Шаг за шагом, он катил в гору этот камень, вынуждая Ариадну отвечать тем же, подчиняться властной палочке дирижера. Нет, не в гору — с горы, упершись спиной в неимоверную тяжесть, скользя подошвами на осыпях, умеряя шаг и напрягая все силы, чтобы не сорваться, не полететь кубарем, скользнуть под чудовищную тяжесть камня и превратиться в кровавую кашу. «Возбуждение колебаний одного тела колебаниями другого той же частоты, — всплыл в памяти голос деда, каким дедов голос был в тот день, когда Тезей в очередной раз топнул, по-мальчишески наслаждаясь результатом, а Питфей счел внука достаточно взрослым, снизойдя до объяснений. — А также ответное звучание одного из двух тел, настроенных в унисон…»
…allegro moderato, moderato, andante con moto…
Лишь бы не бог, умолял Тезей невесть кого. Лишь бы не бог! Фактически он просил о гибели неизвестного аватара, о приступе, связанном с чужой гибелью. Просьба была подлостью, гнусностью, но мешать Неистовому войти в свою собственную аватару, какими бы эффектами этот вход ни сопровождался, было бы самоубийством.
…andante, adagio, lento…
Дрожь затихала, Ариадна успокаивалась. Это действительно походило на акт любви, начатый вопреки традиции не с предварительных ласк, а прямо с оргазма, бурного, неконтролируемого оргазма, лавины, летящей по склону вниз, в долину бессилия, расслабленности, отдыха. Ты ждал оргии, невесело усмехнулся Тезей. Ждал, да? Удивлялся, что все сложилось по-семейному? Вот, ты получил, чего ждал. Пусть с опозданием, но все-таки…
Губы стянуло. От улыбки кожа на нижней губе лопнула, будто от удара. На подушку упала капля крови.
…largamente, largo…
— Кто ты? — еле слышно спросила Ариадна.
— Тезей.
— Я о другом. Кто ты?
«О каком еще другом? — хотел отшутиться Тезей. — В постели со мной ты думаешь о другом?» И вместо этого сказал правду:
— Полубог. Глупое слово, правда?
— Неправда. Тебя зачал Неистовый?
— Нет.
— Врешь. Кто, если не он?
— Колебатель Земли.
— Врешь.
— Молчи. Отдыхай.
— Ты справился с моими судорогами. При чем здесь…
— Считай, что я справился с землетрясением.
— Не вижу аналогии.
— Никто не видит, — согласился Тезей. — И напрасно.
Никто, подумал он, кроме моего деда. И вспомнил запись, которую в детстве считал избранной дедовой порнушкой: двое любят друг друга, превращаясь в движение тектонических пластов.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1Икар
Сняв шляпу и плащ, Икар переобулся в мягкие домашние шлепанцы. Маминого сиреневого кардигана на вешалке не было. Не было и серых с графитовым отливом туфель. Небось, в магазин вышла: он ведь, растяпа, не предупредил, что заявится обедать. Ладно, что мы, сами не разогреем тарелку супчику? У мамы холодильник всегда набит битком. «Запасы по норме!» — шутил отец, вспоминая армейскую службу.
Словно откликаясь, наверху громыхнул отцовский голос. По вайферу разговаривает? Нет, кто-то в гостях. Слов Икар не разобрал, но тон Дедала, когда отец не в духе, был хорошо знаком молодому констеблю. Он двинулся по лестнице на второй этаж, где располагался отцовский кабинет. Ага, уже не голос — голоса. Визитер отвечал тихо, размеренно, звуки вязли в стенах, дверных и оконных рамах, в воздухе. Икар скорее угадывал человеческую речь, чем действительно ее слышал.
Врываться к отцу поперек разговора? Нога замерла в сантиметре над ступенькой. У отца гость, они беседуют в кабинете. Кажется, отец раздражен. И что с того? Твое ли это дело, синяк?! Опять суешь нос во все дырки?!
— Да, жалею! Жалею!
Смутное бормотание.
— Ничего! Еще не поздно…
Отец не просто раздражен, отметил Икар. Отец в ярости! А гость сидит, не уходит. Вдруг отец вышвырнет его? Спустит с лестницы?! Он же под следствием! Только заявления о рукоприкладстве нам не хватало!
Зашелестел, забубнил гость. Какие там слова — интонаций, и тех не разобрать. Дверь, подумал Икар. Дверь кабинета закрыта. Нет, я не крадусь. Просто тапочки мягкие, а на лестнице ковровая дорожка. По коридору, опять же, ковролин, до самого кабинета. И шлепанцы совсем не шлепают, зря их так называют…
Дверь открылась. В проёме возник фрагмент визитера, не дающий шансов на опознание. Рукав ветровки с сетчатой вставкой подмышкой, левая брючина, кроссовок из светлой замши. Спрятаться в коридоре было негде. Бежать обратно, сломя голову? Удирать, словно ты мальчишка, сопляк, застигнутый взрослыми за подслушиванием? Стыдно, глупо, и все равно не успеть.
— У меня есть страховка! — ударило из кабинета. — Если со мной что-то случится…
— Не стоит горячиться. Я тебя услышал…
Икар вздрогнул: он узнал этот голос.
