…После обыска снова закрывают на сборке, в ожидании автозака, который уже и развозит по судам.
Условия содержания в судах по уровню своего свинства и скотства скорее напоминают концлагерь, чем храмы правосудия в центре Москвы. Создается такое впечатление, что нечеловеческие условия содержания на сборках в судах устраиваются специально, чтобы у обвиняемого было одно желание: поскорее во всем признаться и больше никогда сюда не приезжать. Причем, как ни странно, самые плохие условия в таких известных судах, как Тверской, куда я ездил неоднократно, и Мещанский, куда ездят мои сокамерники.
Сборка на суде представляет собой небольшое помещение без окон и батарей (что особенно комфортно зимой), по периметру которого стоят лавки. Как правило, в такой сборке находятся 3–4 человека. Свет на сборке поступает от тускло горящей над входом «лампочки Ильича» (в камерах такие лампочки используют в качестве ночника, а на сборках при выезде из тюрьмы стоят обычные лампы дневного света). То есть света на судебной сборке нет! Читать и готовиться к делу невозможно, даже если поставить цель испортить зрение. Все равно ничего не видно. Я уже не говорю о возможности почитать книгу.
При выезде из тюрьмы выдается сухой паек — это каши, супы и чай. Многие берут еду с собой из камер. Это важный момент, так как на судебной сборке обвиняемые, как правило, проводят по 6–8 часов. Редкие дела — может, одно из десяти — слушаются долго. Так вот: ни в Тверском, ни в Мещанском суде обвиняемым не предлагают кипяток. Как и чем разводить официально выданный паек, не понятно. Кипяченой воды тоже не выдают. В Пресненском суде кипяток выдают — но под расписку в квитанции. А в туалет выводят строго два раза: сразу после приезда и перед отъездом (хоть обоссысь). Проще стразу застрелить.
В этой связи необходимо выстраивать персональные отношения с конвоем. Тогда, во-первых, тебя сразу помещают на сборку одного. Это особенно важно для некурящих — я уже упомянул, что в этих помещениях отсутствуют окна. Во-вторых, сразу появляется мобильный телефон — при необходимости, конечно. В-третьих, появляется возможность неформальных встреч и любых передач: будь то продукты и еда из ресторана, будь то телефон, да хоть наркота. Такие неформальные встречи стоят, как правило, 1000 руб. минута. В Тверском суде самые высокие расценки по Москве — 2000 руб. за минуту. В-четвертых, нет проблем с кипятком и выходом в туалет. Хотя свет на сборке ярче не становится, такой же тусклый.
Правда, надо сказать, что о проблемах с кипятком я знаю только по опыту Тверского и Мещанского судов. В остальных, говорят, кипяток дают. Но тоже не везде и не всегда. В остальном — условия везде одинаковые. Вот такое правовое государство. Есть человеческие условия, даже в нарушение всех законов и инструкций — но только за деньги. Повторюсь — без этих офицеров-взяточников было бы совсем плохо.
После окончания судебного заседания все обвиняемые ждут автозак. Сегодня мне повезло: суд слушал мое дело допоздна, поэтому за нами — мной и другими обвиняемыми — приехал последний автозак и повез нас прямо в Бутырку. А вот в предыдущий раз (после предварительных слушаний), мы освободились около 18.00. Логичнее всего везти обвиняемых из суда напрямую в Бутырку. Но не тут-то было. Вначале мы почему-то заехали в Останкино, там пересели в другой автозак. Затем нас привезли в «Матросскую тишину», где мы высадили двух человек. Там мы вновь пересели и уже оттуда все 10 человек, бывших в нашем суде и катающихся по Москве три часа, поехали в Бутырку. При том идиотизме, с которым все это делается, я не уверен, что кто-то может на этом зарабатывать (к примеру, за счет списания бензина; а с учетом того, что машины большие, бензина расходуется много). Но зато какой потенциал для экономии в условиях кризиса! А ведь мы — то есть правительство — идем по пути сокращения расходов. Могу себе представить, как на деле «сокращают расходы» на воле.
Садизм: кипятка не будет, а ночевать могу в коридоре
04.02.09
Сегодня снова поездка в суд. Все как обычно. За исключением возвращения в камеру. На сборке внизу, в тюрьме, как правило, приходится проводить и час, и два. Поднимают в камеры в районе 22.30–23.00, иногда могут поднять и в полночь. На Большом Спецу, где я сейчас сижу, с 22.00 до 06.00 по указанию руководства выключают все розетки — за исключением камер, в которых есть холодильник. Я, поднимаясь после 22.00, всегда убеждал старшого включать нам розетки, так как я приезжал из суда, и мне нужно было поесть горячего и выпить чаю — согреться. Сегодня старшой лет 25 — видимо, правнук гулаговских вохровцев. Когда он подвел меня к камере, то заявил, что розетку не включит — при этом недобро улыбнулся, понимая, что это садизм. Я спокойно сказал, что мне завтра снова в суд, поэтому в любом случае мне нужно нормально поесть, так как утром надо быть готовым. Это не возымело никакого действия, более того — старшой еще больше озлобился. В таких случаях, когда все методы убеждения исчерпаны, надо ставить человека на место. Дашь слабину один раз — все, дальше с тобой никто считаться не будет. Я спокойно сказал, что не буду заходить в камеру, пока старшой не включит свет или не пригласит дежурного помощника начальника следственного изолятора (ДПНСИ). Однако на это нехороший человек ответил, что ему все равно — я могу переночевать и в коридоре. Надо сказать, что свидетелями этого диалога стали другие заключенные нашего корпуса, которых еще не успели развести по камерам. Заключенный Сулим, который так же часто, как и я, ездит на суд, первым полностью поддержал меня и сказал, что в камеру не войдет, пока всем не включат розетки. К нам присоединились и остальные. В нашем корпусе на каждом углу висят камеры, на чем я и строил свой расчет. Минуты через две-три охране стало понятно, что происходит что-то не то. ДПНСИ пришел сам минут через пять и решил вопрос в нашу пользу. При этом — по крайней мере, устно — признал справедливость наших требований.
