Но отношения между двумя общинами сразу стали враждебными. Некрасовцев возмутило, что часть земли, прежде дарованной им, отдали запорожцев. А главным промыслом для тех и других была рыба. Началась борьба за места ловов, переросшая в кровавые драки. Ненависть подогревалась религиозными лозунгами – чья вера правильная, а кто еретик. Впрочем, турецкие начальники быстро разобрались в истинной причине конфликтов и доносили, что «казаки в войне между собой за рыбные ловы». В 1794 г., выбрав удобный момент, некрасовцы захватили и уничтожили Сечь в Катерлезе. Только после этого власти вмешались и перевели запорожцев выше по течению Дуная, в Сеймены, под начальство назира города Браилова. Для рыболовства и земледелия новое место было гораздо хуже прежнего. Разгром Сечи и переселение вызвали обиды, ссоры. В результате кошевой атаман Помело с 500 казаками ушел в Россию. Хотя община все-таки сохранилась. Оставшиеся запорожцы выбрали нового кошевого и построили новую Сечь.
В это время в самой Османской империи покатилась очередная волна смут и беспорядков. Один из здешних сановников, Пазванд-оглу, поднял мятеж. Некрасовцам он пообещал отдать все земли на Нижнем Дунае, и «игнат-казаки» приняли его сторону. Против них власти использовали запорожцев. В ходе турецких междоусобиц обе стороны понесли большие потери. Восстание было подавлено, и назир Браилова наградил запорожцев за верность. В 1803 г. добился возвращения Сечи в Катерлез. Но не тут-то было. У некрасовцев тоже нашелся покровитель, комендант Измаила Пехлеван-оглу. В 1805 г. они организовали массированное нападение, сожгли Сечь, перебили значительное число ее обитателей и запорожской «райи». Уцелевшие сечевики бежали в Браилов.
А в 1806 г. грянула следующая Русско-турецкая война. Запорожцы были обозлены, что турки не защитили их. Кошевой Задунайской Сечи Трофим Гайдабура и Иван Губа с двумя отрядами запорожцев перешли на сторону России. Их приняли, и царь Александр I издал указ – сформировать на их базе Усть-Дунайское Буджацкое войско. Предполагалось, что оно будет таким же, как Черноморское, казаков расположили в Килии и Галаце. Но войско просуществовало лишь 5 месяцев. Узнав, что возникла «новая Сечь», в Килию и Галац потекли крепостные крестьяне из Малороссии и Новороссии. Посыпались жалобы помещиков, что казаки принимают беглых. Военное командование докладывало, что они укрывают дезертиров. 20 июня 1807 г. войско расформировали. В нем к этому моменту насчитывалось 1387 человек. Из них изъяли беглых, дезертиров. Некоторые разошлись по Молдавии, и осталось около 500 казаков. Их отправили на Кубань. Часть задунайцев готова была последовать примеру кошевого и тоже перейти к русским, но после ликвидации Усть-Дунайского войска передумала.
У некрасовцев каша заварилась еще круче. Сторону русских приняло большинство липован. Встречали хлебом-солью, оказывали помощь войскам. Тогда «игнат-казаки» обрушились на «бунтовщиков», сурово карая их. В 1807 г. стерли с лица земли село Караорман, мужчин перебили, женщин и детей увели. Неоднократные карательные рейды совершались на Вилково, Старую Килию и другие селения. Но и у самих некрасовцев единство нарушилось. В 1811 г. генерал С.А. Тучков доносил главнокомандующему М.И. Кутузову, что некоторых из них можно перетянуть на свою сторону. Переговоры прошли успешно, желающим перейти в подданство России Кутузов от имени царя выдал грамоту, где даровалось «вечное прощение в прежних их винах против государя и Отечества», освобождение от налогов на 3 года, земля, а тем, кто захочет вступить в казачество, – освобождение от рекрутской повинности. По Бухарестскому миру, подписанному в 1812 г., левый берег Нижнего Дуная отошел к России, и многие некрасовцы туда благополучно переселились.
Но ослаблением «игнат-казаков» и их ссорой с липованами не преминули воспользоваться запорожцы и в начале 1813 г. отбили Катерлез. Причем этим не ограничились, развернули наступление на другие владения соперников. Разгорелась война настолько жестокая, что удивляла даже турок. Историк Ф. Кондратович писал, что чуть ли не с каждым «бугром в болотах и плавнях дельты связаны тайны стычек запорожцев с некрасовцами, полного уничтожения целых отрядов с той или другой стороны». В 1814 г. запорожцы овладели «столицей» противника, селом Верхний Дунавец, где и устроили свою последнюю Сечь.
Некрасовцев изгнали из дунайских гирл. Одни ушли к своим сородичам на Майнос и Эйдос. Другим турки выделили места для поселения на речках Магалица и Мандрозе, в Бандроме и окрестностях Бабадага. Часть липован и некрасовцев осталась на прежних местах и признала главенство запорожцев. Больше конфликтов между ними не возникало. Они стали постепенно сживаться между собой, сглаживалась даже религиозная рознь. Некоторые сыновья липован и некрасовцев поступали казаками в Сечь – а при этом приходилось принимать греческий (или, как говорили старобрядцы, «никонианский») обряд православия. Нередко заключались смешанные браки.
