Но даже встать не мог несчастный пес.
Но он простер собаке длань служенья,
Приподнял, напоил, принес спасенье.
Избранник[93] видел все, что делал он,
И был тот муж во всех грехах прощен.
Ты, злой тиран, возмездья опасайся!
Стань щедрым, искупить свой грех старайся!
Собаку спасший был прощен. Итак
Благотвори! Ведь выше пса — бедняк.
Будь щедрым, милосердным, сколько можешь,
Тем выше ты, чем больше щедрость множишь.
Пусть богачи кинтарами дарят,
Ты беден, но дороже твой кират[94].
Судья предвечный лишнего не спросит,
Пусть каждый в меру сил своих приносит.
Слона степной кузнечик тяжелей,
Коль им придавлен жалкий муравей.
Будь к людям мягок, мудрый муж, всегда,
Дабы найти защиту в день суда.
Тот, кто от века стал щитом несчастных,
Тебя не бросит на путях опасных.
Не обижай и жалкого раба,
Вдруг сделает царем его судьба.
Не угнетай униженных и слабых,
Будь им защитой, поддержи хотя б их.
Круговращенья лет изменчив круг,
Не ждешь — и ферзью пешка станет вдруг.
И тот, кто судьбы взглядом прозирает,
В сердца посева злобы не бросает.
Чтоб сохранить свой щедрый урожай,
Идущих вслед жнецам не обижай.
Не бойся к бедным щедрым быть, как море,
Чтоб самого себя не ввергнуть в горе, —
Смотри: вчерашний царь в беде, а там —
Владыкою вчерашний стал гулям.
Не причиняй обид сердцам подвластным,
Страшись, чтобы не стал ты сам подвластным.
Бедняк поведал богачу рыдая,
Что нищета его терзает злая.
Но жалостью не тронулась душа
Богатого. Он не дал ни гроша.
Затопал он ногами, рассердился,
И встал бедняк и небесам взмолился:
«Зачем, ему подобные, живут?
Как видно не страшит их божий суд!»
Богач услышал это. И вскипел он,
С позором бедняка прогнать велел он.
Имел он много, не дал ничего.
И счастье отвернулось от него.
И бедняка зачлась ему обида,
Беда пришла по воле Утарида[95].
Стал бедным он и голым, как чеснок,
Без помощи друзей он изнемог.
Он в сети лютой нищеты попался,
Как фокусник с пустым мешком остался.
И униженья, оскорбленья, зло
Изведал... Время некое прошло.
Слуга его, от найма став свободным,
На службу взят был мужем благородным.
Тот муж был щедр, несметно был богат,
Дервишу каждому, как гостю, рад.
Раз постучал к нему бедняк убогий
И хлеба попросил во имя бога.
Слуге сказал хозяин: «Встань! Прими
Несчастного! Досыта накорми!»
Слуга исполнить поспешил веленье,
Но, дверь открыв, он закричал в смятенье!
В слезах, с разбитым сердцем, потрясен,
К хозяину бегом вернулся он.
Спросил его хозяин: «Что с тобою?
С какой там повстречался ты бедою?»
Слуга сказал: «Весь дух потрясся мой,
Как бедный тот старик убит судьбой.
Свидетелем его величья был я,
Он был богат, и у него служил я.
Он разорился, и теперь — о стыд! —
Как нищий, там он за дверьми стоит».
Хозяин молвил: «Это не обидно. —
Таков закон возмездья, очевидно».
«Да, это злобный тот скупой богач,
Которого людской не трогал плач.
Я — тот бедняк, которого когда-то,
Гнать вон велел слуге скупец богатый.
Я погибал. Но милостью творца,
Отерты слезы моего лица!»
На смертных вечный промысел взирает,
Он, дверь закрыв, другую отпирает.
Пройдут года. Времен круговорот
Потопит гордых, тонущих спасет.
Коль благороден ты в душе своей,
Внимай о жизни доблестных людей.
Да будет награжден твой подвиг каждый!
Шибли[96] мешок зерна купил однажды;
Раскрыл мешок он в хижине своей,
Увидел: в груде зерен — муравей
Растерянно метался, изнемог он...
Жалея муравья, заснуть не мог он.
Встал утром, муравья того он взял,
Отнес его обратно и сказал:
«Лишиться мест родных для нас ужасно,
Пусть дома будет муравей несчастный!»
И ты смятенных души успокой,
И сам утешен будешь ты судьбой.
Как Фирдоуси[97] промолвил несравненный,
Мудрец великий, муж благословенный:
«Ты муравья, влачащего зерно,
Не тронь! Ему дыхание дано!»
Жесток и милосердия не знает
Тот, чьей виною муравей страдает.
Могучей дланью слабого не бей,
Вдруг станешь сам пред ним, как муравей.
Утешь смятенных, в бедствии живущих.
Несчастий устрашись своих грядущих.
Не сжалилась над мотыльком свеча,
Сама сгорела вся потом свеча.
Ты думаешь, что все тебя слабее?
Но некто есть, и он тебя сильнее!
Будь щедр, будь милосерден без конца,
Добром лишь можно уловить сердца.
Как знать: губя врага, себя ты сгубишь,
Аркан же ласки сталью не разрубишь.
Прощай! Великодушие являй!
Напрасной кровью рук не обагряй!
Ведь добрый плод от семени дурного
Не возрастет. Не делай дела злого.
Исполненный гордыней лишь своей,
Ты лучших можешь потерять друзей.
Коль доброта твоя сердца притянет,
И прежний враг твой даже другом станет.
Юнца я в поле встретил одного,
Бежал козленок по следу его.
Сказал я: «Друг, не упусти козленка!
Сорвется он с твоей веревки тонкой!»
Веревку юноша с козленка снял,
Сам резво, как козленок, побежал.
Козленок — вскачь за ним. Не отставал он.
Из рук юнца пучки травы хватал он.
И сделав круг с козленком, прибежал
Тот юноша ко мне и так сказал:
«Ты видишь? — Ласка лучше, чем веревка!
Его кормлю я. В этом — вся уловка».
Вот так погонщика не топчет слон, —
Ведь со слоном свирепым ласков он.
О мудрый! Будь ты добрым и со злыми!
Ведь ласков с псами злыми ты своими.
И пардус на тебя не нападет,
Коль ел он пять-семь дней твой сыр и мед.
Дервиш, однажды проходя в лесу,
Без лап увидел жалкую лису.
Сказал: «О боже! Кто ж ей помогает?
Как зверь безногий пищу добывает?»
И вдруг раздался треск и шум в кустах,
Явился лев с добычею в зубах.
Сожрал добычу лев и напоследки
Уснул. Лиса же съела все объедки.
Дервиш, придя назавтра, увидал,
Что снова лев лисицу напитал.
Открылась мудрость промысла живая
Пред старцем. И пошел он уповая:
«Забьюсь, как муравей, я в тишину!
Не взять ведь силой пищу и слону...»
И, от мирских себя отторгнув дел, он
Забился в щель горы. И там сидел он.
Он верил — пищу бог ему пошлет...
Но ждет-пождет, никто к нему нейдет.
Вот отощал и страшно исхудал он,
От голода рассудок потерял он.
И голос тайный вдруг раздался в нем:
«Вставай, о лицемер! Стань хищным львом!
Ты здесь лисой безногой не валяйся,
Сам ешь и пищу дать другим старайся!
Кто падает, как жалкая лиса,
Хоть он могуч, как лев, — презренней пса.
Лови добычу, ешь, делись с другими!
Пренебрегай объедками чужими!
Ты рук своих трудом себя питай,
Трудись, как муж, и ближних утешай.