— Удача. Дай, думаю, зайду к Силену…
— В четыре часа утра?
— В пять, — Ариадна посмотрела на старомодные, чудовищно дорогие часы. Сверкнуло золото браслета, вспыхнули рубиновые брызги на крышечке. — Если быть точной, в пять шестнадцать.
— Извините. Я, кажется, задремал. Вы всегда ходите по барам в начале шестого?
— Я хожу по барам в любое время суток. Я — зарегистрированная аватара Неистового, мне многое позволено. Вы в курсе, что все питейные заведения Кекрополя согласно распоряжению мэра оборудованы цифровыми замками с персональным распознаванием. Даже если дверь заперта, я подхожу, и она открывается.
— Аватара?
Тезей сделал вид, что удивлен.
— Не притворяйтесь, — прокурорская дочка взяла початую бутылку «Спарты», отхлебнула прямо из горлышка, поморщилась. — Дрянь! Расслабьтесь, это я не вам. Карамель, бисквит, алкоголь. Тело средней плотности, карбонизация тоже средняя. Восемь градусов. Кстати, вам известно, кто я. У вас это на лбу написано. Вставайте, поедем ко мне.
— Зачем?
Он знал, зачем.
— Спать, — объяснила Ариадна. — Что делают по утрам? Спят.
— Спят вроде бы по ночам?
— Только не я. И, кажется, не вы. Бросьте ломаться, вам не к лицу. Мы — взрослые люди, к чему танцы танцевать? Или вас это возбуждает?
В Тезеевом кармане заиграл вайфер.
— Одну секундочку…
Он ответил на вызов, уже понимая, что поедет с ней. Подчиняться было приятно. На счету Тезея числилось много женщин, но не тех, кому бы он подчинялся. Антиопа? При ее кажущейся брутальности амазонка обожала играть в постели вторую скрипку. Кроме этого, если уж заблудился в лабиринте, начинай делать глупости. Иногда, в безвыходных ситуациях, глупости заменяют план.
— Да! Слушаю!
— Блин! — гаркнули ему в ухо. — Блин, блин, блин!
— Вы ошиблись…
— Он сдох, ты понял? Он дал дуба!
— Кто?
— Букмекер! Этот сраный букмекер…
— Нет, кто звонит?
— Пирифой! Ты что, меня не узнал? — обиделась восходящая звезда. Судя по обиде, Пирифой не сомневался, что Тезей дни и ночи проводит в мыслях о нем. — Ну, ты даешь, чемпион…
— Я тебя впервые слышу. В смысле, по вайферу…
И тут до Тезея дошло:
— Букмекер? Умер?!
— Да!!!
— Где? Когда?!
— В госпитале! Два часа назад…
— Это точно?
— У меня там в реанимации девчонка. Медсестричка с перчиком. Отзвонилась: летальный исход. Повреждения, несовместимые с жизнью.
— Где ты взял мой номер?
— У Керкиона! Разбудил его, он ругался…
Тезей представил, как ругался старый борец, поднятый с постели звонком Пирифоя, и побагровел. Затем представил лицо Керкиона, когда тот узнал о внезапной, ничем не объяснимой смерти букмекера, и побледнел.
«Сказал, твой фанат… Автограф хотел…»
— Я один под суд не пойду, — предупредил Пирифой. — Усёк?
— Под суд?
— Вместе пойдем. Обнявшись, по-братски.
— Ты его бил! — возмутился Тезей. — Кто бил? Ты!
— А ты держал. И уронил тоже ты.
— Ну ты зараза…
— Кто мне велел: «Бей!»? Ты велел!
— Я?!
— Все слышали!
— Да не все слушаются! Я ему велел, понимаешь!
— Вместе, говорю. Под суд. Плечом к плечу, да.
— Иди в жопу. Если угодно, плечом к плечу, — меньше всего Тезей хотел сейчас обсуждать с восходящей звездой последствия смерти букмекера. Больше всего он хотел обсуждать эти последствия с дедом. И даже не последствия, а саму смерть. — Мы действовали в рамках допустимой самообороны при бездействии представителей власти. Куча свидетелей подтвердит. Наверняка и записи есть. Соразмерность средств защиты и средств нападения, понял? Душевное волнение, вызванное посягательством. При скоротечности происходящего обороняющийся не всегда может ясно определить характер и меру опасности…
— Запиши, — велел Пирифой. — Пригодится.
И прервал связь.
— Как интересно! — мурлыкнула Ариадна. Глаза прокурорской дочки горели плотоядным огнем. — Я еще никогда не спала с настоящим убийцей. Вы ударили букмекера в точку отсроченной смерти? Я читала о таких точках.
— Я его не бил, — напомнил Тезей. — Я его держал.
— Вы держали его за точку отсроченной смерти?
— Издеваетесь?!
— Да, — честно призналась Ариадна. — Поехали, у меня машина с водителем. И отключите вайфер, ради бога. Этот балбес будет названивать…
4Икар
— Дебилы!
— Вы уверены?
— Да они там все безбашенные!
Девица осеклась. Скривилась, добавила с робкой, заикающейся интонацией, словно пробовала на вкус дольку кислого лимона:
— Были безбашенные. Были…
Вульгарный макияж. «Воронье гнездо» фиолетовых волос. Серьги: в ухе, в ноздре, в нижней губе. Грудь выпрыгивает из топика, просится на волю. Синяк на лице детектива, цветом в тон девичьей прически, не смущал, а скорее радовал сестру погибшего байкера — дело привычное, навидалась. Судя по всему, девица, справлявшая траур по безвременно усопшему родственнику, не возражала свести с Икаром более близкое знакомство. На вопросы отвечала с охотой: мертвых в кутузку не упечешь, чего уж теперь в молчанку играть?
