Однако Мурад IV, получив заявление Инаета, очень осерчал. Объявил его изменником и назначил ханом еще одного его родственника, Бахадыр-Гирея. Отправил его в Крым с несколькими полками янычар. Тот высадился, легко занял Бахчисарай. Ханские чиновники перепугались, присягнули новому властителю. Но ведь Инаета в Крыму не было, он находился во владениях Буджацкой орды и подчиняться указу султана отказался. У него под рукой была армия, и мурзы сохраняли ему верность – как раз из-за того, что этот хан не посылает их на войну с персами, а новый пошлет. Бахадыр-Гирей тоже стал собирать войско, и казаки Павлюка прибыли уже не к Инаету, а к нему. Бахадыр встретил их с распростертыми объятиями, воины ему требовались позарез. Дал большое жалованье, и запорожцы с его войском отправились на Днестр и Дунай. Вместе с янычарами и татарами рубились против других татар – и, как выяснилось, против своих товарищей, покинувших Сечь немножко раньше. После нескольких поражений Инаета его подчиненные смекнули, что враждовать с турками, пожалуй, не стоит. Начали переходить к законному хану. Сориентировались ли казаки, перебегали ли к Павлюку или честно отдавали жизни в «басурманской» междоусобице, в нашем распоряжении сведений нет.
Ну а польских властей уход запорожцев из Сечи только порадовал. Исчезли неведомо куда – тем лучше. Хоть бы насовсем! Казалось, что возобновления мятежа можно не опасаться. Обстановка на Днепре успокоилась. Остались только реестровые казаки. Но их решили попрочнее взять под контроль. У них выдвинулся в гетманы популярный и умелый командир Василий Томиленко. Однако панам он не нравился, его считали ненадежным. Доносили его разговоры о притеснениях Украины, насилиях над Православием. К реестровым направили королевских комиссаров. Постарались сделать так, чтобы казакам они были «поближе», возглавлял их православный магнат Адам Кисель, друг митрополита Петра Могилы. Он созвал реестровых на раду, обработал старшину и добился, чтобы Томиленко сместили. Гетманом избрали полковника Савву Кононовича, который откровенно прислуживал полякам.
Но тут как раз вернулись запорожцы Павлюка. У них война завершилась полной победой Бахадыр-Гирея. Войска его противника были разбиты, подчинились победителю. Покорились и мятежные буджацкие татары. Султан велел доставить к себе как Инаета, так и мурзу Кантемира. Тот пробовал оправдываться, что он-то восстал против изменника – значит, был верным. Но подобные тонкости во внимание не приняли и удушили обоих. А казаки шли домой довольные, окрыленные, везли заработанное жалованье, богатую добычу. И настроения были победные, чувствовали в себе силу громить других врагов. Но возвращались в то самое положение, из которого ушли. Вспоминали, что замышлял Сулима, как лихо брали Кодак. Вспоминали и предательство реестровой старшины. В Сечи их встретили товарищи, которые оставались на родине. Здесь добавилось и новых беглых из разных мест. От них узнавали об очередных выходках панов и католиков, происходивших за время отсутствия. К Павлюку приехал изгнанный Томиленко, рассказал, как с ним обошлись.
В Сечи стала нарастать волна возмущения. Заговорили – надо довершить то, что не удалось Сулиме. В мае 1637 г. запорожцы неожиданно нагрянули в Черкассы. Там хранилась артиллерия реестрового войска и те пушки, которые сечевики считали своими. Захваченные у них, когда взяли Сулиму и других предводителей. Теперь они забрали все орудия и утащили в Сечь. Это было уже вызовом. Реестровый гетман Савва Кононович приказал своим подчиненным готовиться к схватке с запорожцами, усилить охрану крепостей, выслать дополнительные дозоры. Свой штаб он расположил в Корсуни, слал донесения польскому командованию и просил прислать коронные войска, чтобы ударить на Сечь.
Но многие реестровые стали убегать к своему любимому командиру, Томиленко. А в июле Павлюк выступил сам. Обратился с воззваниями к народу – подниматься на защиту веры и вольностей, побивать и изгонять панов, ляхов, униатов, евреев. И вот тут-то полыхнул взрыв. Украину уже допекло. Крестьяне вооружались чем попало, громили имения шляхты. Убивали хозяев, если они попадались под руку, панских управляющих и арендаторов. Грабили, пускали «красного петуха». Восстание распространялось быстро и широко, охватило оба берега Днепра. Войско Павлюка двинулось вдоль Днепра, заняло ряд городов. А в Корсунь, гетманскую ставку, отряд запорожцев сумел скрытно забраться ночью. Савву Кононовича и предателей-старшин захватили в постели. Приговорили к смерти и расстреляли. Павлюк провозглашал, что надо объединиться с донскими казаками и перейти под власть царя.
Но правительство уже получало тревожные сигналы, тоже готовилось. А теперь отреагировало сразу же. На Украину двинулось королевское войско. Оно обрастало шляхтой, отрядами магнатов. Сейчас-то они не медлили, съезжались дружно – защищать собственные имения. Командование армией приняли коронный гетман Станислав Конецпольский и польный гетман Потоцкий. Удалось удержать в повиновении и часть реестровых. Вместо казненного Кононовича гетманом над ними поляки поставили Ильяша Караимовича по прозвищу Армянчик. Хотя он был не армянином, а то ли крещеным евреем, то ли караимом.
