Хмельницкий все это учел и выбрал другой вариант, политический. Удовлетворился тем, что Львов и Замостье уплатили приличный выкуп, остановился табором и возобновил переговоры с панами. Казалось, что это сулило больший успех, чем сражения. В Варшаве как раз открывался сейм, избирать короля. Разгром под Пилявцами должен был образумить поляков, а от Замостья до Варшавы казакам было не так уж далеко. Угрожая столице, Хмельницкий с полным основанием рассчитывал добиться решений сейма, нужных для Малороссии.
Действительно, восстание и позорнейшие поражения ничуть не пригасили разгула демократии. Выборные страсти разыгрались бурно. Претендентов на корону хватало, на разный вкус. Выставили свои кандидатуры князь Трансильвании Ракоци, Вишневецкий – но делегаты его дружно отвергли, боялись, как бы властный и крутой командир не подмял «свободы». Вмешалась и Москва, ее послы предлагали полякам избрать Алексея Михайловича или его сына младенца Дмитрия. Всерьез на это не нацеливались, просто продемонстрировали, насколько изменилось положение двух держав – ведь совсем недавно польский король объявлял, что царская корона принадлежит ему.
А реальных претендентов оказалось двое, и оба – братья покойного короля, Кароль Фердинанд и Ян Казимир. Причем оба стоили друг друга. Кароль Фердинанд был епископом вроцлавским и плоцким, за него стояла католическая партия, могущественные магнаты, его поддержал Иеремия Вишневецкий. Этот кандидат выдвигал программу не допускать никаких соглашений с мятежниками и истребить их без всякой жалости. А Ян Казимир состоял в ордене иезуитов. Но именно иезуиты действовали тонко и дальновидно. Задолго до восстания они трезво докладывали в Рим, насколько опасна ситуация в Речи Посполитой. Орден заблаговременно готовил собственные ходы, чтобы взять ее под контроль. Еще при жизни Владислава Ян Казимир получил соответствующие инструкции и помощь, заигрывал с мелкой шляхтой, изображал из себя противника панов. В народе о нем усиленно распускали слухи как о грядущем «добром короле». Теперь эта подспудная, но массированная реклама сыграла свою роль.
Шляхта на сейме орала за Яна Казимира, о нем говорили и среди повстанцев. А он направил тайных послов к Хмельницкому, сулил принять все условия казаков. Но вождь Малороссии как раз этого и добивался! Он подыграл Яну Казимиру, предъявил полякам ультиматум: если изберут Карла, казаки возобновят наступление. Депутатов сейма его заявление встряхнуло еще как! Возьмут мятежники столицу или нет, но кому хочется, чтобы они разорили твои имения? Насчет возможности выполнить программу Кароля Фердинанда после разгрома под Пилявцами шляхта сильно сомневалась, и 7 ноября 1648 г. королем провозгласили Яна Казимира.
Кстати, вскоре стало ясно, что его избрание уже согласовано с римским папой Иннокентием Х. Он разрешил короля-иезуита от монашеского обета безбрачия, дозволил ему жениться. Даже не просто жениться, а вступить в кровосмесительный брак. Он обвенчался с супругой собственного умершего брата Марией Луизой Гонзаго – Ватикан и иезуиты считали важным, чтобы Польша сохранила альянс с Францией. Снял ли Иннокентий X с короля еще один обет, который дают иезуиты, – безоговорочного повиновения руководству ордена история почему-то умалчивает.
Хотя договоренности с Хмельницким Ян Казимир начал исполнять. Официально утвердил его гетманом войска Запорожского, признал, что в трагедии виноваты поляки, обещал отменить унию. Границей украинской автономии признавалась река Случь. Король предписал Хмельницкому отвести казаков восточнее этой реки и запретил своим войскам переходить ее. Довольные казаки и жители Малороссии говорили: «От так, ляше! По Случь – наше!»
В декабре 1648 г. полки Хмельницкого торжественно вступили в Киев. Впрочем, даже из уроженцев Украины далеко не все восприняли их победу с восторгом. Православные дворяне уже привыкли считать себя в первую очередь польской шляхтой. Киевский митрополит Сильвестр Косов тоже привык иметь дело со знатью, а казаков и крестьян воспринимал как бунтовщиков против законных хозяев. Хмельницкого он встретил кисло, даже уклонился от благословения. Но в Киеве оказался проездом Иерусалимский патриарх Паисий, направлявшийся с визитом в Москву. Вот он-то порадовался успехам православных, благословил их.
Но Хмельницкий, вынудив Яна Казимира к соглашению, все равно не доверял ему. Он прекрасно знал, насколько легко в Польше лгут. Знал и о том, как мало значит король, даже если захочет исполнить обещания. Гетман держал в уме разные варианты развития событий. Получилось что-то урвать у поляков – хорошо. Но надо было пробовать и другое. Хмельницкий обратился к Паисию, просил ходатайствовать перед царем о помощи казакам и принятии Украины в подданство. В свите патриарха поехал полковник Силуян Мужиловский с грамотами для Алексея Михайловича.
