Работа в республике оказалась даже более трудной, чем Николай Семенович предполагал поначалу — но была она и очень интересной. Местами: все же именно ему пришлось «отработать роль», сообщая переведенному уже в Москву Хрущеву, что якобы «зарезанный» самолет собираются запускать в производство «в каком-то занюханном Благовещенске, но если тамошний главный инженер почувствует поддержку из Москвы, то аргументы за перевод заводу в Киев или в Днепропетровск готов лично Сталину предоставить…» И инструктировал его лично товарищ Судоплатов, который «придал красоту» операции, имея в виду в дальнейшем обвинить в гибели члена ЦК выявленного фашистского прихвостня. Правда Лаврентий Павлович, получив за время подготовки операции много информации по деятельности Хрущева на посту первого секретаря ЦК республики, сказал:
— Ну исчез где-то — да и пес с ним. Мы лучше среди членов ЦК слух пустим, что про вот это вот все он откуда-то узнал и смылся…
— А когда его найдут?
— Ну, скажем, что неудачно смыться попытался, — усмехнулся Берия. — Вы, товарищ Патоличев, лучше свои задачи решайте, вам в республике столько говна поднавалили для разгребания…
Ну да, поднавалили. Но и «бригаду ассенизаторов» Москва прислала, так что к лету пятьдесят первого бандеровщину зачистили практически в ноль. А теперь нужно было честным людям хорошую жизнь налаживать, и это было очень непросто. В особенности с учетом того, что в стране каждая копейка была на счету — и копеек этих катастрофически не хватало.
Правда, появился один «источник» поступления «копеек» в республиканский бюджет: возле городка Желтая Река геологи нашли в железорудной шахте уран, и в республику денежка пошла. Но исключительно по линии Спецкомитета, и чтобы часть поступающих средств перекачать в республику, нужно было очень постараться. Например, на предприятиях республики делать все (или почти все), что новому комбинату для строительства требуется. Решаемый вопрос — нужно было всего лишь наладить выпуск стройматериалов, горного оборудования — но чтобы такие предприятия выстроить и запустить, тоже требуются изрядные средства, а вот где эти средства изыскать…
Двадцать четвертого июля — в день принятия постановления об организации Восточного ГОКа — Николай Семенович имел «очень интересную встречу» в Москве. С товарищами Сталиным и Берией:
— По нашим расчетам мы уже к сентябрю сможем полностью закрыть потребности строительства комбината в арматуре, бетоне, стекле и кирпиче без ущерба всем остальным проектам в республике. Для чего нам потребуется лишь немного ускорить ведущиеся слишком медленно строительства семи предприятий, и чисто технически мы…
— То есть вы тоже хотите получить дополнительные средства из союзного бюджета, — констатировал товарищ Сталин. — Сколько?
— Если в союзном бюджете есть лишние деньги, то республике они, конечно, не помешают, — усмехнулся Николай Семенович, — но я что-то не помню, чтобы где-то у нас лежали склады с неиспользуемыми деньгами. Зато в республике произвели определенные подсчеты — и пришли к интересному выводу: только в системе начального образования у нас выкидывается на ветер ежемесячно свыше тридцати миллионов рублей. А всего по республике туда пускается куда как больше полумиллиарда в год — и я собираюсь это безобразие прекратить.
— Интересно, как это, по вашему мнению, происходит? Хищения такие? — очень удивился Сталин. А Лаврентий Павлович заметно напрягся.
— Никаких хищений. В республике только учителей украинского языка почти сорок тысяч человек, по несколько в каждой школе, причем с зарплатой от восьмисот пятидесяти и выше, хотя даже математики получают максимум семьсот пятьдесят. И нагрузка у них… если в школе один математик и три учителя украинского, то уже понятно. Это при том, что более восьмидесяти процентов учеников родным языком считают русский!
— Вы, товарищ Патоличев, не совсем понимаете национальную политику партии…
— Я-то понимаю, население ее не понимает. Еще почти полмиллиарда тратится на выпуск книг на украинском, якобы художественных — но, по данным книготорга, больше восьмидесяти процентов такой литературы затем сдается магазинами в макулатуру: никто их покупать не хочет. А если вычесть из тиражей обязательные закупки в библиотеки…
— Вы точно не понимаете… — очень настойчиво начал Берия, но Николай Семенович продолжил:
— Это бы ничего, но… в книгах на украинском, включая даже школьные учебники, идет скрытое прославление украинских нацистов, искажается история Советского Союза… вот вас, Лаврентий Павлович, например, называют, хотя и несколько завуалировано, палачом украинского народа. Я эту книгу с собой принес, могу показать. А товарищ Сталин, если в эти учебники вчитаться, оказывается, недостаточно усердно выполняет указания великого украинского руководителя Никиты Сергеевича… Вы по-украински читаете или переводчиков пригласить?
— Даже так… Ну что… а какие меры вы хотите предложить?
