абатываемый в установках крекинга по Шухову.
— Так, это мне известно, что дальше?
— Если нефть подвергнуть чуть более сложной переработке, по типу той, что используется в установках получения жидкого топлива из угля, то возможна выработка бензина, который обеспечит нормальную работу мотора при сжатии в десять и даже четырнадцать раз. То есть в десять раз если после переработки не производить ректификацию, а после ректификации уже в четырнадцать.
— И мощность моторов возрастет… ну?
— Расчеты показывают, что после переделки мотор, подобный тому, что на грузовиках филевских ставятся, обеспечит мощность свыше семидесяти сил. При тех же затратах бензина, или даже несколько меньших — тут все же натурный эксперимент надобен.
— А во что обойдется постройка потребных установок?
— Для таких расчетов все же инженеры нужны, я в них не силен. Однако, учитывая цены на установки Бергиуса, могу с уверенностью утверждать, что окупятся они менее чем за год.
— Понятно… так, давайте мы горячку пороть не будем. Вы со своей стороны подходящих инженеров подыщите, если знаете кого, я тоже постараюсь найти людей, к работе такой пригодных. И мы тихонько, дабы за границей лишнего не пронюхали и нам палки в колеса ставить не начали, подобную установку на заводике Лианозова и соорудим. К весне справимся, как думаете?
— А средства…
— Средства изыщем, ведь если вы верно все посчитали, то у нас бензина по сути образуется вдвое больше. То есть бензина машинам нужно будет вдвое меньше.
— Не «то есть», а «еще и». Процесс ей столь интересен и потому, что в бензин превращается и большая часть мазута. Там химия процесса весьма интересна, можно параметры так регулировать, что получать можно что пожелаем. Пожелаем — будет много керосина, пожелаем — бензина. А проще всего окажется получение топлива для дизельных моторов. То есть оно всегда получаться будет, но в самом дешевом процессе будет у нас от веса нефти четверть бензина высшего качества, чуть меньше керосина прекрасного — и более трети как раз изумительного дизельного топлива, для новых локомотивов просто идеального: я взял на себя смелость попробовать использовать его в Коломне — так локомотив практически без дыма на нем работает, что значит полное сгорание и полное использование в топливе энергии запасенной. Сейчас в Коломне готовят стенд мощность мотора проверить с этим топливом, по их разумению она тоже процентов на десять выше станет.
— Вы, Владимир Николаевич, прямо как купчишка мелкий на рынке зазываете товар свой купить. Но я, считайте, уже его покупаю. Вам осталось лишь цену назвать, а поскольку сами вы цену определить не можете, то придется вам некоторое время побыть директором нового института нефтепереработки. Вы ко мне завтра с утра зайдите, я к тому времени попрошу и штатное расписание подготовить, и людей некоторых подобрать. Вы со Станиславом Густавовичем из Госплана знакомы? Нет? Так идите сейчас же и познакомьтесь, а ему за пять минут мы тут поручение подготовим, он вам и все сметы просчитает, и помещения для института подберет. Только прежде чем к нему идти, вы все же сперва отобедайте: Станислав Густавович человек занудливый и дотошный, он из вас сначала душу вытрясет вопросами, по первому виду дурацкими. Но постарайтесь с ним об этом не ругаться: вопросы он сугубо по делу задавать будет, исключительно чтобы ответы наилучшие подготовить. Потерпите немного, а к весне у нас точно установка ваша заработает, а может и раньше. А я тогда с автомобилистами поговорю, во что им станет мотор под новые бензины доработать. И не только с ними: кажется мне, что более всего авиаторы наши изобретению вашему рады будут. И вот еще что: послезавтра, конечно, воскресенье, но я вас здесь в полдень ждать буду по важному делу. По очень важному…
Глава 23
Важное дело заключалось в том, что в ЦИК было закончено положение «О государственных наградах Союза ССР». Которое, в частности, отменяло все республиканские ордена и вводило общесоюзные, и высшей наградой за трудовые подвиги становился уже общесоюзный орден Трудового Красного знамени. А Владимир Николаевич награждался этим орденом за номером один.
Орденом за номером два награждался инженер Графтио, орденом за номером три — инженер Винтер. Откровенно говоря, Николай Павлович так и не смог понять, как Александр Васильевич смог запустить станцию с двумя генераторами за год. То есть как он ее выстроил, было понятно: когда есть много денег и прочих ресурсов вроде усиленных пайков рабочим на стройке, то стройки очень быстро идут. А вот как товарищ Винтер уговорил немцев досрочно поставить турбогенераторы, было совершенно непонятно. Но это было и не особо важно, а вот после церемонии награждения у Николая Павловича с Александром Васильевичем состоялся долгий и очень, что ли, напряженный разговор. С Генрихом Осиповичем разговор тоже состоялся, но очень «спокойный и плодотворный», о скорейшей постройке ГЭС на Свири. А вот с Александром Васильевичем разговор о строительстве второй очереди ТЭС в Шатуре спокойным не получился. Настолько не получился, что Николай Павлович в конце концов предложил:
— Александр Васильевич, сегодня день праздничный, и давайте его не портить пустыми спорами. А завтра специально соберемся, все вопросы отдельно и вдумчиво обсудим… я приглашу и других специалистов, с которыми мы, я уверен, найдем лучшее решение.
