им все равно не будет. Ожесточались и дрались насмерть, с отчаянием обреченных. Вокруг казачьих командиров, даже рядовых казаков, возникали отрядики. Мелкие, но их было множество. Радзивилл занервничал – как бы ему не очутиться в окружении. Оставил Киев и ушел на соединение с Потоцким, а киевляне сами сожгли свой город, чтобы в нем не расположились вражеские войска.
Хмельницкий еще из плена послал в Москву своих доверенных Савича и Мозырю, очередной раз просил царя о заступничестве. А потом генеральный писарь Выговский привез хану большой выкуп, и гетмана отпустили. Казалось, все кончено – восстание разгромлено, войско погибло, страна залита кровью. Но в катастрофической ситуации Хмельницкий проявил железное самообладание. Личная трагедия, поражения, смерть товарищей – гетман сумел перешагнуть через все это, взять себя в кулак. По сути, надо было начинать заново, и он начал. Появившись на Украине, призвал людей к оружию, и россыпь отрядов потекла под его знамена.
Армия возрождалась в считанные недели. В каждом городишке паны встречали все более сильный отпор. Загоны повстанцев появились в тылу у них, отбили Винницу, Паволичи, Фастов. В опустошенной стране трудно было достать продовольствие и фураж, польскому войску приходилось подтягивать пояса. Подкреплений из Польши не было. Массы трупов отравляли воздух и водоемы, среди солдат началась смертоносная эпидемия. 10 августа умер самый непримиримый гонитель православных, Иеремия Вишневецкий. Без его железной руки стала ломаться дисциплина. Шляхта и наемники требовали возвращаться по домам, вот-вот могли взбунтоваться, и панам пришлось согласиться на переговоры с казаками.
Они открылись в Белой Церкви, шли долго и трудно. Польская делегация во главе с Киселем даже слышать не желала о подтверждении Зборовского договора. Настаивала на сокращении реестра, автономной украинской территории, урезании казачьих прав. Но в Белой Церкви, кроме делегатов от гетмана, собралась масса казаков. Шумела и потрясала оружием, требовала вернуться к Зборовскому трактату, грозила расправиться и с послами, и даже с Хмельницким, если он согласится на панские условия. Полки повстанцев составляли отдельные делегации, вырабатывали собственные пункты. Переговоры несколько раз прерывались. Киселя и его коллег ограбили, едва не убили. Казаки кричали, что лучше уж воевать, бросались в атаки на стоявшее неподалеку польское войско. Но у них ничего не получилось. Потрепали неприятелей, но и самих побили.
Наконец, 18 сентября 1651 г. был подписан Белоцерковский договор. По сравнению со Зборовским, повстанцы были вынуждены очень серьезно сдать позиции. Казачий реестр сводился к 20 тыс. Из трех воеводств, Киевского, Брацлавского и Черниговского, автономное самоуправление сохранялось только в Киевском. Гетман лишался права сношения с другими государствами, на Украине располагались «на постой» королевские войска. Для народа это обернулось новой полосой испытаний.
Польский командующий Калиновский, сменивший заболевшего Потоцкого, принялся приводить к покорности Брацлавское и Черниговское воеводства, лишенные самоуправления. Вешал, четвертовал, сжигал «бунтовщиков». Под защитой солдат в поместья возвращались шляхтичи. Мстили крестьянам порками и казнями, выколачивали из них разграбленное имущество. Невыплаченные подати за три года восстания объявляли недоимками, заставляли внести их. К бедам добавились голод и моровое поветрие. Жители Украины во множестве потекли через границу, в Россию. Черниговский казачий полк Ивана Дзиноковского ушел от поляков в полном составе. Его приняли на царскую службу, разместили в новой крепости Острогожске. Других селили на Слобожанщине, в районах Оскола, Воронежа.
Поляки возмущались, их послы в Москве жаловались, что беглых «хлопов» тепло встречают на русской земле. Но их протесты оставлялись без внимания, вчерашним подданным Речи Посполитой выделяли землю, давали пособия. Под Ливны и Воронеж стольник Леонтьев привез лично от царя 2 тыс. руб., их требовалось раздать беженцам «всем налицо… сполна без вычету» – на обзаведение хозяйством. Тех, кто посмеет обидеть переселенцев или вымогать с них какую-то плату, Алексей Михайлович сурово предупреждал: «И буде кто чем покорыстуетца, и мы на тех людей за алтын велим доправить по рублю, да сверх тово велим тем людем учинить наказанье безо всякой пощады». А воеводам из Москвы рассылались инструкции, что государь «тех черкас з женами з детями от гонения поляков велел принимать», «держати ласку и привет добрый и ничем черкас не оскорбити и ничего у них из государева жалования и из животов не имати». Напротив, обеспечить их всем необходимым «для их иноземчества и для их бедности, чтоб на вечное житье строились и государю служили».
Переяславская рада
Казалось бы, Белоцерковский договор был для поляков куда выгоднее Зборовского. Но сейм, собравшийся в начале 1652 г., его вообще не утвердил! Та самая шляхта, которая разбежалась из армии после битвы под Берестечко, катила бочки на своих товарищей, до последнего остававшихся в строю. Кричала, что надо было не заключать мир, а добить бунтовщиков. Ян Казимир согласился с разбушевавшимися дворянами. Заговорил о налоге на армию, созыве посполитого рушенья. Как бы не так! «Свободы» немедленно плеснули в обратную сторону. Идти на войну и раскошеливаться шляхте ничуть не хотелось, она напрочь разругалась с королем и провалила его предложения.
