А полковник Макаров — действующий полковник, хотя и приехал он сюда в штатском — имел несколько иное мнение. И был он весьма зол, поскольку четыре месяца ему, сорокапятилетнему мужчине, почти четыре месяца пришлось учиться управлять этим «летающим антиквариатом». Теоретически он теперь мог самолет даже посадить без особого риска, но это только в крайнем случае — а такой случай планом не предусматривался. Так что он уже неделю спокойно сидел в правом кресле в кабине этого неуклюжего самолета и вел с командиром обычные «мужские разговоры»: про баб в основном, немножко про войну — но совсем немножко: ведь по легенде «старший лейтенант» почти всю войну провел в тылу, летая на Ще-2, а до этого — вторым пилотом на «Дугласе». Но неделя прошла — и в очередном рейсе из Хабаровска на борт взяли высокопоставленного пассажира. А еще — перед тем, как пассажир вошел в самолет — на борт погрузили большой деревянный ящик.
Примерно через час после взлета командир судна обратился к помощнику:
— Слава, что-то мне не очень хорошо… возьми управление… и давай лучше в Хабаровск вернемся…
— Не волнуйся, все сделаю правильно.
Полковник — которого звали совсем не Слава — выглянул в салон: гость, как ему и полагалось, мирно спал. Тогда он, выглянув в окно и убедившись, что внизу уже проплывает Малый Хинган, закрепил штурвал извлеченной из рукава летной куртки приспособой, открыл валяющийся в салоне ящик. На то, чтобы вытащить из ящика тело и усадить его в правое кресло у него ушло буквально пара минут, все же мастерство не пропьешь. Затем он надел так же спрятанный в ящике парашют… неприятно, конечно — но при работе в СМЕРШе приходилось и менее приятные вещи использовать. Открыл дверь, выкинул за борт ящик, не спеша вернулся в кабину, снял приспособу со штурвала, уменьшил газ… Еще раз огляделся — и вышел в открытую дверь. По уверениям специалистов, самолет свалится минут через пять-десять, а если не свалится, то на малом газу опустится и в какую-нибудь гору врежется. И у оставшихся в самолете шансов на выживание будет крайне немного. А если кто-то и выживет, то за этим проследят уже другие люди: товарищ Абакумов подобными делами занимался исключительно аккуратно.
Летчика полковнику было совершенно не жаль: откровенно говоря, всю прошедшую неделю он с огромным трудом удерживался от того, чтобы своими руками не придушить этого охранника фашистского концлагеря. А пассажира… Приказ ему зачитал лично товарищ Абакумов, но, судя по тому, что рядом с министром сидел лично товарищ Берия, внимательно глядя на полковника Госбезопасности, пассажира тоже жалеть не требовалось.
Спустя десять дней на докладе у Абакумова капитан Коноваленко (с которым полковник Макаров не один десяток шпионов и диверсантов во время войны нейтрализовал) сообщил:
— Красиво упали, без пожара, но все равно всмятку. Я поисковой группе координаты примерные указал… километров на пятьдесят южнее, так что до весны точно никто ничего не найдет. А если и весной не найдут… летом пойду с геологами что-то в горах искать.
— Ну что, — криво усмехнулся Виктор Семенович, — по «Звезде» вы заслужили, а, может быть, и по «Знамени». В отпуск не отправляю, какой отпуск-то в конце октября? Но на следующее лето на месяц в Крыму можете рассчитывать, это лично Лаврентий Павлович распорядился. Однако сейчас новая работенка намечается, так что не расслабляйтесь особо…
Вот такие они — бабочки. Взмахнула одна крылышком — и последний летающий экземпляр самолета, который никогда уже не получит индекс «Ан-2», забрал с собой на тот свет и одного не очень верного товарищу Сталину товарища, который теперь никогда уже не станет Первым секретарем ЦК партии…
Пятидесятый год в стране начался довольно успешно. А конкретно в МАПе — более чем успешно. Как, впрочем, и в МОМе, и в Средмаше. Не потому, что было что-то выдающееся сделано, а как раз потому, что ничего выдающегося сделано не было. На предприятиях министерства шла обычная, в чем-то даже будничная работа — и шла она практически в полном соответствии с планами. Планово производились самолеты, планово изготавливались новые изделия под шифром РДС-1, планово шли запуски ракет…
То есть как раз запуски шли не очень «планово», каждая вторая ракета (если иметь в виду «дальние», жидкостные) летать никуда не хотела. Или хотела лететь вовсе не туда, куда хотели ее отправить люди. Но это-то было всем понятно: работа принципиально новая, в ней неизвестного больше, чем известного вообще во всех других отраслях машиностроения.
По этому поводу в скромно обставленном кабинете в новеньком здании в Реутово собрались несколько человек, перед которыми товарищ Сталин поставил один непростой вопрос. То есть вопрос он задал только одному из них — Главному Маршалу авиации товарищу Новикову, но отвечать на него предстояло всем:
— Итак, мне предстоит, причем уже на этой неделе, ответить на простой вопрос: какого хрена страна тратит многие миллионы на работу КБ в Подлипках, если ваше изделие…
— Я думаю, что ответить на вопрос очень просто, — заметил Владимир Николаевич, — мои самолеты-снаряды все же хоть и очень непростые, но все же самолеты. Это сейчас в противника нет средств, способных эти самолеты сбить, но никто не гарантирует, что такие средства не появятся через год-два. Насколько мне известно, мы тоже такие средства разрабатываем… кстати, именно ракеты. А вот то, что собирается сделать Королев, и даже то, что он уже делает — это в обозримом будущем сбить никто не сможет.
