Снова тупик.
Дело, казавшееся подарком судьбы, превращалось в омерзительного «глухаря». Может, и правда списать всё на разборки в табуне, алкоголь и наркоту? Запросить судебно-психиатрическую экспертизу для байкера? Признать Полифема невменяемым? О, еще есть сумочка! Вызвать кинологов с собаками, дать псу понюхать запах Симы Шавуш… Нет, тогда невменяемым признают Икара. Переведут в палату с мягкими стенами, дадут рубаху с длинными рукавами…
— Работаешь?
Икар вздрогнул и уронил на столешницу карандаш, который вертел в пальцах. Только Паламеда ему сейчас не хватало! У него свой «глухарь» наклевывается, не до чужих. Неужели это заразное?
— Бьюсь, — буркнул Икар. — Головой об стенку.
— Знакомое занятие, — кивнул Паламед. Он кивал так, что Икару страстно захотелось послать инспектора ко всем чертям, наплевав на субординацию. — Девушку в розыск объявил?
— Собираюсь.
— Толку, скорее всего, не будет, — утешил Паламед.
Он глянул на пустующее кресло Синида, но оккупировать его не решился. Подкатил офисный стул на колесиках, сел рядом.
— Ты ее по базе пробил? Работа, место жительства? Родня?
— Пробил. Глухой номер.
— Сам ходил?
— Куда?
— В общагу, на работу…
— Звонил.
— Надо было лично. На месте всякое может выясниться. Подруги, знакомые… Ладно, у меня в тех краях пара осведомителей есть. Накручу им хвосты, пусть пошуршат…
— Это моё дело! — вскинулся Икар. — Моё!
— Твоё, не ершись, — Паламед откатился назад. — Тебе что, осведомители не нужны? Своих автозак с прицепом?
— Нет у меня осведомителей.
— Зря. Обзаведись, пригодятся.
Настроение, балансировавшее в районе нуля, стремглав катилось в тартарары, в глубокие минуса.
— Это моё дело, — набычившись, повторил Икар. Он понимал, что лезет на рожон, задирает хвост на старшего по чину, но сдержать себя не мог: злоба требовала выхода. — Понял? Свихнулся ты на своем Рваче, суешь его во все дыры… Я что, дурак? Не вижу, зачем ты ко мне подкатываешься?! Хочешь на пенсию героем выйти?! Иди, дело Талоса закрывай, и будет тебе геройство. Несчастный случай, улики подтверждают! В виду отсутствия состава преступления… И отец мой наконец вздохнет спокойно. Что же ты душу из него на локоть мотаешь, а?
Он отвернулся к окну. Иначе Паламед увидел бы слезы на его глазах.
— На локоть, значит? — бесцветным тоном спросил пожилой инспектор. — Дело Талоса, да? Ну, смотри, родственник подозреваемого…
Икар счел это угрозой: смотри, мол, щенок, у меня! Сказать по правде, он сильно удивился, когда вместо разноса Паламед молча сунул ему под нос включенный планшет. На дисплей был выведен чертеж механизма — рычаги, кронштейны, штанги, шарнирные соединения… Чертеж сменила электрическая схема. Деталировки узлов. Еще одна схема: кажется, гидравлика. И наконец — цветная 3D-картинка.
— Тренажёр? Навороченный?
В тренажёрные залы Икар заглядывал редко. Там были похожие штуки, хотя и попроще.
— Да. Механика, электроника, гидравлика. Компьютерное управление, куча режимов… Это чертежи из планшета Талоса.
— И что?
— «Pegas Aero» занимается самолётами. Самолётами, а не тренажёрами.
— Может, они новый отдел открыли? Расширяются?
— Нет. Я выяснял.
— Частный заказ? Решил человек подработать на стороне…
— Твой отец сказал, что он не в курсе.
— Частный заказ, точно говорю.
— Чей? На заказчика — никаких указаний. И еще: программное обеспечение для этой машинерии…
— Что не так?
— Архив зашифрован. Наши спецы зубы об него обломали. Софос до сих пор ломится…
— Конкуренты? Промышленный шпионаж? Вот Талос и зашифровал. Какое отношение всё это имеет к делу? К гибели Талоса? Это же был несчастный случай!
— Может, и случай. Может, и несчастный.
— Послушай… — Икар сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Иначе он боялся наговорить упрямому ослу лишнего. — На крыше они были вдвоём: Талос и мой отец. Так?
— Так.
— Третий исключается?
— Допустим.
— Мотивов для убийства племянника у моего отца нет. Ни личных, ни финансовых. Так?
Вместо ответа Паламед поджал губы.
— И что, мой отец убил Талоса из-за сраных чертежей?! Левый заказ на тренажёр не поделили?! Сколько этот заказ мог стоить?! «Pegas Aero» на подъёме, куча контрактов, и каждый в десять, в сто раз дороже любого тренажёра! Так зачем? Ну сам подумай!
— Думал. Сто раз уже думал. У тебя есть идеи?
