Да и было чему радоваться. Алексей Михайлович своей жалованной грамотой даровал Украине все, чего она только могла пожелать. Она получила автономию в составе России. За Запорожским войском (т. е. Украиной) сохранялись все его права и вольности, в его дела его не дозволялось вмешиваться ни воеводам, ни боярам. Сохраняли свои права и вольности города, землевладельцы, крестьяне. Гетману разрешалось сноситься с другими государствами, кроме Польши и Турции. Он должен был только извещать царя о переговорах с иностранцами. Жителям Украины предоставлялось судиться собственным судом – «где три человека казаков, тогда два третьего должны судить». Они сами избирали гетмана и старшину. Утверждался реестр в 60 тыс. казаков, а если без жалованья, то можно было записывать сколько угодно. Подати собирали местные власти, львиная доля доходов оставалась на Украине, из них содержались администрация и казачьи войска. Русские чиновники только наблюдали, чтобы налоги собирались правильно, и принимали для царской казны, что останется от местных нужд.
После Переяславской рады дворяне Бутурлина разъехались принимать присягу по разным городам. «Летопись самовидца» рассказывала: «Присягу учинили гетман, старшина и чернь в Переяславе и во всех городах охотно с надеждою тихомирия и всякого добра». 17 января царю присягнул Киев. Надежды православных всколыхнулись и в тех областях, которые остались под властью католиков. Монах Суханов описывал, что в Буковине «гораздо рады все, что казаки подклонились под царскую руку». И все-таки нашлось немало противников присоединения к России. Отказалось присягать киевское духовенство во главе с Косовым. Ну что ж, его никто не принуждал, Киевская митрополия еще полвека просуществовала независимо, подчинялась не Московской, а Константинопольской патриархии.
Некоторые полковники приносили присягу отнюдь не искренне, просто боялись идти против Хмельницкого и своих подчиненных. Зато двое самых боевых и отчаянных полковников, Богун и Сирко, встали на дыбы – зачем идти в царское подданство, кому-то кланяться? Мы вольные казаки, а врагов сами одолеем! Яну Казимиру доложили об их настроениях, и король воодушевился. Вот он, долгожданный раскол повстанцев! Направил казачьим предводителям свой универсал: «Дошло до нас, что злобный изменник Хмельницкий запродал вас на вечные мучения царю московскому под нестерпимое ярмо, противное вашим свободам, и принуждает вас присягать помимо воли этому мучителю». Король радушно зазывал их перейти под свои знамена и вступил с солдатами на Украину. Но тут он крепко ошибся. Если Богун и Сирко не желали повиноваться царю, то гораздо меньше они мечтали о кошмарах панских «свобод», Ян Казимир получил от них крепкий отпор.
Вот так Украина воссоединилась с Россией. Но учебники истории почему-то заканчивают описание этих событий Переяславской радой. На самом же деле радой ничего не завершилось. Правительство Алексея Михайловича отнюдь не случайно так долго взвешивало этот шаг, так тщательно готовилось к нему. Принятие Украины в подданство втянуло Россию в целую полосу войн, которым суждено было продлиться 27 лет…
Вместе с Россией
Алексей Михайлович в полной мере сумел приблизиться к идеалу «царя-батюшки». Подданных он опекал и оберегал. Разорившимся крестьянам государство помогало ссудами, чтобы они могли поправить хозяйство, встать на ноги. Кроме приказа Сыскных дел, для борьбы со злоупотреблениями царь учредил Тайный приказ. В нем состояли только чиновники невысокого ранга, негласно проверявшие работу тех или иных учреждений и докладывающие непосредственно государю. А во дворце было устроено «челобитное окно» – каждое утро из него вывешивали специальный ящик, любой человек мог прийти и положить в него свою жалобу. Их читали сам Алексей Михайлович или его доверенные лица, разбирались и принимали меры. За соблюдением правды наблюдали очень строго. Например, крепостные князя Оболенского пожаловались, что хозяин заставлял их работать в воскресенье и «лаял матерно» – царь посадил его в тюрьму, а имение отобрал. А датские послы, возвращаясь из Москвы, сочли, что их везут слишком медленно, начали подгонять ямщиков тычками и пинками. Послы были высокородными дворянами, везли их простые мужики, в Европе такое было в порядке вещей. Но не в России. Ямщики очень удивились подобному обращению, выпрягли лошадей и заявили, что едут жаловаться царю. Чтобы избежать дипломатического скандала, датским вельможам пришлось извиняться, задабривать мужиков деньгами и водкой.