— Веский довод.
— Но не единственный. В принципе его ракеты и лететь будут гораздо быстрее.
— А если твою ракету… ну, которая у тебя в качестве стартового ускорителя…
— Начну с того, что у меня такая ракета лишь в проекте, а у Королева ракеты уже летают.
— Хреново летают, из шести до цели только две долетели.
— Но он ракеты свои когда-нибудь доведет. К тому же никто не гарантирует, что моя — будущая — ракета будет сразу летать хорошо. Я, конечно, ее тоже когда-то доведу до рабочего состояния, но в этой части Королев меня обгоняет лет на пять, а то и на семь.
— Скромничаешь.
— Ничуть, просто трезво оцениваю возможности. У Королева уже ракета несет полторы тонны на шестьсот километров, причем за пятнадцать минут доносит
— А у тебя на полторы тысячи.
— Александр Александрович, пока что самолет-снаряд несет одну тонну, и на полторы тысячи километров он летит больше часа. И сейчас скорость мы увеличить не сможем, а когда сможем, то Королев уже будет пару тонн на три тысячи километров доставлять. Так что, думаю, тут спорить просто не о чем.
— Ну ладно, я понял. Но это что, выходит, что дальняя авиация не нужна будет?
— Почему? Я все же планирую машину довести до уровня доставки двух тонн на пару тысяч километров… где-то через год, максимум через полтора. И если самолет-снаряд пускать, скажем, над Тихим океаном…
— Хорошо, успокоил. Если тебе что-то от ВВС понадобится, то не стесняйся: поможем чем сможем. А можем мы многое… пока можем.
Когда Маршал покинул кабинет, Алексей Иванович поинтересовался у Владимира Николаевича:
— А вы уверены, что раньше свой большой самолет-снаряд сделать не получится?
— Абсолютно. Владимиру Михайловичу хорошо если за пару лет удастся планер разработать, на таких скоростях ведь никто в мире пока не делает и какие там проблемы встретиться могут, никто не знает. Мне Глушко двигатель для ускорителя хорошо если года через два выдаст, к тому же, как всегда у него было, тяжелее обещанного и с тягой похуже. Так что просто укоритель изготовить…
— А до получения двигателя у вас ускоритель разрабатывать не получится?
— Можно было бы попробовать, но фонды…
— Давайте так договоримся: вы готовите новое штатное расписание с учетом этой задачи, фонды министерство изыщет… и да, я помню про жилье сотрудникам, но об этом можете теперь не беспокоиться: Совмин принял постановление о массовом строительстве жилья, а с подачи Лаврентия Павловича все предприятия «девятки» будут использоваться в качестве подопытных кроликов. В Подлипках уже в план включено строительство двух с половиной тысяч квартир на этот и следующий год, в Реутове — для вас в основном — почти две тысячи.
— А Мясищеву? Или Глушко?
— О них тоже Совмин позаботился. И, обратите внимание, это без учета того жилья, что будет хозспособом строиться.
— Это радует. А по поводу ракетных ускорителей… постановление будет?
— Пока для вашего ОКБ будет только приказ по министерству, этого, думаю, на этот год достаточно. Только… в общем, людям Хруничева об этом знать не обязательно, а насчет двигателя мы с ним отдельно договоримся. Вы с Валентином Петровичем характеристики-то его уже согласовали?
А Валентин Павлович Глушко в это же время беседовал со своим министром. Михаил Васильевич Хруничев был человеком «военным» и особо политесы разводить не любил — но и хамить людям не любил тоже. А что речь его был в некоторой степени «военная», то подчиненные на это особого внимания не обращали, им было вполне достаточно и того, что министр старался все необходимое для работы своих многочисленных ОКБ обеспечить. И чаще всего обеспечивал — при условии, что КБ эти выдавали стране обещанное. Однако общаться с подчиненными все же предпочитал у себя в кабинете:
— Ну что, Валентин Петрович, возьметесь за задачку, которую нам товарищ Челомей поставить хочет?
— Да с удовольствием! Владимир Николаевич — в отличие от Сергея Павловича, кстати — задачи ставит очень… обдуманно и аргументировано. Вот он же вообще не химик, а ко мне пришел с конкретными предложениями и по топливу, и по окислителю. Мы, конечно, пока не проверяли — но вряд ли он нас обманывать собрался, а по всему выходит, что у двигателя на таком топливе удельный импульс раза в полтора выше получится. При том, что поскольку ничего криогенного нет, то и конструктивно попроще. Теоретически, на практике все же потребуется и топливную пару проверить, и конструкцию правильно придумать — а это и люди, и время… кстати, товарищ Челомей эти потребности тоже довольно трезво оценивает. А то, что все это довольно ядовито… я понимаю, Сергею Павловичу космос снится, но если мы говорим о боевой ракете…