— Страховка тебе не понадобится. Можешь спать спокойно, — гость шагнул наружу, из фрагмента сделался целым. С улыбкой взглянул на молодого констебля: — Бдишь, шалопай? Боишься, что твой потрясающий отец сделает из меня отбивную? А что, он может. И ремнем, ремнем по филейным частям…
— Инспектор?
Под взглядом Синида Икару хотелось провалиться сквозь землю.
— Шалопай? — завопил отец. — Ты на что это намекаешь?!
И Дедал, багровый от прилива дурной крови, вытолкнул инспектора Синида в коридор, как пробку из бутылки игристого вина.
— Папа, — сказал Икар. — Я это…
— Икар?! Что ты здесь делаешь?!
— Обедать собрался, — буркнул Икар.
— Нашел время обедать! Не мог в кафе перехватить?!
— Не мог, — Икар обиделся. Когда он имел счастье общаться с отцом, это с ним случалось два раза на третий. — Горяченького хочу. Мама говорит: ешь всухомятку, заработаешь язву.
— Мудрая мысль, — подмигнул инспектор. — Служба — службой, а обед по расписанию. Жаль, у меня не было такой мамы. Пойдем, проводишь меня.
Мимоходом сунув что-то в карман ветровки, Синид дружески приобнял Икара за плечи и повел к лестнице. За спиной молчал отец. Икар слышал лишь его дыхание: тяжелое, прерывистое, словно Дедал Эвпаламид мигом раньше вынырнул с большой глубины.
— Чего вы с отцом не поделили?
Икар с трудом дождался, пока они окажутся в прихожей. Спрашивать, конечно, стоило отца, но инспектор с Дедалом не оставили ему выбора.
— Дело тянут, — Синид скривился, как от оскомины. На лице инспектора мелькнула гримаса легкой досады и сразу исчезла. — Любой на его месте взбеленился бы. Я твоего отца понимаю, человек на нервах…
— Ага, — понурился Икар. — Такой стал, что и не подходи!
Три месяца назад в гости к отцу зашел Талос — двоюродный брат Икара. В конструкторском бюро концерна «Pegas Aero», лидера рынка по производству гражданских самолетов, где Дедал занимал должность генерального конструктора, Талос в течение каких-то трех лет сделал головокружительную карьеру, и вовсе не за счет протекций, связанных с близким родством. В области ПО, обеспечивающего вывод двух- и трехмерной графики отдельных компонентов и узлов, Талосу не было равных. Если на заседаниях совета директоров, а также в экспериментальных цехах Талос вел себя чинно, даже выглядел старше, чем на самом деле, то его появление в гостях у любимого дядюшки напоминало визит торнадо. Навкрата, чистюля и аккуратистка, с трудом выдерживала эти буйные вторжения, сулящие длительную уборку в помещениях, и Дедал предусмотрительно увел племянника на крышу, не желая трепать жене нервы. Соседи позже подтвердили: на лестнице — лифт был занят, а ждать Талос не умел — дядя с племянником горячились, беседовали на повышенных тонах, спорили, размахивая руками. Талос обладал талантом раздраконить кого угодно: спящего ленивца, фикус в горшке, статую Слепой на фронтоне Управления полиции.
На крыше располагалась зона отдыха: тенты, шезлонги, столики под навесами, пальмы в кадках, надувной мини-бассейн. Там дядя с племянником продолжили разговор за бутылочкой десертного «Ксиномавро». К сожалению, в зоне отдыха Дедал с Талосом находились с глазу на глаз; к сожалению — потому что у несчастного случая не нашлось ни одного прямого свидетеля, иначе дело бы уже закрыли за отсутствием состава преступления.
Случай нуждается в подтверждении, что он — случай.
На краю крыши ютилась техническая надстройка, где хранился инвентарь: разводные ключи, шуруповёрты, швабры с ведрами. На надстройке, сжавшись в комок, мяучил серый в полоску котенок. Забраться-то он забрался, а слезть не мог, мерцая зелеными, круглыми от ужаса глазами.
— Сиди смирно, — сказал Дедал Талосу. — Ты выпил, еще навернешься…
Конечно же, Талос не послушался.
Он уже достал котёнка, победно улыбаясь, когда его пальцы сорвались с цинкового карниза, за который Талос держался. В последний момент Дедал схватил племянника за рубашку, но тонкая марлевка с треском разорвалась, брызнули пуговицы, и Талос рухнул на пустующую парковку с девятого этажа.
Дедал вызвал полицию: номер инспектора Синида нашелся у отца в вайфере. Инспектор примчался сломя голову и уже сам вызвал криминалистов с медиками. Пока те ехали, Синид спас котенка, о котором Дедал забыл напрочь, потрясенный гибелью племянника. Так, с котёнком на руках, инспектор и встретил коллег.
Местоположение тела. Разорванная рубашка. Котёнок. Бутылка «Ксиномавро». Бокалы с отпечатками пальцев. Полное отсутствие какого бы то ни было мотива. Все улики говорили о том, что Дедал Эвпаламид невиновен в смерти племянника. Дело поручили следователю, которому до пенсии оставалось меньше года. Ожидания не оправдались — следователь тянул резину, медля с передачей материалов в суд.
— Да ладно тебе, — Синид хлопнул расстроенного Икара по плечу. — Расслабься! Будь я твоим отцом, я бы все ногти до локтей сгрыз! Он еще ничего, держится. Лучше расскажи, как дело продвигается. Успел что-нибудь нарыть?