Гибель Скопина и позорный разгром вызвали по стране волну возмущения против Шуйских. Москвичи и военные, собравшиеся в городе, взбунтовались и низложили царя Василия. Но к столице подошли два войска. С юга – Лжедмитрий II, с запада – Жолкевский. После победы под Клушином к нему перешли иностранные наемники, служившие в царской армии, да и некоторые русские части. Временному правительству, «Семибоярщине», приходилось выбирать. О Лжедмитрии в Москве хорошо знали, что он обманщик и проходимец, ведь здесь люди видели и живого, и мертвого первого самозванца. Выбрали переговоры с Жолкевским. Бояре пробовали найти компромиссный вариант, как бы и страну сохранить, и с поляками замириться. Предложили пригласить на престол сына Сигизмунда, Владислава. Но с условиями – чтобы он принял православие, не менял законов, не раздавал русских земель, не вводил унию, не назначал поляков на государственные посты.
Жолкевский однозначно представлял, что король таких условий ни за что не примет. Сигизмунд уже прислал ему инструкции – обращаться с русскими как с побежденными и требовать, чтобы Россия подчинилась ему по праву завоевания. Но Жолкевский понимал и другое – на это не согласятся русские. Как бы не переметнулись к Лжедмитрию! Он обманул бояр и собравшийся Земский собор. Уверял, что решение возвести на трон Владислава – самое мудрое, король и поляки будут только рады. Составили и подписали договор, делегаты Земского собора от «всей земли» принесли присягу Владиславу. Но Жолкевский специально подобрал, чтобы в состав посольства к Сигизмунду была включена патриотическая часть руководства во главе с митрополитом Филаретом Романовым и боярином Василием Голицыным. Приехав в лагерь короля под Смоленском, они очутились в руках неприятеля. А оставшуюся часть Семибоярщины, соглашателей, Жолкевский уговорил впустить поляков в неприступную Москву – оборонять ее от Лжедмитрия.
Хотя с ним сражаться не пришлось. Когда бояре договорились с чужеземцами, самозванец предпочел отступить. С ним ушел и Заруцкий с донскими казаками: на королевской службе и в Москве никто не признавал атамана «боярином». Казалось, что с Россией кончено. Соглашение о призвании на царство Владислава Сигизмунд, разумеется, отверг. Принялся сам распоряжаться в России, как хозяин. Послов, приехавших к нему, объявили пленниками. В Москве комендант Гонсевский взял под стражу патриарха Гермогена и других видных деятелей, которых считал своими противниками. Некоторые города подчинялись, открывали панам ворота. Но быстро взвыли. Польские оккупанты обирали людей и безобразничали. Опять повсюду разъезжали отряды грабителей «собирать жалованье». Вот тут-то показали себя реестровые и «охочекомонные» казаки Олевченко. Вместе со шляхтой Сапеги опустошили Северщину, множество людей перебили и увели в плен. Даже Сигизмунд возмутился и указывал – ведь это теперь наши города, зачем же их разорять и жечь?
На растерзанную Россию полезли и другие хищники. Пограничной обороны больше не существовало. Загоны татар беспрепятственно разгуливали по южным областям. А шведский Карл IX нашел повод придраться: если русские призвали Владислава, значит, стали врагами Швеции. Война в Прибалтике еще продолжалась. Перенацелившись на Россию, поляки держали там совсем мало сил. Но в Лифляндии действовал лучший полководец Речи Посполитой Ходкевич. Он нашел у шведов уязвимое место, у них была отличная пехота, но слабая конница. Ходкевич стал использовать гусар – отборную тяжелую польскую кавалерию, закованную в латы. В бою бросал их на шведскую конницу, громил ее и прогонял. После этого неприятельскую пехоту окружали и рубили, убежать от кавалерии она не могла. Вот и тянулась война, Карл IX формировал и присылал новые части, а Ходкевич их бил. Но, увидев, что творится в России, шведы смекнули – разобраться с Прибалтикой можно позже. А сейчас важно было не упустить более легкую добычу. Быстренько заключили с поляками перемирие, и шведские полки двинулись захватывать русские города: Ладогу, Орешек, Ям, Копорье, Новгород.
Однако нашу страну хоронили еще рано. Уже не было государственной власти, армии, уцелевшая часть боярского правительства изменила. Но сохранилась Вера. Она и сплачивала людей. Патриарх Гермоген даже из заключения рассылал воззвания постоять за Веру, подниматься на борьбу. Сохранились и земские структуры управления, созданные Иваном Грозным. Пересылали между собой информацию, созывали мирские сходы. Смоленск не сдавался, связав и измотав королевские войска. А фигура Лжедмитрия, мешавшая объединить патриотические силы, вовремя исчезла. Он поссорился с касимовскими татарами и был убит.
В Рязани начал собирать земское ополчение Ляпунов, в Зарайске – Пожарский, с ними соединились предводители войска самозванца – Трубецкой и Заруцкий. В марте 1611 г. против поляков взбунтовались и москвичи. Но комендант Гонсевский приказал поджечь город, бросил солдат вслед за стеной огня истреблять мечущихся людей. В пламени пожара и резне погибло около 150 тыс. человек, многие разбежавшиеся замерзали в снегах. Уцелела только центральная часть столицы, Кремль и Китай-город, где и засели поляки. Впрочем, они пребывали в уверенности, что у русских шансов нет. Твердыня была неприступной. В руки интервентов попала многочисленная московская артиллерия, лучшая в мире. Все попытки атаковать отражались.