— Через день махались, придурки.
— С другими табунами?
— С кем же еще? Но чтоб так, до смерти?
— Наркотики?
— Не, дурь не толкали. Может, по мелочи, я не в курса́х. У тебя сигарета есть?
— Не курю.
— Жалко. Курить охота, аж уши пухнут…
— За лидерство? — предположил Икар. — Поспорили, сцепились…
— Это как? А, в смысле, кому табун водить? Не, фигня. У них Хомад центрил, на Хомада никто бы не полез.
— По пьяни? Под дозой?
— Ну, не знаю… Ты вечерком подкатывай, легавый. Я к вечеру что-нибудь интересненькое вспомню. Любишь интересненькое, а?
Икар задумался, есть ли у девицы серьги там, где ему не видно, и с трудом укротил буйство разгулявшейся фантазии.
— Я чистенькая, — ему подмигнули со значением. Мысли прочли, не иначе. — У меня справка есть, с печатью. С мокрой печатью…
День не заладился с самого начала. Идти на службу Икар боялся. С таким-то фингалом! Шуточками в могилу сведут. К счастью, в Управление можно было не являться — Синид разрешил. Сказал, лишь бы дело двигалось. Стоя у зеркала в одних трусах, Икар долго колебался: надеть форму или цивильное? Избитый полицейский в форме — еще более жалкое зрелище, чем избитый полицейский в штатском. Утро выдалось солнечное, но зябкое: кекропольская осень горазда на контрасты. Пришлось вернуться за плащом и шляпой. Выходя во второй раз, Икар глянул на себя в зеркало, висящее в прихожей, и вздрогнул. На миг почудилось: в зеркале — Тезей. Наваждение мигнуло и сгинуло. Плащ, шляпа. Даже силуэт не больно-то похож.
Настроение испортилось окончательно.
Он вывел с подземной стоянки скромнягу «Пони» — бюджетная рабочая лошадка, не чета инспекторскому «Корресу»! — и отправился в Северо-Восточный округ. Окружной дивизион ютился в двухэтажном, видавшем виды особнячке — когда-то белом, а ныне цвета хронической депрессии. Встречаться с сержантом Николаидисом лично было не обязательно. Список родни убитых байкеров Икар мог получить и по сети. Но ему хотелось сгладить конфликтную ситуацию. Николаидис старше его по званию, стажу, по возрасту, наконец. Зато Икар служит в Спецдивизионе ЦУ, он ведет это дело, он — детектив, пусть с временной квалификацией, но детектив, а не простой патрульный. Выходит так на так. И тут — вчерашний звонок сержанта, резкий ответ… Это на Тезея можно (и нужно!) рычать, насколько позволяет больная челюсть. С коллегами так нельзя…
Икару и в голову не приходило, что коллеги по службе, узнав об этических терзаниях молодого констебля, помноженных на расчет субординации, лишь покрутили бы пальцем у виска.
Сержант Николаидис, матерый кабан вдвое старше Икара, встопорщил рыжие усы, икнул, дернул жилистым кадыком, словно глотая здоровенную пилюлю — все это означало, что извинения Николаидис принял. Вздохнув с облегчением, Икар поспешил перейти к делу. Список адресов родственников. Просьба проверить камеру на предмет программных сбоев и хакерского взлома. Ряд уточнений по месту преступления и вещдокам. Не засветился ли на камерах, расположенных поблизости, другой табун? На разговор ушло четверть часа. Распрощавшись с сержантом, Икар отправился по адресам. «Черный ворон» из дивизиона вчера успел оповестить родню погибших, но это не делало Икарову миссию более приятной.
Даже напротив.
«Пони» остался у въезда в лабиринт переулков, кривых и грязных: не хотелось бить колёса и подвеску. Изъязвленный асфальт требовал внимательности. Из прорех, вихрами скверно прикопанных мертвецов, торчали клочья жухлой травы. По обе стороны тянулись кособокие халупы в два-три этажа. Серый сырой ракушечник в пятнах копоти. Желтый сырой ракушечник в пятнах плесени. Замызганные бельма окон. Уныние пейзажа скрашивали похабные граффити, оживляя блеклые будни румянцем бесстыдства.
За Икаром увязалась парочка худосочных балбесов с характерной походкой «меня штормит, добавь на пиво». Икар было обрадовался — кулаки чесались начистить кому-нибудь физиономию, поквитавшись за вчерашний позор! — однако задницы у балбесов оказались чувствительными. В последний момент аборигены без мыла просочились в щель между рядами ржавых гаражей, куда, казалось, и собака не протиснется, и технично исчезли.
Первый адрес. Щербатые ступени. Ветхая облупившаяся дверь, пять археологических слоев краски. Звонок не работал. Икар постучал: раз, другой. Шаркнули, приближаясь, шаги. Лязгнуло, брякнуло, заскрежетало. В темном проёме возникло одутловатое лицо. Сквозняк трепал грязную, битую инеем солому волос. Женщина облизала растрескавшиеся, неестественно-пунцовые губы:
— Принес?
— Что принес?
Приложив заметное усилие, женщина разлепила веки заплывших глаз, сфокусировала взгляд:
— Ты кто?
— Детектив Эвпаламид, — он сунул значок женщине под нос. — Госпожа Цавахиду?
Женщина молчала.
— Примите мои соболезнования по поводу гибели вашего сына. К сожалению, я вынужден задать вам несколько вопросов…