– Брать-то будете что-нибудь? – вывел Сардика из транса голос продавщицы.
– Знаете, еще подумаю…
– Чего ж тогда все перемацали? И чуть хвост на шапке не оторвали!
– Разве? – удивился Сардик. – Простите, пожалуйста…
– Иди отсюда! Морда чучмекская! Ворюга!..
Охранник и продавщица из бутика напротив, прервав беседу, с интересом посмотрели на Сардика. Сардик улыбнулся им, и шапке с хвостом, и хамовитой торгашке, – и побежал следом за незнакомкой.
…Это был самый потрясающий шопинг, какой только мог представить Сардик!
За полчаса девушка побывала в отделе английского фарфора, из которого умыкнула чашку; в отделе индийских тканей, откуда вынесла большущий – метр на метр – платок. В отделе «КИНО/ФОТО» она разжилась фотоаппаратом, в книжном – книгой Жана Маре «Непостижимый Жан Кокто» (Сардик обязательно купил бы такую же, чтобы получше узнать о литературных вкусах незнакомки, но времени на покупку у него не было). Затем пробил час благовоний, купальника и пены для ванн.
Девушка без всякого волнения входила в места, оборудованные сигнализационными рамками. И также спокойно выходила с каким-нибудь трофеем: и снова – ни одна рамка не пискнула. Что же такое происходит, в самом деле? – Сардик был заинтригован, очарован и раздавлен окончательно.
Последним в списке значилось маленькое дежурное кафе на первом этаже. Укротительница рамок заглянула туда всего лишь на минуту: запустить руку в большую вазу с яблоками, украшавшую стойку, и взять одно – самое румяное, с аппетитным глянцевым боком. Никакой реакции на выходку девушки не последовало – ни со стороны угрюмой барменши, ни со стороны очереди в три человека, ни со стороны других, сидящих за столиками, посетителей.
Должно быть, она каким-то особенным образом управляет пространством. Не дает никому считывать то, что делает. И нейтрализует электронику… – именно такие мысли роились в голове Сардика, когда девушка покинула наконец Гостинку и вышла на Садовую. Присев на ступеньки, она доела яблоко, переложила краденое в рюкзак, похлопала себя по карманам и достала пачку с табаком. Кто из знакомых Сардика курил самокрутки?
Никто.
Шурик предпочитала «Мальборо», Женька – «Парламент», байкер Леопольдыч и тенор-саксофонист Мчедлидзе время от времени забивали трубки, и только соло-гитарист Иван Бабкин предпочитал всему этому никотиновому безобразию анашу. Сам Сардик давно завязал с курением, не курил и Гаро, ах да… придурок-философ из Шуриковой свиты – тот, кажется, и вправду баловался самокрутками, обставляя это как самый настоящий ритуал. У него была машинка для набивки, два сорта папиросной бумаги и мундштуки. На то, чтобы соорудить самую незначительную пахитоску (с последующим зализыванием краев и установкой мундштука), у философа уходило не меньше минуты. Девушка же справилась за пару мгновений, при том, что никакой машинки у нее не было!
Как только она закурила, в сторону Сардика поплыл сладковатый дым, от которого закружилась голова. Чтобы не упасть, Сардик ухватился за массивную колонну (она же служила ему тайным укрытием), потряс подбородком и закрыл глаза. А когда открыл – девушки на ступеньках не было.
Так сильно Сардик пугался только в раннем детстве, оставаясь один в темной комнате. Куда она могла подеваться? – всего-то секунда прошла… Страх сковал Сардика и тут же отпустил: никуда она не делась, голубка, просто перешла на другую сторону улицы, дымит своей самокруткой и знать не знает, что Сардик без нее задыхается – в прямом и переносном смысле.
Позабыв про всякую осторожность, он припустил за вороватым ангелом, а ангел тем временем свернул в ближайшую подворотню: между сапожной мастерской «ОБУВЬ 21-го ВЕКА» и магазином «ТИТАНИК-24 ЧАСА».
Вот черт, что она забыла в подворотне?!..
И кто вообще их изобрел, подворотни? И что, если двор, в который ведет подворотня, окажется проходным?.. Рано он успокоился, дурачок!
Так и есть – пусто!
И подванивает кошатиной, забродившим пивом и радостно выпущенными на волю человеческими жидкостями; и весь этот смрад – в двух шагах от Невского, куда только смотрит городское правительство и лично губернатор? Давно бы пора издать указ, запрещающий ангелам шастать по подворотням.
В глубине двора хорошо просматривались две вывески – поменьше («superКОЛГОТКИ») и побольше («ПИРОТЕХНИКА ИЗ КИТАЯ») – к ним-то и устремился Сардик, разом позабыв про конспирацию. Но не пробежав и пяти метров, наткнулся на какое-то препятствие, не удержал равновесия и тут же оказался на земле. Падение не задело жизненно важных органов, зато выглядело чрезвычайно унизительным: какая-то тварь подставила ему подножку! Сардик был полон решимости разобраться с обидчиком, но, когда поднял голову, увидел только ее:
незнакомку с рюкзаком, подружку электронных детекторов, яблочную воришку, тайную воздыхательницу Жана Кокто, клептоманку, ангела.
Девушка стояла у стены, скрестив руки на груди и с интересом рассматривая Сардика. Теперь, в состоянии покоя, она казалась Сардику еще более прекрасной.
Она была чудом.