А в июне 1611 г. пал Смоленск. Его взятие праздновалось всем католическим миром как полная победа над Россией. В Риме устроили грандиозные торжества с фейерверками. Папа объявил отпущение грехов не только участникам войны, но и всем, кто в назначенный день посетит иезуитскую церковь в Кампидолио. Там вел богослужение сам генерал иезуитов Аквила, он провозгласил: «Даруй, Боже, яснейшему королю польскому для блага христианской церкви уничтожить коварных врагов московитян». Ну а Сигизмунд устроил в Вильно триумфальное шествие наподобие римских императоров. В процессии везли пленного царя Василия Шуйского с братьями, воеводу Смоленска Шеина, коварно захваченных послов, Голицына и митрополита Филарета Романова, под восторженные вопли тащили трофейные пушки, повозки с награбленным имуществом. В Варшаве и Кракове тоже играла музыка, катились непрестанные балы. Во дворцах и на площадях шли театрализованные представления. Хотя на помостках «еретическую» Москву почему-то поражали языческие «юпитеры» и «марсы» с полуголыми «минервами» и «венерами».
Был созван сейм, и Сигизмунд провозгласил задачу окончательно «покорить грубый московский народ, который иначе может быть опасен Речи Посполитой, если усилится». Делегаты воодушевленно поддержали его. Подняли было вопрос, продолжать ли переговоры с русскими послами. Подканцлер Криский возбужденно возопил: «С кем вести переговоры? От кого эти послы? Какие тут переговоры, когда и столица, и государство Московское у нас в руках! Должны они принять такое правление, какое даст им победитель. Рабский дух только страхом может обуздываться».
Действительно, война считалась уже выигранной. Россия была слишком ослаблена. В Земском ополчении Ляпунова, Трубецкого и Заруцкого насчитывалось всего 6 тыс. казаков и ратников. А для помощи Москве отправили лучшего полководца Ходкевича. Правда, снять осаду он не сумел. Пробовал свой излюбленный способ, атаки бронированных гусар. Ополченцы их не выдерживали. Но на пепелищах Москвы казаки укрывались в погребах сгоревших домов, за остовами печей, поражали врагов выстрелами. Однако Ходкевич открыл дорогу к гарнизону, сменил его свежими частями и начал совершать рейды по России, собирая и доставляя в Москву продовольствие. Ну а кроме ружей и сабель, в арсенале поляков имелись другие средства. Казакам из Земского ополчения подбросили клевету на Ляпунова, он был убит. Войско стало распадаться. А заточенного патриарха Гермогена враги уморили голодом.
Но в Нижнем Новгороде по его долетевшим призывам Пожарский и Минин подняли Второе Земское ополчение. Пошли по Волге, созывая ратников. Летом 1612 г. Ходкевич снова повернул к Москве с подкреплениями и собранными обозами продовольствия. Ядро его армии было небольшим, 4 тыс. гусар и наемников (не считая вооруженных слуг). Но Зборовский привел к нему 4 тыс. шляхты и запорожцев, присоединились Ширяй и Наливайко с 4 тыс. казаков. К этому времени и Пожарский прибыл к Москве. Кстати, в разыгравшемся противостоянии некоторые выходцы из Речи Посполитой выбрали веру. В составе Земского ополчения воевала рота православной литовской шляхты под командованием Хмелевского, был и отряд запорожцев.
Общие силы поляков превосходили. Под знаменами Ходкевича было 12–14 тыс., и гарнизон Москвы насчитывал 3 тыс. Во Втором Земском ополчении пришло 8 тыс., и от Первого под началом Трубецкого осталось около 2,5 тыс. казаков. Но в первый день разыгравшегося сражения Ходкевич не смог пробить дорогу к осажденным с западной стороны, через рати Пожарского. На второй день скрытно перенес удар на южную сторону, через Замоскворечье. Ночью венгерские наемники и казаки Зборовского просочились через неплотную оборону, захватили острожек у церкви св. Климента. Утром туда бросили дополнительные силы и двинули обозы, гарнизон Кремля предпринял вылазку, соединившись с наступающими. Но казаки Трубецкого навалились на пробитый коридор с двух сторон, снова овладели острожком. Прорвавшиеся наемники и запорожцы были перерублены. Подкрепление в Кремль прошло, но его отрезали от Ходкевича и захватили обозы.
А после перегруппировки последовала общая контратака на стан неприятелей. Их сшибли с позиций, растрепали, и Ходкевич отступил. У него осталось всего 500 кавалеристов, горстка пехоты и 4 тыс. украинских казаков. Вскоре Ширяй и Наливайко отделились, увели их прочь. Ну а для осажденных победа земских ополчений стала приговором. У них начался голод. Пожарский несколько раз предлагал свободно выпустить их на родину. Но они упрямо держались, отвечали грубо и оскорбительно. На самом деле их стойкость объяснялась не доблестью, а элементарной алчностью. В кремлевских кладовых им достались сказочные сокровища, они разграбили и частные дома, храмы. В надежде сохранить эти богатства до прихода подмоги дошли до людоедства. Забили и съели русских пленных, маркитанток, слуг, стали жрать друг друга. Полковник Будила писал: «Пехота сама себя съела и ела других, ловя людей… Сильный зарезывал и съедал слабого».