друг другу скажем? Как поведем себя?» – думала я, стуча небольшими каблуками по асфальту.
Майский ветер раздувал мои завитые волосы и шевелил широкие рукава блузки. Я чувствовала, как хлопковая нежная ткань касается моей кожи, щекоча ее, а потом поднимается под порывами ветра.
Перед воротами школы я немного постояла, прислушиваясь к пению птиц и шелесту молодой листвы берез. Солнце грело макушку.
Наконец, я собралась с силами и вздохнула.
Я увидела Марка сразу же, как только прошла сквозь школьные ворота. Он стоял ко мне спиной, держа руки в карманах школьных брюк. Белый легкий дым от сигареты облаком улетал в небо.
Сначала я встала позади, немного потопталась и, обойдя Марка с правого бока, остановилась перед ним. Он посмотрел на меня так просто и по-взрослому, что я смутилась интимности этой секунды.
– Дай, – протянула я руку.
Марк затянулся и передал мне сигарету.
Я не знала, каким концом надо вставлять ее в рот.
Он, запрокинув голову, выдохнул.
– Тем, что не подожжен, – любезно подсказал мне Марк.
Я смотрела на его прикрытые глаза и сильную шею с выступающей вершинкой посередине сквозь табачный туман.
– Затягивайся, – коротко сказал он.
Я попробовала и тут же закашлялась. Марк притянул меня к себе, поцеловал в висок, взял сигарету и выкинул ее.
– Довольна?
– Неприятно.
– В первый раз – да. Но тебе больше и не надо.
Я привстала на носочки, приблизив свои губы к его:
– Я не хочу ссориться. Вчера было ужасно.
Он легко поцеловал меня, едва прикасаясь губами, словно порхающая бабочка. Солнце грело спину. Его рука скользила по моей шее, моя – зарывалась в его волосы.
– Давай все обсудим еще раз, – прошептала я. Говорить громче казалось преступлением.
– Я не хочу думать об этом сейчас. Давай просто побудем в настоящем. Никто еще никуда не уехал, школа еще не закончилась.
– Но остались секунды.
– И что, пусть! Зато секунды счастья, а не выяснения отношений.
Отзвенел наш последний звонок.
Я была одета в белую хлопковую блузку, черные брюки и туфли на маленьком каблучке. В завитых кудрявых волосах у меня виднелась ленточка.
Папа много фотографировал меня. Я все думала, что когда-нибудь девочка, в чьем лице можно будет угадать мои черты, посмотрит на эти следы прошлого, на которых пойманы мои лучшие годы, и удивится, как юна и трогательна была ее бабушка. Я смотрела на всех родителей в школьном дворе и думала: «Неужели и вы были как мы? Неужели и вы мечтали о большой, прекрасной жизни? А что вы получили?»
Я нашла глазами Марка. Он стоял рядом с матерью и отчимом, хотя казалось, что это его мать и дедушка.
Вспышка ослепила меня.
– Улыбнись, Вер! – сказал папа.
Я потерпела еще несколько щелчков фотокамеры и тихонечко отступила за школьную колонну, когда к родителям подошли знакомые. Стайка моих одноклассниц в белых блузках столпилась у входа и фотографировалась. Они подозвали меня к себе и сделали селфи. Я смотрела на нас на экране телефона и думала:
«Мы будем вечно молодыми на этом снимке. Кто знает, что будет с нами уже через год? Как сложится наша жизнь? Но, что бы ни случилось, на этом снимке нам на века семнадцать, и все у нас еще впереди».
Я бродила по школьным коридорам, прощаясь с собой, такой разной, видевшей эти стены: и беззаботным ребенком, и смешливой девятиклассницей, и озадаченной жизнью выпускницей.
Вдруг на первом этаже я наткнулась на Петю. Он тоже шел к выходу, как и я. Мы еще ни разу не говорили с ним после расставания. Растерянность заставила меня на секунду замедлить шаг, и в голове мелькнула мысль: а не сбежать ли. Но я мотнула головой и разозлилась на себя за эту трусость. «Если хочется поступать порядочно, то сдаваться на полпути нельзя!» – сказала я себе.
Мы сошлись на середине коридора. Прямо напротив распахнутых входных дверей, через которые проникал солнечный свет.
Петя, кажется, тоже не знал, как поступить.
Мои руки вспотели, сердце забилось, как у испуганного котенка. Я убрала прядь волос за ухо и сказала:
– Привет.
Петя кивнул:
– Привет.
На мою улыбку он не ответил, и я тоже сделала серьезное лицо.
– Школа закончилась, – сказала я.
Петя кивнул, по-прежнему просто глядя на меня, а потом вдруг заговорил:
– Ты всегда говорила, что я рационалист, Вер. И я все это время пытался разложить по полочкам, почему так вышло. Сидел с ручкой, расписывал все вводные, пытался понять. Но так и не понял, не нашел ответ. Какая-то нерешаемая задачка. Со звездочкой.
Я вздохнула и отвела взгляд. Как же тряслись коленки!
– Просто так вышло…
– Вы с Марком мне это уже говорили, – резко сказал Петя. – Но ведь ты так умело копаешься в себе, ты должна знать, как это произошло. Я просто хочу понять, – добавил он устало. – Я не могу простить друга, пока не пойму. Мне тошно.
– Просто, когда я говорила о своих переживаниях, то знала, что меня поймет он, а не ты.
– То есть я тебя не понимал?
– Ты… ты иначе мыслишь. И когда я оказывалась рядом с тобой, то всегда думала, что со мной что-то не так, если мои мысли отличаются от твоих. А с Марком мои мысли будто обрели дом, где не нужно притворяться, понимаешь?
Петя ничего не ответил и быстро вышел на улицу. Я прикрыла глаза, вздохнула и направилась следом. Проходя мимо зеркала, увидела, как покраснели у меня щеки и какими бешеными, почти сумасшедшими выглядели глаза из-за пережитого волнения.
Майское солнечное тепло коснулось моего лица, как только я вышла на улицу. Я обвела взглядом толпу и, увидев Марка, направилась к нему.
– Здравствуйте! – сказала я его родителям.
Отчим Марка улыбнулся мне, а его мама только оглядела меня с ног до головы и ничего не сказала.
– Можно тебя на несколько секунд? – спросила я Марка.
Тот вгляделся в мои глаза, нахмурился и отвел меня в сторону.
– Что случилось? – спросил он.
– Я с Петей говорила. Он… Не знаю, мне кажется, я его обидела. Мне кажется, я сказала что-то очень плохое. Я не знаю…