В ослеплении своих «вольностей» поляки теряли плоды побед. Украинцев сперва ошеломило возвращение магнатов, расквартирование коронных войск. Но началось не только бегство, возобновились бунты. Русские послы сообщали: «Крестьяне много перебили шляхты, панов своих». А Хмельницкий укреплял пошатнувшуюся власть. Вот он-то с самовольством не церемонился. Разгромил и казнил корсунского и миргородского полковников, вышедших из повиновения. Для видимости призывал исполнять Белоцерковский договор, но в реестр внес не 20, а 40 тыс. казаков. Не прекращал запрещенных по условиям договора связей с Москвой, Крымом, Турцией. Не забыл и свою идею альянса с Молдавией. Напомнил господарю Лупулу – почему до сих пор не выполнил обещания, не отдал дочку за Тимоша? Снова позвал татар и дал сыну казаков, чтобы шел добывать невесту. Лупул-то надеялся, что поражения отшибли свадебные настроения Хмельницкого. Поняв, что это не так, воззвал к полякам.
Два жениха его дочки, Вишневецкий и Потоцкий, успели умереть. Но оставался Калиновский, он заместил коронного гетмана, главнокомандующего Польши. Господарь согласился отдать ему руку Домны-Розанды, только бы избавил от напасти. Тот поднял солдат, разослал призыв к шляхтичам – вступиться за честь венценосной девицы. Собралось 20-тысячное войско. Калиновский привел его к горе Батог возле Брацлава. Но 22 мая 1652 г. подошли казаки с татарами, и защитники господаревой дочки заколебались. Поняли, что схватка предстоит не шуточная, и часть солдат заговорила, что им не заплатили жалованья. Взбунтовались и ушли. У шляхты благородный порыв тоже выветрился, она засобиралась уезжать. Калиновский взбеленился, приказал верной ему немецкой пехоте открыть огонь по беглецам. Шляхта ответила тем же.
Тимош оценил ситуацию, ворвался во вражеский лагерь и перерубил тех и других. Под саблями полегли и Калиновский, и его перессорившееся воинство. Лупулу ничего не осталось делать, кроме как принять «сватов» и обвенчать дочь с Тимофеем. А Украину весть о победе окрылила, народ воспрянул духом. Ян Казимир гневно спрашивал, как казаки осмелились на такое, но Хмельницкий с издевкой назвал битву «шалостью, свойственной веселым людям». Ответил, что сын с приятелями ехал на свадьбу, а по дороге повздорил с другой молодой компанией – с кем не бывает? Зато на панов и шляхту разгром подействовал, как отрезвляющий душ. Его восприняли как вызов, брошенный всей Польше. Склоки угасли. Король сумел возбудить мелкую шляхту, манил предстоящими грабежами, раздачей украинских земель – их предстояло всего лишь очистить от украинских хозяев.
Подключились папа римский, Венеция, Австрия, Франция, слали деньги, по Германии развернулась вербовка наемников. А к Хмельницкому для отвода глаз опять отправили делегацию, обещали королевское милосердие и прощение, если украинцы повинятся, разоружатся и вернутся к работе на помещиков. Тут уж гетман не выдержал, возопил: «Милосердия! Прощения! Да за что? За что?.. Так за этим вы приехали? Что вы, в самом деле, представляетесь простаками? Что вы строите со мною шутки? Долой шутки… Король готовится идти на меня войною, как ему угодно! Желаю, чтобы он был предводителем: я готов его встретить там и тогда, где и когда он захочет».
Россия не прекращала попыток урегулировать конфликт без войны. Ее послы продолжали демонстративные придирки, давали понять, что царь не бросит на растерзание православных. Но осторожность и миролюбие Алексея Михайловича паны расценили по-своему. Утверждались в мысли, что русские только пугают их, а сражаться не осмелятся. На предупреждения обращали все меньше внимания. В Бресте собрался внеочередной сейм, выделил королю деньги, дал ему право на посполитое рушенье. Мало того, сейм официально принял постановление о геноциде. Рассуждали – казаки представляют для Речи Посполитой угрозу вечных бунтов, поэтому требуется полностью уничтожить их. Русские дипломаты доносили: «А на сейме ж приговорили и в конституции напечатали, что казаков как мочно всех снести».
Это постановление уже начало воплощаться в жизнь. Точнее, в смерть и кровь. В марте 1653 г. 15-тысячное войско Чарнецкого вторглось на Украину. Захватило Коростышев, Самгородок, Прилуки. Все население было истреблено. Резали и вешали подчистую, старых и малых, мужчин и женщин. Поляки открыто провозглашали, что необходимо истребить «русских» (т. е. малороссов) до последнего человека.
А Хмельницкий, готовясь к схватке, отправил к царю посольство Бурляя и Мужиловского. Очередной раз просил о помощи «думою и своими государевыми ратными людьми» и о принятии Украины под покровительство. Но еще до того, как посланцы добрались до Москвы, Алексей Михайлович решил: настала пора браться за оружие. Началась мобилизация. 19 марта по уездам были разосланы грамоты стольникам, стряпчим, московским дворянам, им было велено к 20 мая прибыть ко двору «со всей службой». 23 марта государь издал указ воеводам переписать по городам «старых солдат» – отслуживших опытных резервистов. В России к этому времени существовало 15 полков «нового строя» – Алексей Михайлович повелел формировать еще 6 солдатских и рейтарских полков, создавался и первый гусарский полк. В армию призвали «даточных» – по 1 человеку со 100 крестьянских дворов из монастырских, церковных владений. Посланцы Хмельницкого воочию смогли увидеть – Россия поднимается всерьез, и теперь-то от них не скрывали: ответ на их просьбы будет положительным.