Когда Годунов взошел на трон, Ватикан не преминул прощупать его – с Грозным не получилось, с Федором Иоанновичем не получилось, так может, новый царь будет более податливым? В Москве побывали папские послы Коста и Миранда. Повторяли старые предложения – принять унию, а за это папа коронует Бориса императором, признает его право на Константинополь. В Турции-то развал! Если русские ударят вместе с Габсбургами, вполне можно осилить. Вот и пусть берут себе Стамбул. Но в православии Годунов был твердым. Он же сам добился учреждения Московской патриархии. Римские послы получили от ворот поворот. Иезуиты в своих донесениях сетовали: «И при таком изобилии духовной рыбы (то есть человеческих душ в России) нельзя протянуть рук, чтобы взять ее…»; «О, если бы наши отцы с самого начала пришли в эту страну не под своим, а под чужим именем! Многое тогда было бы в лучшем положении». Да, именно так – не под своим, а под чужим…
Под чужим именем появился Лжедмитрий. Кем он был, доподлинно не известно.
Немоевский, Олеарий и Костомаров приводят весьма убедительные доводы, что он все-таки не был расстригой Гришкой Отрепьевым. Москвичи заметили, что крестное знамение он клал не совсем так, как было принято на Руси. Вроде правильно, но в каких-то мелочах движения отличались. А это впитывалось с молоком матери, отвыкнуть за три года бывший монах не мог. Не совсем так он прикладывался и к иконам. Не ходил регулярно в баню (а русские, в отличие от западноевропейцев и поляков, были очень чистоплотными, мылись не реже двух раз в неделю). Не отдыхал после обеда (русские вставали рано, с восходом солнца, поэтому ложились днем на часок вздремнуть). Да и речи, произносимые Самозванцем, выдают следы польского воспитания. Отсюда Костомаров приходил к выводу, что он был русским, но родился и вырос в Речи Посполитой.
А его знакомства показывают, что он был фигурой отнюдь не случайной. Ряд лиц в его окружении так или иначе был связан с иезуитами. В 1606 г., уже после гибели Лжедмитрия, папа Павел V сетовал, что «надежда приведения великого княжества Московского к святому престолу исчезла». Да и на польском сейме в 1611 г. прозвучали выводы: «Источник этого дела, из которого потекли последующие ручьи, по правде, заключается в тайных умышлениях, старательно скрываемых, и не следует делать известным того, что может на будущее время предостеречь неприятеля». То есть ясновельможные паны кое-что знали.
Идея, в общем-то, лежала на поверхности. В Молдавии уже сколько раз сажали на престол самозванцев, в том числе польских агентов. Турция была мощнейшей державой, а стоило появиться самозванцам, зашаталась. «Первооткрывателем» и главным покровителем Лжедмитрия выступил Юрий Мнишек. Тот самый, который уже участвовал в тайных операциях иезуитов по объединению Польши и Литвы. Принял авантюриста у себя в имении, представил к королевскому двору, выступил ярым поборником похода на Россию. А в успехе был настолько уверен, что сосватал «царевичу» собственную дочь.
В Варшаве иезуиты сразу же взяли Лжедмитрия под опеку. Он принял католицизм, пересылался с Ватиканом, подписал обязательства привести Русскую церковь к унии, а полякам отдать приграничные области со Смоленском. К Сигизмунду III римский папа по-прежнему очень благоволил. У короля умерла его жена Анна, и, чтобы сохранить полезный альянс с Габсбургами, папа даже разрешил ему кровосмесительный брак – Сигизмунд женился на родной сестре своей прежней супруги. Конечно, и король к пожеланиям Рима относился очень чутко. Намеревался принять сторону Лжедмитрия, ринуться в авантюру. Но препятствием стал коронный гетман Ян Замойский. Его, как кальвиниста, интересы католической церкви не волновали, а с государственной точки он выступил резко против. В Прибалтике шла война, на юге необъявленная война – и еще с русскими столкнуться! Другие паны согласились с Замойским. Поэтому Самозванца поддержали сугубо на неофициальном уровне. Выделили некоторую сумму денег. Дозволили частным образом формировать отряды. Осенью 1604 г. он выступил на Русь.
Сопровождала его группа иезуитов, маскировавшихся под русских священников. То есть они прекрасно выучили русский язык, православное богослужение, отрастили длинные бороды. Одно лишь это говорит, что операция готовилась задолго. А когда Самозванец вторгся на русскую землю, в Венеции вышла книга «Повествование о замечательном, почти чудесном завоевании отцовской империи юношей Дмитрием». Она слово в слово пересказывала легенду о «спасении царевича», которую озвучивал сам Лжедмитрий. Это сочинение было мгновенно переведено с итальянского языка на немецкий, французский, испанский, польский, латынь, распространялось рекордными для того времени тиражами. Автором книги был уже известный нам Антонио Поссевино, иезуитский иерарх, давно курировавший операции против России. На Западе была развернута вообще беспрецедентная информационная кампания. Даже великий испанский драматург Лопе де Вега получил заказ на пьесу «Великий князь Московский» – на ту же тему, о чудесном спасении Дмитрия и его успехах в возвращении «законного» престола.