– Не ушибся? – спросило чудо.
– Нет. – На глаза Сардика навернулись слезы: к лицезрению чудес ни сетчатка, ни радужная оболочка не приспособлены.
– Ты кто такой?
– Никто. Просто человек.
– Просто человек, понятно… А почему шпионишь за мной?
– Я не шпионю…
– Я тебя давно заметила.
– Я тоже.
Девушка не выказывала никакого волнения и никакого беспокойства, хотя находились они в довольно сомнительном дворе, рядом с криминальной Апрашкой. Причин может быть несколько, самая вероятная – у ангела есть группа поддержки, которая всегда придет на помощь и защитит. Группа может состоять из миллиона китайцев, окопавшихся под вывеской «Пиротехника». Или из банды громил, использующих superКОЛГОТКИ в качестве маски при ограблении.
– Что тебе нужно? – Она даже не поменяла позы, но интерес в глазах стал заметно ослабевать.
Рассказ про приступы удушья и рюкзачное ® успеха не возымеют, ангел только посмеется над ним, Сардик и сам бы посмеялся. Сказать, что познакомиться на улице с хорошенькой девушкой – святой долг каждого мужчины, еще большая глупость. Сказать, что влюбился? – но это не совсем правда, не вся правда, и он снова будет вынужден вернуться к недостатку кислорода в организме. И снова побежит по кругу, быстрее и быстрее, и две дворовые вывески сольются в одну, со вполне очевидной китайской доминантой.
– Я хотел спросить… Может быть, ты знаешь… Кто такая Эмилия Пардо Басан?
Странное дело, вместо того чтобы рассмеяться Сардику в лицо и отбрить чем-то типа «ну ты и мудак!», девушка сунула в рот кончик косички (потрясающий жест, до которого так и не додумалась Шурик), нахмурила лоб и произнесла:
– Это писательница. Испанская. Не слишком выдающаяся и мало кому известная. Умерла в прошлом веке.
– А Холли Голайтли? Кто такая Холли Голайтли?
Вот теперь она улыбнулась, и это была замечательная улыбка: улыбка-воспоминание. Как будто Холли Голайтли много значила для нее и (на правах старшей сестры) посвятила во все тайны и чудачества взрослой жизни.
– Ты не читал «Завтрак у Тиффани» Трумэна Капоте? Холли Голайтли – оттуда.
– Не читал.
– Но кино-то должен был посмотреть! С Одри Хепберн.
– Увы. – Сардик устыдился своего невежества и, кажется, даже покраснел. – Оно того стоит?
– Еще бы.
– А Сильвия Плат? Тоже персонаж?
– Поэт.
– Мало кому известный?
– Я бы так не сказала. Она слишком рано умерла, чтобы быть никому не известной…
Сардик мог бы тоже подкинуть дровишек в костер темы «ранние смерти как способ добиться популярности», но у него в запасе оставалось еще несколько имен Чью судьбу просто необходимо прояснить.
– А Поль? Что ты знаешь о Поль?
– Что людей с именем Поль – как звезд на небе
– Поль – не мужское имя. Женское.
– Поль – женщина? – Ангел снова принялся жевать кончик косички. – Я знала только одну женщину Поль. Из романа Саган «Любители вы Брамса?».
– Наверное, это та самая Поль, – обрадовался Сардин. – Она была молодая?
– Не слишком. Зато у нее имелся молодой любовник.
– Значит, она была красивая?
– Пожалуй.
– А еще вот такое имя – Леонор Асеведо Аэдо. Ни о чем тебе не говорит?
– Так звали мать Борхеса. Писателя.
Сардик не настолько туп, чтобы не иметь представления о писателе Борхесе. Он даже читал кое-что борхесовское, теперь и не вспомнить, что именно: кажется, рассказы. Или одну из антологий, им составленную. Это не так уж важно, тем более что Борхес умер, и уже давно, задолго до того, как Шурик разбилась на опасном склоне в горах. Причем возраст, в котором он умер, был довольно почтенным, что уж говорить о его матери! Так и есть, Леонор Асеведо Аэдо – самая пожилая из постоялиц гостиницы в голове Сардика. И самая обстоятельная, недаром именно ей принадлежит идея вывески
«Concepcion Jeronima. 13».
– …По-моему, ты ненормальный, – сказала девушка без всякого осуждения. – Зачем тебе все эти имена?
– Это долгая история. Непонятно, откуда они взялись. Поселились у меня в голове и мешают заснуть…
– Ты слышишь голоса?
Только имена. Не важно… Они здесь, – Сардик легонько постучал пальцем полбу, – устроили что-то вроде гостиницы. И ничем их не выкуришь…
– Гостиницы? Ха! Ты точно ненормальный!
– Не веришь? – Сардику вдруг стало весело, как иногда бывало весело с Шуриком и с ее завиральными историями; теперь он и сам выступил в качестве автора завиральной истории. – У гостиницы даже название имеется…
– Да что ты говоришь! «Хилтон», да? Или, может, «Октябрьская»?
– Не совсем. «Concepcion Jeronima. 13».
Ничего такого он не сказал – ничего, что могло бы так сильно взволновать ее. Но она выглядела взволнованной по-настоящему, как если бы увидела перед собой привидение, или старого друга, которого давно считала умершим, или саму Холли Голайтли, старшую сестру. Сардик даже обернулся к пиротехнической заставке – не выскочил ли из нее долгожданный миллион китайцев?