Решение очень простого вопроса: Винтер предлагал — пока германцы готовы ударными темпами изготовить еще два комплекта генераторных установок — в следующем году довести мощность станции до шестидесяти девяти мегаватт (это с учетом «пробной электростанции» на пять мегаватт). А Николай Павлович собирался деньги, которые в «программе электрификации», составленной Кржижановским, потратить на иные нужды. И именно эти вопросы в понедельник и обсуждались. В присутствии самого Глеба Максимилиановича, Владимира Григорьевича Шухова и директора строящегося в Калуге завода Власа Ниловича Каратаева. Влас Нилович инженером не был, и строителем не являлся. Еще до войны его направили в Нант переводчиком группы русских морских офицеров, наблюдающих за постройкой кораблей для русского флота. И переводчик нужен был не для самих офицеров (по-французски говорящих лучше многих французов, на верфях работавших), а для перевода кучи различных документов. Ну он и «начитался разного», так начитался, что через два года, когда началась война и офицеров отозвали в Россию, его назначили старшим военно-морской миссии в Нанте. Работа чисто административная, но чтобы ее качественно исполнять, нужно знать множество мелких «производственных» деталей…
Строить завод в Калуге он приехал по приглашению, как он считал, друга детства Андреева, и завод строил тем же способом, каким управлял миссией в Нанте: знал, допустим, что во втором цеху нужно поставить вертикальный фрезерный станок — и добивался, чтобы и станок по плану поступил, и установили его вовремя и качественно. Хотя вживую не отличил бы этот станок от какой-нибудь сноповязалки…
Поэтому на вопрос Николая Павловича он ответил с полным знанием дела:
— Сейчас — нет. Для выполнения такой работы нам будет нужен бельгийский станок… марку я где-то записал… если нужно будет, посмотрю. Но бельгийцы за него хотят получить почти девятьсот тысяч рублей золотом, и для него электричества потребуется чуть менее ста киловатт. Так что сначала мы для себя электростанцию выстроим, по планам в середине следующего марта запустим, и, если станок получится купить, месяца через три-четыре сможем такие турбины выделывать по штуке в месяц. То есть десяток в год все же.
— А если два таких станка у бельгийцев закупить?
— Глеб Максимилианович, вы что, арифметику в школе не учили? Один станок — десять турбин, два станка — двадцать. Пять станков — уже пятьдесят…
— Позвольте спросить, — прервал урок арифметики Владимир Григорьевич, — а моя роль в этом совещании в чем заключается?
— Дело в том, что мы сейчас говорим о турбинах, работающих при давлении пара в шестьдесят атмосфер. И нам потребуются котлы, способные это давление дать — а кроме вас я что-то никого вспомнить не могу из тех, кто такие котлы спроектировать сумеет.
— Ну… спасибо за комплимент. То есть вы хотите, чтобы я спроектировал котлы на шестьдесят атмосфер с решетками Макарьева?
— Товарищ Шухов, лично я считаю, что сжигать торф — это все равно что ассигнации сжигать. У нас, слава богу, угля сейчас становится достаточно, а янки уже несколько лет используют котлы, в которых сгорает перемолотый в пыль уголь. По их данным в таких топках угля требуется вдвое меньше, чем в обычных, с колосниками. Я попросил все материалы по таким котлам подобрать, я их вам сейчас передам. И добавлю, это мне уже другие люди подсказали: чем выше вы сможете получить давление в котле, тем лучше. Но это на будущее, пока ограничимся тем, что турбинщики запросили.
— То есть вы, как я понимаю, не желаете уже в следующем году увеличить мощность Шатурской станции вдвое? — сварливым голосом решил уточнить Винтер.
— Ну сами судите, Александр Васильевич, если мы вместо закупки германских турбогенераторов укупим два бельгийских станка, то через… получается, где-то через полтора года у нас появятся свои агрегаты мощностью в двадцать четыре мегаватта. Что само по себе хорошо, но главное — электростанции-то строятся на десятилетия, а если станция будет вдвое меньше топлива потреблять…
— Да теперь я согласен: был несколько не прав. Однако торф… ведь в торфодобычу вложены уже огромные средства!
— И это хорошо. Торф для глинистых почв нашей средней полосы — прекрасное удобрение. То есть как удобрение он вообще, честно говоря, никакой, но, как говорят почвоведы, структура почвы сильно улучшается и урожаи растут. А если с торфом делать компосты, минеральных удобрений добавить, то результаты получатся просто великолепные. Так что не пропадет добытый торф, его еще и не хватит…
Глеб Максимилианович с любопытством уставился на Николая Павловича: