— Послушай, ты умница, ты все поймешь… Мне нужен был брак с американкой… Фиктивный… Ну, такие были условия…
— Что-что? Я не понимаю… Брак с иностранкой?! А я? Как же я?.. — лепетала Саша, медленно оседая на пол. Рука ее лежала на животе — крохотное существо, которое бодро колотило ее изнутри ножками, наверное, вовсе не чувствовало, что в этот момент теряет отца. Саша уже не слушала нарочито бодрый голос Игоря, желавший ей с недвусмысленным намеком насыщенной студенческой и личной жизни… Господи, как же глупо и натужно шутил сейчас он, так легко отрекшийся от нее, от их любви.
Двадцать четвертого декабря родилась Зинаида Александровна Беляева. Маленький ребенок занял Сашу целиком, не оставляя ни времени, ни сил на учебу. Кроме того, катастрофически не хватало денег. Из университета Саше пришлось уйти, надо было зарабатывать на жизнь. С заработками же в их женской семье хронически не складывалось. Все как-то получалось, что не дотягивали они до средней потребительской корзины. Компьютерный набор стал мало востребован, бывшие клиенты сами себя обслуживали, оставив Зинаиду Константиновну на скудной пенсии. Врожденный порок сердца давал о себе знать, расшатались нервы. Но инвалидность ей ВТЭК не дал, не признав сердце достаточно больным для бесплатных лекарств.
Глаза Саши теперь светились редко, да и смотрели все больше вниз, — в конторские книги ДЕЗа, на пол в поликлинике, который мыла после работы в регистратуре. Но маленькая Зинка росла умницей, и Саше настойчиво являлась картинка: вернется Буртаев, узнает про дочь и заплачет горькими слезами об утраченном счастье.
Поликлиника уже закрывалась, а больные все шли и шли. Шаркали по мокрому кафелю ботинки типа «прощай, молодость», облепленные бурой кашей из снега и песка. Элегантные сапожки были здесь как попугай, попавший в воробьиную стайку.
— Девушка, осторожней, здесь скользко! — предостерегла Саша высокие сапожки на тонких каблучках, обходя их тряпкой.
— Кончай корячиться, Беляева. Смотреть противно, — услышала Саша в ответ.
Ларка — румяная и по всем статьям цветущая, в зеленой дубленке и обалденных лакированных сапогах с зелеными кистями, стояла в позе руки в боки над приникшей к швабре подругой.
— Пойдем ко мне! Имеешь право на отдых! К тому же у меня есть разговор.
Глава 3
На Ларкиной кухне все было устроено точь-в-точь по журналу. И белая мебель со встроенной техникой, и занавески в три слоя, и посуда, и всяческая яркая мелочевка — салфеточки, фонарики, баночки со специями, горшочки с кактусами.
— Как тебе моя новая микроволновка с грилем? — Хозяйка метнула из холодильника коробку с пирожными, поставила на стол конфеты: — Твоя любимая вишня в шоколаде.
— Мечта… — Саша с удовольствием расслабилась на удобном плетеном стуле. Спина гудела после двенадцатичасовой смены. — Домой можно не торопиться. Мать Зинулю из сада взяла и, наверное, меня поджидает с очередными наставлениями. На нее сильное впечатление наш детсад производит. Сразу лозунг выбрасывает: «Твой дед был нищим гением опальной науки — это генетики, значит. Одни брюки двадцать лет носил. А ты ребенка приучаешь к показухе. Купеческие замашки нам не по карману». — Бросив взгляд на пирожные, Саша выбрала «трубочку», любимую с детства, и с наслаждением откусила нежный слоеный хвостик.
— Деда в смысле прикида понять можно, время такое было — мерзопакостное. Стиль у граждан — обносочный. А вот ты — дура элементарная. Сплошное несоответствие с современной окружающей средой. Полы заплеванные за гроши мыть — тупость. Ребенка без отца поднимать… — Ларка от возмущения не могла найти подходящее слово, лишь покрутила у виска пальцем.
— Нет у Александры отца!..
— Есть! Гад он, нравственный урод интеллигентного профиля и карьеристского фаса. На американских харчах отъедается. А ты на свои гроши из кожи вон лезешь, чтобы девчонка без комплексов нищенства росла. Университет бросила, фигурное катание бросила…
— Сказала тоже — на что оно мне теперь?! Ты на меня посмотри.
— На что? А красота, а фигура? Эх, девушка, не знаешь ты своей цены. — Ларка, отличавшаяся ширококостной плотной фигурой, тщетно стремилась обрести стройность, истязая себя диетами. — Белку Ивлеву помнишь? Тоже такой блеск на льду выдавала, а работает в стрипклубе. И между прочим, не жалуется.
— Извини, это не для меня.
— Ясное дело. Вы с маманей люди гордые. — Ларка зло откусила фруктовое пирожное, словно мстя себе за очередной антидиетический срыв. — А вот разве твоя честнейшая Зинаида Константиновна об этих киви и ананасах могла мечтать? Об овсяном печенье она мечтала, а за ним еще в очереди постоять надо было!
— Ну знаешь, в нашей семье и сейчас пирожными не объедаются. — Уловив в своем голосе обвинительные материнские интонации, Саша подавила желание порассуждать о социальной справедливости.
— Ты, конечно, полагаешь, что это несправедливо, — хмыкнула Ларка. — Что ваши с матерью труды достойны большей оплаты. Нет, подруга, все правильно. Поскольку такова рыночная стоимость вашего труда. Не востребован он обществом.
— По-твоему, и учителя, и поликлиники районные не востребованы? Врачи — голь-шмоль, не нужны нищим старикам? — Глаза Саши под нахмурившимися бровями презрительно сощурились.
— Уймись, Беляева. Кто ж говорит, что все хорошо? Но люди ведь как-то устраиваются. Особенно с твоими данными.
— Ну да! Настя подалась в секретарши, Янка с мужем в Голландии… — Саша взяла шоколадную «картошку» в гофрированном воротничке. — Можно я ее для Зинули прихвачу?
— Да противно на тебя смотреть! — Ларка уложила оставшиеся пирожные в коробку и поставила ее перед подругой. — Знаешь, мне кажется, что тебе нравится роль неудачницы. Ты совершенно не хочешь бороться, в тебе нет знаешь чего? Энергии самоутверждения! Ты скорее потеряешь, чем найдешь, уступишь, нежели отвоюешь, промолчишь, но за себя слова не скажешь.
— Мама говорит, что я — кроткая. В плохом смысле. Легкая добыча для аферистов и нахалов. Да не страдаю я наивностью! Я все понимаю!
— Вот, вот! Устаревшая модель ясноокой барышни, не умеющей приспосабливаться к законам победительниц. А говоришь, что желаешь! Танцевать в клубах не хочешь, от денег в долг отказываешься, подарки не берешь. Знаешь, как это называется? Это не гордость, милая моя. Это гордыня, смертный грех. Надо брать, когда помощь предлагают от чистого сердца.
— Разве я сомневаюсь, что ты от чистого? Критику вот твою покорно выслушиваю и денег в долг возьму. Мне очень хочется книжку одну своей Зинуле подарить — сказки Андерсена. Иллюстрации потрясающие, но дорогущая! Я уже Зинуле намекнула, сказала, что будет ей подарок от Деда Мороза. Скажу лучше, от нас с тобой. Она ж все равно догадается.
— Девка у тебя отличная. Повезло тебе! В наше-то время — такой ребенок. Меня Олежка по врачам затаскал. Говорят, ждите. Шанс есть. А ведь почему? Аборты, дура, делала. А ты сразу — мамочка.
— Не сдавайся, Лар! Будет у тебя сынок, вылитый твой Олег.
— И сразу в фуражке, — рассмеялась Ларка. Она обожала своего мужа, работавшего в милиции.
— Ладно, мне пора. — Саша отставила чашку. — Мама с Зинулей платье шьют. Из моего костюма для показательных выступлений. Помнишь, голубой, усыпанный блестками? Зинуля всех сразить хочет. У них в саду елка, грандиозный концерт готовят. А мне даже пойти не в чем.
— Так… — Ларка решительно поднялась, огладив на мощных бедрах кожаную юбку. — Идем! Пока Олежки нет, в шкафу пороемся, подберем тебе туалет.
— Не стоит, Лар. У меня настроения нет. Шуша я теперь — вот кто.
— Шуша она, видите ли! — взвилась Ларка. — Для чего я тебе лекцию читала?! Пора тебе, госпожа Беляева, расстаться с комплексами и благотворительным служением на благо обществу. У меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться.
Вскоре Саша сидела за своим прилавочком на бойком базаре. Торговую точку устроила Ларка, поставляя товар из собственного магазина. А потом произошло то, что произошло — не заладилась торговля, затраты превышали доходы. Даже предпраздничная торговля не спасла. А еще со всех сторон — «с Новым годом, с новым счастьем». И как противно каркали все вокруг насчет моря с новым счастьем. Накаркали — явился Буртаев. И что же? Хуже не придумаешь! Застал ее в самый неприглядный момент рабочей биографии. Да еще такой кулемой. Сжалился и карточку свою дал, как добрый Дедушка Мороз.
Кухня Беляевых — тоже как на картинке. Только картинка эта из журнала ушедшей эпохи глобального дефицита. Шкафы в голубой цветочек, оклеенные до половины когда-то клетчатой клеенкой стены, гремучий холодильник «ЗИЛ» с округлыми боками и выгоревший абажур.
На столе — опять-таки Ларкин гостинец — тарталетки с салатами — аппетитные, яркие. И сама она — королевна расписная: рыжие стриженые волосы, сережки и кулон в цвет блузке и шарф — закачаешься!
— Тебя, дорогая моя, на тракторе в новую реальность вытаскивать надо, — постановила Ларка после безрадостного подведения итогов Сашиной предпраздничной торговли. — Пока ты на нулях, Беляева. И как тебя угораздило столько товару попортить? Надо было с покупателя за испорченное брать. А как же? У меня не отвертятся.
— Не могу… Сколько я тебе должна?
— Говорю — по нулям. На Андерсена вот тебе премия. За храбрость! — Лара выложила из крокодиловой сумочки пятисотрублевую бумажку. — Хватит? Без отдачи.
— Лар, ты замечательная, но денег я не возьму. Сама должна научиться выкручиваться… А знаешь, что сегодня было? Ужас! Стою я вся никакая, настроение — хуже некуда. А тут мужик холеный такой подходит… Смотрю — Буртаев!
— Да ты что?! — Ларка застыла с открытым ртом и так выслушала Сашин рассказ об этой невероятной встрече.
— Вот, по щедрости своей отвалил. — Саша достала визитку Игоря.
— Финансовый директор! Величина! Ну повезло, девушка. Знаем мы, гад он, и что теперь — от помощи отказываться? После Америки связи знаешь какие! Не моим чета. Не понимаю, почему не воспользоваться деловым предложением? Он ведь перед тобой весь в долгах, за всю жизнь не расплатится.