Однако мирная жизнь опять была недолгой. В 1821 г. из России тайком от царского правительства выступил греческий отряд этерийцев Александра Ипсиланти, ставил себе целью поднять на Балканах восстание против турок. Заполыхала Греция. Очаги мятежей занялись в Валахии, Болгарии, Сербии. Для подавления освободительного движения турки привлекли и казаков. Отряд запорожцев под командованием кошевого Никифора Белуги бросили в Валахию, поставили задачу вместе с турецкими войсками перехватить и разбить Ипсиланти. А потом кошевой Семен Мороз поднял 5 тыс. сечевиков, их послали в Грецию. Они воевали в Морее, в 1824 г. участвовали в упорном и остервенелом штурме Миссолунги. Многие сложили там головы, а сам Мороз погиб в морском сражении у Хиоса. В Греции сражались также майносские и эйдосские «игнат-казаки». Но дунайские некрасовцы от этого уклонялись. Потеряв господствующее положение, рассеявшись вперемежку с молдаванами и румынами, они стали смотреть на местные проблемы иными глазами. Сочувствовали балканским христианам, начали группами перебегать в Россию. Турки ответили репрессиями, ввели круговую поруку – за каждого изменившего отвечает все селение.
А Задунайская Сечь, казалось, достигла расцвета. Вместе с «райей» ее население составляло 10–15 тыс. человек. Кошу принадлежали 6 сел, а фактически он контролировал все дунайские гирла. В Верхнем Дунавце сосредоточились 38 куреней под прежними традиционными названиями. Но здешняя Сечь уже значительно отличалась от днепровской. Ее структура упростилась. Не было войсковых старшин, полковых управлений, паланок. Казаками считались только холостые, а женатые переходили в «мужики» и селились с «райей». Полковники назначались кошевым временно, из куренных атаманов. Не было уже ни конницы, ни флота, только пехота на лодках. Да и боевые качества значительно снизились. Пополнялся-то Кош извне – перебежчиками, случайным сбродом. Прежней запорожской службы по охране границ не было. Соответственно, не вырабатывались воинские навыки, не приобретался опыт.
А главное, сама идея «лыцарского братства» изжила себя. Кому служить-то? Вере православной – под турецкими знаменами? Защищать христиан от «басурман» – вырезая греков? Абстрактному «братству»? Но и его больше не было. Произошло очень заметное имущественное разделение. С одной стороны – богачи из казаков и «райи», их называли «дуки», «серебряники». Им принадлежали рыбные заводы, сельские угодья, торговля. С другой стороны – казачья беднота и батраки: «бесштанники», «голоколеночники». Причем за Дунаем это разделение не совпадало с казачьей иерархией! Ведь для того, чтобы вести прибыльное хозяйство (и жениться, передать дело по наследству), нужно было выйти из казаков. А Сечь для богачей становилась всего лишь «крышей», защитой от турецкого произвола и рынком рабочей силы.
Пока дрались с некрасовцами – вроде бы бились «для себя». Но походы в Грецию и огромные потери стали открывать казакам глаза на истинное положение воинов в чужом отечестве. О кризисе говорит беспрецедентный случай, в 1825 г. кошевой Литвин «кудысь утик». Удрал неведомо куда, не желая возглавлять следующую экспедицию! Вдобавок ко всему греческие события обострили отношения Турции с Россией. Надвигалась новая война. Среди задунайцев возникли «турецкая» и «российская» партии. К первой относились богатые хозяева, но и отъявленная шпана, жившая одним днем – пограбить и прогулять награбленное. А если для этого нужно громить христиан, то какая разница? Ко второй партии склонялась «золотая середина», считавшая за благо вернуться на родину, если получит прощение.
Узнав об этом, градоначальник Измаила С.А. Тучков в 1827 г. вступил в тайные переговоры с кошевым Василием Незмаевским. На этот раз шла речь не о переходе очередного отряда, а о том, чтобы перевести в Россию Кош как таковой. Лишить Турцию «марки» Сечи, пропагандистского козыря, центра притяжения перебежчиков. Незмаевский и сам был сторонником русских, но ответственность на себя брать не хотел. Отговаривался: «Нехай хто заводыв на Сич, той и выводит, а я не буду». Пояснял свою позицию: «Багато народу запропастымо – турок выриже».
Согласие дал другой человек – Осип Михайлович Гладкий. Продувной авантюрист, хитрый, энергичный. Кстати, его биография показывает, каким образом пополнялся казачий стан за Дунаем. Гладкий родился в богатой крестьянской семье на Полтавщине, женился, имел четверых детей. Но после смерти отца и раздела хозяйства между братьями разорился. В 1820 г. он оставил семью в родном селе и ушел на заработки. Но участь простого батрака его не прельщала, да и вообще к добросовестному труду душа не лежала. Нанялся вести чумацкий воз в Крым – загулял и лишился доверенного ему имущества. Он удрал. Подрядился строить мельницу – ее смыло водой. Гладкий сбежал в Одессу, пристроился в мастерской бондаря. Здесь он вздумал жениться на служанке своего хозяина. Но священник послал запрос на родину жениха, и открылось, что он уже женат.
Дело было подсудным, пахло тюрьмой, и Гладкий скрылся за границей. Явился в Сечь, соврал, что он холостой, и его п