— А откуда вам стало известно о котлах, на угольной пыли работающих? Я о таких, признаться, и не слышал.
— Так ведь работа Предсовмина много времени не занимает, всю работу министры делают — и делают неплохо. А я, когда дел особых нет, журнальчики всякие почитываю, иностранные. Интересно мне, что еще у заграничных инженеров позаимствовать можно на пользу России. Вот и вычитал о таких котлах для станций электрических, мне это очень интересным показалось.
— Очень удачно вы, я гляжу, журнальчики почитали…
— Это вы верно заметили. Кстати, у иностранцев очень много о чем интересном пишут, а прочитают ли об этом у нас — это уж как повезет. А везение — вещь капризная, негоже на него полагаться. Вы бы, Глеб Максимилианович, учредили контору, в которой работники только и занимались чтением всего, что за границей печатают. И чтобы работники там не просто читали, а заметки краткие делали о каждом изобретении или открытии, или новом способе выделки чего-то, с указанием где они это вычитали. И в какой отрасли сие пригодиться может. А заметки эти, скажем, раз в месяц или даже в две недели, печатали в специальных журнальчиках по отраслям — да в министерства их и рассылали бы. И по заводам крупным обязательно: в министерстве-то мелочей разных могут и не знать, а на заводе как раз что-то очень полезное и приглядят делу на пользу.
— Так ведь даже если и приглядят… вот вы в журнале, как я понимаю, американском про котлы эти вычитали, а инженеры наши больше немецкий знают… или вообще никаким иностранным языком не владеют, если о совсем молодых говорить.
— Значит нужны будут в этой конторе и переводчики с любых языков. А то барышни из бывших гимназисток больше за два рубля лист романы всякие без толку переводят — а вы дайте им зарплату хорошую, пусть стране пользу приносят. Им, конечно, всяко доучиваться придется, все же техническая или научная статья с романом схожа не сильно, но дорогу осилит идущий.
— Тут не контора, тут институт целый потребуется!
— Ну, вам виднее, как ее обозвать. Зато как она заработает — вся научная и техническая информация со всего мира на производствах доступна станет. Там, конечно, думаю, еще и библиотекарей-архивистов опытных…
— Найдем, вы правы: такой институт будет нам исключительно полезен. Он ведь и отечественные достижения для других тоже описывать сможет, быстрее передовой опыт распространять содействуя. Но возникает такой вопрос: там же концентрация бывших дворян получится высочайшая, чекисты не подумают, что тут какая-то контрреволюция затевается?
— Что у нас в стране называется контрреволюцией, пока решаю я. А так как у нас и революция лишь начинается, то, думаю, чекистам я объясню куда им следует… свои усилия направить. Смету на этот институт постарайтесь подготовить до Нового года и штатное расписание, я тогда займусь подбором нужного помещения. А теперь давайте вернемся к вопросам строительства электростанций и экономии торфа для удобрения полей…
По поводу минеральных удобрений у правительства СССР мнение сложилось более чем однозначное: они нужны. А раз нужны, то нужно всерьез вкладываться и в их производство. И одно из крупнейших таких «вложений» было произведено по настойчивому предложению академика Курнакова: Николай Семенович еще в пятнадцатом году выяснил, что в районе Соликамска есть вполне достойные самого пристального внимания залежи хлористого калия. То есть сильвинита, из которого этот хлористый калий еще достать нужно — но технология доставания давно уже было отработана в Германии, так что вопрос был лишь в деньгах. А так же в металле, разнообразных станках, мозгах как инженеров, так и химиков, и много еще в чем — но большую часть потребного было можно как раз за деньги и получить.
Шахту для добычи сильвинита начали копать еще прошлым летом, но оказалось, что «грунты неподходящие» — и копка как-то сама перенеслась на зиму: водоносные слои зимой получалось замораживать и ограждать чугунными тюбингами. С чем инженеры довольно успешно справились — то есть те инженеры справились, которые шахту копали. А те инженеры, которые строили фабрику по очистке хлористого калия от соли, справлялись не очень, поскольку им требовалась нержавеющая сталь, а шведы — основные мировые поставщики этой стали — в Советскую Россию ее поставляли с крайней неохотой. Так что Глебу Максимилиановичу пришлось существенно некоторые планы пересмотреть, и планы эти были даже совсем не про калий, а про автомобили: после недолгих переговоров получилось договориться с турками о поставках хромовой руды, без которой нержавейку не сделать — а оплачивать ее пришлось советскими грузовиками, буквально отрывая их от собственного народного хозяйства. Причем и грузовики эти «османам» пришлось отдавать даже ниже себестоимости, но хоть так…
Вторую шахту, попроще (там грунт оказался «подходящим») уже выкопали в Березниках и даже начали потихоньку в ней сильвинит добывать. Вот только очистка хлористого калия велась совершенно кустарным способом: породу мололи в примитивных жерновных мельницах, рассолы делались в больших эмалированных бочках и в других таких же бочках они охлаждались, чтобы этот калий в осадок выпал. Калий выпадал, примерно по паре тонн в сутки выпадал — но это делалось скорее от отчаяния, потому что нужного промышленного оборудования вообще не было еще. Но в Березниках хотя бы железная дорога была, а в Соликамске дороги еще не было — впрочем, проложить меньше чем три десятка километров собирались уже к концу мая. А вот когда появится оборудование для химического завода, было совершенно непонятно.