Большинство крестьянских повстанцев не уходило далеко от родных сел – ограничивались тем, что разоряли усадьбы «своих» панов и занимали соседние местечки. Конецпольский и Потоцкий решили поначалу не отвлекаться на них, истребляли только тех, кто попался по пути. Сочли, что первым делом надо выкорчевать корень мятежа, уничтожить казачье ядро Павлюка и Томиленко. Повели армию прямо на них. Столкновение произошло под Кумейками возле Чигирина. Запорожцев атаковала наемная пехота, шляхетская конница. Они отбивались, огородились таборами из телег, окапывались. Но их окружили, положение стало тяжелым.
Тем не менее они трижды прорывали кольцо. Тремя партиями сумели выйти. Стали отступать. Возле местечка Боровица под Черкассами поляки догнали их и вновь окружили. Осадили по всем правилам военного искусства. Оцепили казачьи окопы своими. Отрезали казаков от воды. Повстанцы изнемогали, среди них начались разлад, свары, взаимные обвинения. Паны воспользовались, предложили переговоры. Обещали прощение и милости, если принесут повинную. Старшина и многие казаки настояли, чтобы Павлюк согласился обсудить с Конецпольским эти условия, а поляки гарантировали ему и сопровождающим полную безопасность. Но когда Павлюк, Томиленко и Лихой явились на переговоры, их схватили. А казакам объявили, что они должны подписать новый договор, дать клятву повиноваться королю, и их отпустят.
Повстанцы разделились. Одни не верили врагам, указывали, что они уже нарушили слово. Ринулись прорываться. Другие вспоминали, что 12 лет назад, во время восстания Жмайла, казаков помиловали именно таким образом, когда они заключили Кураковский договор и принесли присягу. Послушались, прекратили сопротивление. Но как только они сложили оружие, поляки на них набросились, многих перебили, остальные разбегались кто куда. Павлюка, Томиленко и Лихого отвезли в Варшаву, подвергли зверской казни. А польская армия занялась зачистками мятежных районов. Украину было решено наказать самым свирепым террором, чтобы навсегда отбить мысли о бунтах. Карательные отряды прочесывали страну. Восставшие села сжигали, жителей казнили поголовно. Если село осталось мирным, но кто-то из крестьян ушел к повстанцам, казнили их семьи и сжигали хаты.
Конецпольский приказывал подчиненным: «Вы должны карать их жен и детей, и дома их уничтожать, ибо лучше, чтобы на тех местах росла крапива, нежели размножались изменники его королевской милости и Речи Посполитой». Потоцкий, согнав на расправу виновных и заподозренных, насмехался и угрожал: «Теперь я сделаю из вас восковых». За отрядами оставались пепелища с лужами крови, на деревьях болтались тысячи повешенных. Вся дорога от Днепра до Нежина была уставлена кольями с насаженными на них телами крестьян, женщин, подростков.
Сейм в 1638 г. принял «Ординацию» о чрезвычайном режиме на Украине. Здесь размещались на постой коронные войска, все управление передавалось польским чиновникам. Уход на Сечь карался смертью. Реестровых лишали всех привилегий, дарованных прежними королями, их начальники становились не выборными, а только назначаемыми. Требовалось еще раз проверить их численность, чтобы не превышала 6 тыс. А в будущем предусматривалось вообще упразднить казачье войско, перевести казаков на положение крестьян. Но сейчас казаков Ильяша Караимовича тоже привлекли к расправам. Пускай подтверждают свою лояльность. Им приходилось рубить головы мужикам и детишкам, надевать петли на шеи чьим-то женам и матерям. Зато ощутимая награда – забирай пожитки казненных, если они не очень ценные и их не взяло начальство. Хотя это привело к тому, что отряды Ильяша стали резко уменьшаться – многие реестровые стали убегать.
А бесчинства карателей вызвали новую вспышку восстания. Как сообщает украинский летописец, «видя козаки, что ляхи умыслили их всех вырубить, паки поставили гетманом Остряницу» – Якова Острянина. На Левобережье, в приграничных районах, куда не дошли каратели, он стал собирать уцелевших казаков. И сечевиков, и реестровых, переходивших к нему. Да и крестьянские повстанцы уже поняли, что их ждет. Бросали родные села, стекались к казакам, чтобы держаться вместе. Острянин стал формировать единое войско. Выступил на помощь крестьянам Киевщины и Полтавщины.
Но Потоцкий узнал о новом эпицентре восстания, отозвал свои отряды из карательных рейдов и двинулся на казаков. Упорное сражение под Голтвой повстанцы выиграли. Потоцкий понес большой урон и отступил к Лубнам, запросил помощи у Конецпольского, зачищавшего Правобережье. А Острянин ринулся добить неприятеля, но и поляки защитили свой стан полевыми укреплениями, выставили орудия. При атаках казаков крепко повыбили, они решили отходить. Тем временем к Потоцкому подтягивались отряды подмоги, его войско оправилось от потерь, увеличивалось, и он выступил в преследование.
Повстанцы, измученные непрестанными боями, остановились лагерем в устье реки Сулы, и здесь поляки их настигли. Взять казаков было нелегко. Они не только огородились возами, но и вырыли вокруг своего расположения окопы, насыпали земляные шанцы, расставили пушки. Приступы неприятелей стойко отбивали. Но Потоцкий обложил их и не уходил, повторял нападения, бомбардировал из орудий. Казаки держались больше месяца. Но припасы у них иссякли, стали голодать. А войско у Острянина собралось разношерстное, опять начался разлад и раздоры. Те, кто потверже, требовали прорываться – если даже не спастись, то погибнуть в бою. Но большинство пало духом, склонялось сдаваться, просить помилования.