И на этот раз Москва откликнулась. Мужиловский числился всего лишь сопровождающим, но его приняли как настоящего посла суверенного государства. Переговоры с ним вели высшие бояре. Царь удостоил его особой чести, встретился и беседовал лично. В России еще не до конца определились, как относиться к Хмельницкому, ведь он не отказывался от подчинения королю. Но Алексей Михайлович и его советники сочли, что Малороссию надо поддержать. Согласились помогать оружием, деньгами, отпустить на Украину «государевых людей» – донских казаков. Послали группу дворян для разведки и консультаций.
Что же касается опасений Хмельницкого относительно искренности «доброго короля», то они быстро стали оправдываться. Ян Казимир прислал к нему делегацию во главе с православным магнатом Адамом Киселем, она привезла гетманскую булаву, знамя. Король даровал амнистию повстанцам, увеличивал реестр до 15 тыс. Но за это требовал, чтобы казаки отступились от «черни», усмирили ее, а потом шли воевать против крымцев. Об отмене унии вообще как бы забылось. Словом, тут уж самому неискушенному политику становилось ясно – поляки намерены всего лишь расколоть воставший народ, чтобы снова скрутить в бараний рог. Возмущенные казаки показывали на блестящие гетманские регалии: «Зачем вы, ляхи, принесли нам эти цацки?» А Хмельницкий отрезал: «За границу на войну не пойду, саблю на турок и татар не подниму; достаточно дела и на Украине».
В Варшаву направили ответ: «Короля почитаем как государя, а шляхту и панов ненавидим до смерти и не будем им друзьями никогда». Перечислили встречные условия: уничтожить унию, не восстанавливать на Украине разрушенных костелов и запретить «селиться жидам», администрацию назначать только из православных. Потребовали, чтобы казачий гетман напрямую подчинялся только королю, а Киевского митрополита допустили заседать в сенате на равных правах с католическими епископами. Но могли ли польские паны и король-иезуит принять такие пункты?
Москва, в отличие от Варшавы, громких обещаний не давала, зато действовала конкретно и последовательно. В марте 1649 г. на Украину прибыл официальный посол царя Григорий Унковский. Среди казаков это вызвало взрыв восторга – их признали, Россия протягивала им руку. Унковский привез для казачьей старшины «государево жалованье». Однако вступлением России в войну посол пока не обнадеживал. Передал, что Алексей Михайлович готов принять Украину под свою руку, «если, даст Бог, вы освободитесь от Польши и Литвы без нарушения мира».
Хмельницкий остался этим очень недоволен, но жаловаться ему было, собственно, не на что. Лезть в драку очертя голову, играть жизнями собственных подданных, которых вверил ему Господь, Алексей Михайлович не желал. А фактически Россия уже вступила в борьбу, хоть и негласно. Унковский докладывал: «Козаки донские обещались выступить немедля, и многие из них уже пришли». Из Москвы рассылались инструкции пограничным воеводам – давать повстанцам убежище на нашей территории, им разрешили закупать «хлеб, соль и всякие запасы беспошлинно». Но не только хлеб и соль. Поляки жаловались: «Москва… хотя и подтвердила мир (с Польшей), тайно все доставляла Хмелю: продовольствие, порох, пули и пушки».
Восстание на Украине вызвало широкий резонанс по всей Европе. В Риме и Вене обсуждали, чем можно подсобить Польше, в Стокгольме – нельзя ли воспользоваться ситуацией. Османская империя поспешила прислать к Хмельницкому посольство, заключила с ним договор о дружбе. Стороны обязались не нападать друг на друга, развивать торговлю, турки открыли казакам свободный доступ в свои порты. В Стамбуле считали договор крайне выгодным. Черноморским городам обеспечивалась безопасность от запорожских набегов, а дальше кто знает? Почему бы не втянуть Украину в подданство султана?
А в Англии недавно произошла революция. Захвативший власть Оливер Кромвель, предводитель воинствующих протестантов, увидел в Хмельницком возможного союзника, прислал к нему личное письмо, накрутив пышный титул: «Богдан Хмельницкий, Божьею милостью генералиссимус греко-восточной церкви, вождь всех казаков запорожских, гроза и искоренитель аристократии, покоритель крепостей, истребитель римского священства, гонитель язычников, антихриста и иудеев». Правда, англичан больше интересовал не военный союз, а торговля. А британский диктатор и гетман были фигурами совершенно разного масштаба. Кромвель командовал армиями по нескольку тысяч бойцов, имел плохое домашнее образование, на родном языке писал с ошибками, никогда не читал книг и был человеком совершенно неотесанным – иностранным послам приходилось объяснять ему, какие государства существуют на Балтике. Хмельницкий же получил два образования, свободно владел пятью иностранными языками, водил в битву стотысячные полчища и управлял страной куда больше Англии.
А уж для кого освобождение Украины обернулось крупнейшей катастрофой, так это для евреев. Повстанцы истребляли их наравне с поляками. Да и то сказать, одни были угнетателями, другие – их пособниками. Никто ведь не заставлял притеснять, хищничать, оскорблять религиозные чувства. В пожаре стихийного гнева не разбирали, где виноватые арендаторы, а где их родственники или работники. Было разгромлено более 700 иудейских общин, погибло 100 тыс. евреев. Конечно, за точность «круглой» цифры ручаться не приходится. Разве кто-нибудь считал перебитых и сумевших спастись? Но сами эти цифры свидетельствуют, какой размах приняло «арендаторство» на Украине и как крепко успели насолить пришельцы населению.