И по этому поводу у Николая Павловича возникли весьма серьезные разногласия и с Кржижановским, и со Сталиным. То есть с Госпланом и с партией, поскольку после серьезных чисток Иосиф Виссарионович стал, по сути, главным партийным руководителем. А вопрос не ограничивался лишь добычей калия, просто здесь он наиболее ярко «высветился»: дело в том, что когда строительство калийных шахт только началось, немцы предложили свою помощь и в строительстве шахт, и в строительстве заводов по получению чистого хлористого калия. Не бесплатно, конечно, предложили — но в Госплане посчитали, что «с немцами строительство выйдет гораздо дешевле». А Николай Павлович считал, что «пусть дороже, но своё будет». И считал не из какого-то «квасного патриотизма», а из-за того, что был убежден, что парой рудников дело не ограничится и стране необходимо иметь для расширения производств собственную промышленную базу и государство, потеряв год времени и кучу денег на старте, впоследствии эти потери возместит многократно.
А потери денег были довольно заметными: турецкую руду везли в Керчь, где на срочно восстановленном (задорого) заводе, который был заброшен еще до войны, из руды выплавляли феррохром. Который затем везли в подмосковный город Затишье на завод «Электросталь», где выплавлялась нержавейка. Эту нержавейку в слитках отправляли на завод Гужона (то есть на «Серп и Молот» конечно же), где ее раскатывали в ленту, а из ленты варились трубы. Которые затем отправлялись в Сормово, где из этих труб и листовой нержавейки изготавливались агрегаты для перекристаллизации удобрения. Все это было очень долго и совсем не дешево — особенно если учитывать, за сколько реально приобреталась хромовая руда — но по прикидкам Николая Павловича выходило, что года через два стоимость одной калиевой установки сократится более чем втрое. И не потому, что производительность труда в стране возрастет на порядки, а потому, что он прекрасно помнил слова Лодондагбы о том, что в России где-то в кайсацких степях есть огромнейшее месторождение хрома. Степи, конечно, большие — но сегодня в этих степях уже почти полсотни геологических экспедиций трудились. То есть летом трудились, и лишь к весне, после обработки собранных материалов, будет понятно нашли они что-то или нет. Но ведь обязательно найдут: пока что все рассказы Лодондагбы о богатствах земли русской (и монгольской) полностью подтверждались…
А то, что отечественная промышленность все равно справится с любыми трудностями, причем лучше, чем любая заграничная, наглядно подтверждалась в Барнауле. Этот город во время революции сгорел практически дотла, и его три года вообще никто не старался хоть как-то «оживить». А тут постарались — и еще в октябре там заработали сразу три очень полезных для страны завода. Тракторный, на котором начали производиться тракторы колесные (к гусеничным картофелекопалку прицепить было невозможно), завод станкостроительный и завод трансформаторный. Причем все три завода были полностью оснащены отечественными станками. Сейчас там же — и тоже с использованием исключительно отечественных станков — возводилось еще четыре крупных завода. По которым, правда, вопросы появились уже у товарища Струмилина:
— Николай Павлович, в Барнауле сейчас жилищное строительство большое ведется, а рабочих-то для заводов откуда завозить планируете? Мне, чтобы неверные планы по другим заводам и фабрикам не составлять…
— Станислав Густавович, в Алтайской губернии полтора миллиона одних крестьян…
— И что?
— Двести пятьдесят тысяч мужиков, из которых стране через три года нужны будут тысяч двадцать пять. Так что вопрос не в том состоит, откуда рабочих туда везти, а куда лишних мужиков девать! В Барнауле на новых заводах мы их тысяч двенадцать пристроим, тысяч пятьдесят, а то и семьдесят по старой привычке в деревнях останется еще лет на пять-десять, а с прочими что делать?
— И что?
— Это вы мне должна сказать. Как правоверный большевик, я бы предложил лишних крестьян расстрелять как мелкобуржуазную прослойку, но я большевик не правоверный, вашего товарища Маркса считаю шарлатаном и провокатором, прислужником британских банкиров — а потому крестьян расстреливать не собираюсь. В Алтайской губернии мы можем лет за пять подготовить двести тысяч промышленных рабочих, а если еще и баб мужицких к делу приставить…
— Чугун выплавлять? — ехидно решил уточнить Станислав Густавович.
— Можно и чугун, но если этих баб за швейные машины посадить, на фабрики по выработке консервов каких поставить… да мало ли работ, где сила мужицкая не нужна особо? А в