— Самые что ни на есть простые. С нового учебного года отменяем обязательное изучение украинского во всех школах, родители сами будут выбирать, записывать детей в украинские или в русские классы. Если в школе «украинцев» набирается меньше десяти человек, то либо детей отправляют в другую школу, где таких учеников достаточно, либо — в небольших населенных пунктах, где других школ нет, родители получают право — не обязанность, а именно право — перевести детей в школы-интернаты. За отдельную плату. Что же до художественных книг, то на украинском они будут печататься исключительно по подписке — на этот счет постановление республиканского ЦК уже подписано, и республика на этом до конца года сэкономит уже четверть миллиарда.
— Вы уверены в том, что решение республиканского ЦК верное? — уже несколько спокойнее поинтересовался Лаврентий Павлович.
— Более чем уверен, и не только из-за экономии средств или изъятия явно антисоветской литературы и учебников. Статистика за последние пять лет показала, что чисто украиноязычные выпускники школ примерно в пять раз реже в состоянии поступить в институт, а там, где таким давались преференции по языковому признаку, выпускники уже институтов оказываются не нужны промышленности и науке: они, как сообщают наши специалисты, вопиюще безграмотны. Наиболее наглядно это видно в медицине: у выпускников мединститута во Львове смертность пациентов примерно в два с половиной раза выше, чем у обучавшихся на русском выпускников такого же института в Харькове…
— Мы думаем, — задумчиво проговорил Сталин, — что вопросы о том, как и кого обучать, республика вправе решать самостоятельно. А насчет авторов этих книжек…
— МВД республики их уже… — с легкой улыбкой прервал Сталина Патоличев, — но, знаете ли, поскольку Колыма в состав республики не входит, я попросил писак этих к работе пристроить товарища Абакумова. Направления на работу с перечнем заслуг мы ему передали, думаю, он сумеет им подобрать работу по заслугам…
— Таким образом, как я понимаю, вы обеспечите стройматериалами Восточный ГОК практически полностью, — полувопросительно-полуутвердительно сказал Лаврентий Павлович. Но, мне кажется, сэкономленных средств хватит и на другие проекты. Ведь экономия будет, как я понимаю, не разовой, а постоянной?
— Да, конечно. Сейчас республика считает очень важным развитие судостроения в Николаеве — туда мы направим изрядную часть сэкономленных средств, безусловно очень важно производство чугуна и стали… но это все же не республиканские, а союзные программы, мы только постараемся их немного ускорить. Что же до республиканских программ, то мы считаем, в этом нужно будет сконцентрировать усилия на домах отдыха, пионерских лагерях — и вот тут сэкономленные таким образом средства окажутся весьма существенными…
Когда Патоличев покинул кабинет, Лаврентий Павлович весьма недовольным голосом — и по-грузински — поинтересовался:
— Ну что, будем подыскивать нового первого секретаря в Киев?
— Нет, — ответил Иосиф Виссарионович уже по-русски. — Товарищ Патоличев не просто вскрыл проблему, но и не побоялся об этом сказать нам: на национальных языках просто невозможно обучить грамотных специалистов.
— Ну да, а Белоруссии…
— Товарищ Гусаров говорил, и говорил верно, что в Белоруссии нет языковой проблемы: двух-, и даже трехязычие в Белоруссии норма, и людям плевать на каком языке ты говоришь если они тебя понимают: на белорусском, на русском или на польском. Но в Белоруссии все высшее образование, и даже старшая школа — полностью на русском. И в Тбилиси мединститут на русском студентов обучает!
— А его идея сделать национальную школу платной…
— Ты слушал… невнимательно. Платная — если в населенном пункте почти все говорят по-русски, и родители все равно хотят детей учить… не как всех прочих. И плата будет не за обучение, а за проживание в интернате, а это дело другое. Причем, мне кажется, этим делом вообще товарищ Абакумов заниматься должен: нам нацизм, даже украинский… Мы не должны забывать, кто сжег Хатынь.
— Ну… да. Извини.
— А если товарищ Патоличев даст нам свой, советский, уран на год раньше, то пусть хоть на китайском детей учит! На сколько мы от американцев отстаем по производству бомб?
В МАПе состоялось очередное заседание Совета главных конструкторов. На этот раз темой был «разбор перспективных проектов пассажирских самолетов», а конкретно обсуждалось предложение Архангельского. Александр Александрович, имея в виду перспективный двигатель Люльки (или практически такой же двигатель Соловьева) с тягой около шести тонн собрался предложить ГВФ разработку пассажирского самолета на восемьдесят мест, летающий на полторы тысячи километров. Причем со скоростью до восьмисот километров в час. Машину он все же не «сам придумал», ОКБ получило заказ на разработку «пассажира» с новенькими двигателями Микулина — но те жрали столько топлива, что с ними в параметры заказа по дальности вписаться оказалось практически невозможным. Однако и Люлька в ЦИАМе и Соловьев в Молотове обещали га пару лет закончить разработку двигателей с тягой возможно и чуть похуже, но топлива потребляющие гораздо меньше — и у обоих уже были закончены аналогичные (в плане топли