Вывод: нельзя давать садиться себе на шею. И еще — очень помогает взаимовыручка, так как одному мне было бы гораздо тяжелее потом доказывать, что я не угрожал, к примеру, этому старшому или что-нибудь в этом роде.
Общая ошибка: на воле слишком много времени тратилось на полную фигню
06.02.09
Сегодня я вновь ездил в суд. На обратной дороге, в автозаке, у меня состоялся интересный разговор с ребятами, которых судил мой судья. Радостного было мало. Ребята сидят по ст. 162, часть 2 (разбой). Они не москвичи, адвокат у них так называемый «ментовской» (то есть бесплатный). С их слов, судья очень внимательно слушал и их, и свидетелей, и по всем показаниям выходило, что обвинительное заключение подтверждается процентов на 20, не больше. Тем не менее, судья дал им по 7 лет строго режима, просто переписав текст обвинительного заключения — без учета того, что говорилось в зале во время судебных слушаний. Это было в июле 2008 г. Далее ребята сами, без адвокатов, написали кассационную жалобу в Мосгорсуд на полную отмену приговора, который ее и удовлетворил в ноябре и отправил дело на новое рассмотрение к другому судье. Сегодня другой судья вынес им новый приговор: 5 лет общего режима, что существенно мягче — это как раз то, на что ребята и рассчитывали.
Вот такая арифметика получается: с учетом УДО им удалось сократить срок наказания вдвое! Это, конечно, приятно — но меня радует очень мало. Судя по всему, судья у меня очень нехороший человек.
На сборке в СИЗО я присоединился к одной любопытной беседе: это был рассказ одного выходца из Азербайджана о том, какие все менты сволочи и как они все всем подбрасывают. Возможно, они делают это очень часто — но, очевидно, не в случае с этим клоуном. С его слов, ему подбросили 15 килограмм (!) гашиша. На мой вопрос — сколько это в денежном эквиваленте — я узнал, что это минимум на 200 000 долларов. Другой клоун рассказал похожую историю про героин. Он, оказывается, встречал на вокзале сумку с запчастями для «Жигулей» аж из самого Таджикистана (видимо, они там дешевле). Так вот, под запчастями оказалось пять килограмм героина — видимо, тоже менты подкинули. Таких клоунов здесь много.
Еще встретил знакомого бизнесмена А., который за время, прошедшее с нашей последней встречи (где-то месяца за полтора), успел стать инвалидом 2-й группы — естественно, только по бумагам. Он, оказывается, специально перевелся в Бутырку из другого СИЗО, так как здесь эта процедура дешевле. Долго стояли и обсуждали с ним дела и ситуацию на воле. Одновременно пришли к одному и тому же выводу. Общая ошибка: на воле слишком много времени тратилось на полную фигню. Попадая в тюрьму, время и усилия начинаешь ценить гораздо больше.
Каждый старается поделиться своим опытом коррумпирования местных старших
10.02.09
Вчера произошли ожидаемые мною события (см. заметку от 31.01.09). Ребят из соседней камеры, в том числе и бизнесмена А., перекинули на Малый Спец — за телефон. Только что я получит от них маляву, через «ноги»: на Малом Спецу по-прежнему все так же плохо: комары, плесень, ремонт от 1938 года. Ну и, конечно, самые маленькие камеры в тюрьме. Вид из окон у них во внутренний двор тюрьмы, что полностью исключает возможность телефонных звонков (из-за заглушек) даже при наличии телефона.
С их отъездом у меня возникла существенная проблема. Дело в том, что моя камера была соединена с остальными камерами на Централе по «дороге» именно через камеру бизнесмена А. «Конь» — то есть основа «дороги» — также остался у ребят. Проблемой это стало по двум причинам: во-первых, прерывается общение с друзьями, которого здесь и так не хватает, а главное — общение это очень полезное. Многие бытовые нюансы обсуждаются в малявах. Каждый старается поделиться своим опытом коррумпирования местных старших и другими не менее актуальными вопросами. Малява — единственный оперативный способ общения в тюрьме, так как пересечься на сборках можно только случайно, а в храме особо не поговоришь, да и выводят далеко не каждый день.