Существуют известия, что Лжедмитрий еще до поездки к королю в Варшаву побывал в Запорожской Сечи, завел там знакомства. Главным военачальником у него стал Мнишек, принявший звание «маршала», хотя войско состояло всего из 3 тыс. шляхтичей. А на Днепре присоединились 2 тыс. запорожцев. Для них-то помочь «царевичу» выглядело справедливым делом. Они сохраняли память, как днепровские казаки служили Ивану Грозному, а тут – его сын, наследник. Хотя возглавил их польский аристократ Александр Зборовский. Сын того самого Самуила Зборовского, которого в свое время использовал Баторий, чтобы оторвать казаков от России и перенацелить против нее.
Что ж, операция была многоцелевой, и побочный результат тоже получался неплохим: опять отправить запорожцев подальше, да еще и стравить с русскими. Очень точным оказался и основной психологический расчет. Народ был сбит с толку, видел в Лжедмитрии сына Грозного, продолжателя его политики. Весь юг России взорвался. На сторону самозванца стали переходить города – Моравск, Чернигов, Путивль, Кромы, Рыльск, Севск, Белгород, Курск. Правда, в первом же сражении под Новгородом-Северским царская рать крепко растрепала сборное воинство «Дмитрия». Большинство поляков вместе с Мнишеком смекнуло, что дело, пожалуй, гиблое. Под предлогом невыплаты жалованья уехали прочь, еще и ограбили своего «царя». Ему осталось только бежать, но к нему на подмогу пришли донские казаки и, как сообщают нам историки, 12 тыс. конных запорожцев.
Однако на этот факт стоит обратить особое внимание, поскольку цифра совершенно нереальна. Максимальное количество воинов, которых могла выставить Сечь, даже собрав женатых «гнездюшников», достигало около 6 тыс. Из них конными выступали в походы не более 1,5–2 тыс. В данном случае к Лжедмитрию явились «охочекомонные». Из обычных поселян, на Украине многие держали оружие против татар. Они услышали об успехах самозванца, о возможности получить от него щедрые награды, набрать добычу. Но кто их созвал и отправил? Судя по количеству, наверняка их сагитировала польская администрация. А говорили они на малороссийском наречии, вот их и называли запорожцами. Да и сами себя они причисляли к «запорожцам». Если отправились на войну, значит, они уже не «хлопы», а казаки.
Впрочем, и с другими казаками в исторических работах возникла путаница. В период Смуты они упоминаются повсюду. Но далеко не все из них были донскими, терскими, волжскими. К Лжедмитрию присоединялись и служилые казаки из гарнизонов порубежных крепостей. А обычные крестьяне или ремесленники, бравшиеся за оружие, тоже именовали себя казаками. Хотя воинские качества у них оставались весьма сомнительными. В январе 1605 г. в очередном сражении под Добрыничами те самые «конные запорожцы», целой армией прибывшие к Лжедмитрию, при первом же натиске царских войск кинулись наутек, воеводам осталось только гнать и рубить их. На поле боя насчитали 11 тыс. трупов. После такого побоища самозванца покинули последние поляки, еще остававшиеся при нем. Ушли и уцелевшие запорожцы, мнимые и настоящие.
Но в апреле того же года внезапно умер Борис Годунов. Ему еще удавалось твердой рукой удерживать ситуацию под контролем. А после него царем стал его юный и неопытный сын Федор. Бояре давно уже присматривались, как бы избавиться от Годуновых. Их правлением были недовольны и служилые дворяне. Войска стали переходить на сторону Лжедмитрия. Он победоносно двинулся к Москве. Вот теперь-то к нему снова хлынуло множество поляков. А в столице возглавил заговор и поднял мятеж Богдан Бельский – еще один «старый знакомый», связанный с иезуитами. Когда-то он контактировал с Антонио Поссевино, организовал убийство Ивана Грозного. На этот раз убили царя Федора и его мать, Лжедмитрия возвели на трон.
Правда, торжество Самозванца оказалось коротким. Он слишком откровенно проявил себя в Москве. Стал перестраивать государство на польский манер, ввел польские моды, ударился в разгул, пиры, охоты. Окружил себя поляками и проходимцами, за полгода растранжирил из казны 7,5 млн руб. (при доходной части годового бюджета 1,5 млн). Приказал описать богатства и владений монастырей, не скрывая, что хочет конфисковать их. Устраивал оргии в царской бане, позже в Москве насчитали свыше тридцати баб, оказавшихся после этих развлечений непраздными. В угоду римскому папе и Польше Лжедмитрий затевал войну с турками и шведами. Будущему тестю Мнишеку широким жестом подарил Новгород и Псков, добавил 200 тыс. золотых наличными и оплатил его долги на 60 тыс.
А бояре вовсе не для того свергали Годуновых, чтобы посадить себе на шею безродного вора. Подходящий момент выдался в мае 1606 г. На свадьбу Самозванца и Марины Мнишек понаехало множество поляков. Вели они себя нагло, как в покоренной стране. Один из них, пан Стадницкий, вспоминал: «Московитам сильно надоело распутство поляков, которые стали обращаться с ними, как со своими подданными, нападали на них, ссорились с ними, оскорбляли, били, напившись допьяна, насиловали замужних женщин и девушек». Когда Василий Шуйский поднял народ, москвичи откликнулись очень охотно. Часть чужеземцев перебили, других взяли под стражу. Пришел конец и Лжедмитрию. Тело сожгли, зарядили в пушку и пальнули на запад – лети, откуда пришел.