— Кроме чертежей и софта тебя ещё что-то смущает? Нет? Тогда закрывай дело в виду отсутствия состава преступления — или в суд передавай, если хочешь перестраховаться! И бегом на пенсию с чистой совестью! Вот тебе моя идея, первая и последняя! Всё, мне пора…
Проводив Икара взглядом, Паламед взялся за планшет. Перелистал файлы дела: показания Дедала, отчёт инспектора Синида, описание места происшествия, перечень и фотографии улик, заключение судмедэксперта… Чертежи тренажёра. Последним в папке шел текстовый файл, который инспектор не стал показывать Икару: SMS-переписка Талоса и Дедала за два дня до гибели младшего партнера. Переписка была стёрта с вайферов, но на сервере сообщения сохранились — используя полицейские полномочия, получить к ним доступ не составило особого труда. В двух десятках кратких сообщений не содержалось ничего, что имело бы смысл предъявлять в суде. Прямых указаний на то, что речь идёт о чертежах и софте для загадочного тренажёра, тоже не было. Пару раз упоминался некий «заказчик», но он вполне мог оказаться клиентом «Pegas Aero»…
Паламед вздохнул.
Дедал Эвпаламид утверждал, что не знал о стороннем проекте младшего партнёра. Вероятно, он лгал. Часть реплик Дедала можно было счесть косвенными угрозами в адрес Талоса. Всего этого категорически не хватало, чтобы обвинить Дедала Эвпаламида в предумышленном убийстве племянника.
2Тезей
— Кер-ки-он! Кер-ки-он!
Таких криков «Элевсин» не слышал давно. Вернее, «Элевсин» не слышал их никогда. В те славные дни, когда великий Керкион Бранхид царил на арене, наводя ужас на соперников, клуб носил название «Гекатонхейры», а когда Керкион переименовал «Гекатонхейров» в «Элевсин», карьера борца завершилась, уступив место карьере делового человека.
— Кер-ки-о-о-о-н!
— Да! — ликовал комментатор. — Да-а-а!!!
Бархатный голос его гремел из всех динамиков. Под голос ушлый звукооператор подстелил соломки: «Марш олимпиоников» без слов, чистый инструментал. Помпезный марш усиливал торжественность момента, но, смикшированный наилучшим образом, не заглушал речь.
— Да! Мы помним триумфы нашего кумира на спортивных аренах! Двукратный чемпион мира по вольной борьбе! Серебряная медаль XXI Истмийских игр! Золотая медаль XXXIV Немейских игр! Сокрушительный разгром соперников на мемориале Тифона и кубке Милона Кротонского! И наконец, благородное золото XXVIII и XXIX Олимпиад!
— Юбилей? — спросил Пирифой.
Тезей наморщил лоб, вспоминая:
— Вроде, нет. День рождения — зимой, пятого анфестириона. И возраст не подходит.
— Почему? Он же старый!
— Сам ты старый… Дата некруглая: пятьдесят восемь.
Они стояли в клетке, напротив выхода для бойцов. Тезей и Пирифой в центре, волей распорядителя. Чемпион и новичок — распорядитель углядел в этом некий символ, соответствующий моменту. По левую руку от Пирифоя топтался бородатый Антиф, справа от Тезея зевал Иобет, весь в татуировках. Ставя их здесь, распорядитель принял во внимание не символику, но здравый смысл: Иобет на днях проиграл Пирифою, а зная острый язык последнего, бойцы могли сцепиться в любой момент. Убрать Иобета на край строя было бы оскорблением, а так распорядитель в случае конфликта рассчитывал на Тезея, о чем сказал Тезею прямо, без обиняков. Антиф, вне сомнений, тоже получил задание присматривать за вспыльчивым новичком.
Дальше, изгибая строй дугой, скучали остальные бойцы клуба.
— Перейдя из любительского спорта в профессиональные «бои без правил», — комментатор разливался соловьем, — благодаря сочетанию огромного опыта в борьбе, невероятных физических данных, а также удивительному прогрессу в стойке наш великолепный Керкион одерживал одну впечатляющую победу за другой…
— Кер-ки-он! Кер-ки-он!
— Оставил арену? — нервничал Пирифой. — Насовсем?!
Ему страсть как хотелось первым, без подсказки комментатора, найти причину сегодняшнего празднества. Это было в крови Пирифоя: желание стать первым.
— Нет, — отрезал Тезей. — Помолчи, а?
Новая клетка, отметил он. Утром с помоста сняли старую, десять метров без четверти, и поставили эту, семиметровую. Не считая габаритов, клетки были одного типа — каркас с болтовыми соединениями, обернутыми резиновой «ветошью» для предотвращения травм, сетка с виниловым покрытием. Новую клетку ставили в особых случаях, когда требовалась дополнительная реклама. Помимо демонстративной брутальности — детища лучших дизайнеров, в ней имелось двадцать шесть рабочих мест для размещения логотипов: настил, юбки подиума, верхние и боковые защитные подушки. И все места украшала надпись, синим по белому: «Элевсин».
Что мы рекламируем сегодня, подумал Тезей? Что? Или вернее будет спросить: кого?!
— Сегодняшний день особенный, — смилостивился комментатор. — Именно в этот день, четверть века тому, Керкион Бранхид ушел из любителей в профессионалы. В этот день он принял решение, которое превратило кумира в кумира, олимпийского чемпиона в грозного льва, хозяина клеток…
На взгляд Тезея, комплимент вышел сомнительным.
— Встречайте: Керкион!
— Кер-ки-о-о-о-оннн!
Тезей посмотрел на лестницу для бойцов. Нет, по ней никто не поднимался в клетку. Из зала тоже ни одна живая душа не шла к помосту. Тем не менее, зал надрывался, из сотен глоток несся приветственный клич, и Тезей заподозрил, что переутомился. Да, кивнул он. Надо больше спать. Не заметить такую тушу, как Керкион, невозможно, а раз ее видят все, кроме меня…