А Россия при Алексее Михайловиче достигла высочайшего подъема. В 1630–1640 гг. в нашей стране бурно шла промышленная революция. По разным городам строились металлургические заводы, полотняные, кожевенные предприятия, оружейные, красильные мастерские, начиналась разработка новых месторождений полезных ископаемых. Ширилась торговля, обогащая казну. Причем Россия стала поставлять на экспорт не только меха, воск и льняные холсты, но и пушки – до 800 орудий в год продавалось в европейские страны «повольной ценой». Все это позволяло формировать, вооружать и содержать сильные армии.
Поляков подводил их традиционный гонор, они пребывали под гипнозом собственной пропаганды. Задирали носы, вспоминая, как они побеждали русских, как заняли Москву, – забывая, чем это закончилось. От России не ожидали чего-то серьезного. Пусть только попробует! А между тем царь сосредоточивал три армии. У Великих Лук – северную, 15 тыс. ратников боярина Шереметева. В Вязьме – основную, 41 тыс. воинов Якова Черкасского, в Брянске – южную, 20–30 тыс. воинов Алексея Трубецкого. Кроме того, к Хмельницкому направили 4-тысячный полк Бутурлина, а 7 тыс. конницы оставили в Белгороде прикрывать «крымскую украину». Северная и центральная группировки должны были наступать по сходящимся направлениям, а южная вместе с украинскими казаками – нанести глубокий удар по польским тылам.
Правда, неприятель опередил. Ян Казимир с 20 тыс. немцев и шляхты разметал казачьи отряды и прорвался к Белой Церкви. Встревоженный Хмельницкий обратился к ближайшему из воевод, Трубецкому, призывал срочно вести к нему русские полки. Писал и к царю, Алексей Михайлович согласился, велел южной армии «итить к Богдану Хмельницкому и промышлять вместе». Но Трубецкой был опытным полководцем, а при дворе он занимал первое, самое почетное место. Он мог себе позволить не следовать буквально царским указаниям. Воевода правильно оценил, что силы врага не так уж велики, малороссы сами с ними справятся. Ломать планы он не стал. Отправил на подмогу лишь 4 тыс. бойцов и пушки, которых не хватало у казаков. А больше и не понадобилось, Хмельницкий с Бутурлиным остановили и попятили поляков.
Даже на войну с Россией Речь Посполитая раскачивалась не скоро. Только в мае собрался сейм, призвал посполитое рушенье, определил военачальников. Коронным гетманом поставил сына умершего главнокомандующего, Станислава Потоцкого, польным гетманом – Лянцкоронского. Великим гетманом литовским остался Радзивилл, польным гетманом – Гонсевский. Но дворяне по привычке разгильдяйничали, Радзивилл писал королю: «И то наказанье и заслепление Божье, что шляхта не единые охоты к сбиранью и деянию отпору неприятелю не чинят».
А русские выжидали только до тех пор, пока подсохнут весенние дороги. 18 мая Алексей Михайлович провел смотр войскам. На поле у Девичьего монастыря выстроились «сотенные головы с сотнями, и рейтарские, и гусарские, и солдатские полковники и начальные люди с полками, и головы стрелецкие с приказами». Колонны зашагали по Москве. Сотнями проходили через Кремль, из дворцового окна их благословлял и кропил святой водой патриарх Никон. Царь лично возглавил поход. Но пока он с отборными ратями двигался к границе, три армии уже ринулись вперед.
На правом фланге Шереметев с ходу взял Невель. Литовское ополчение решило дать бой у Полоцка, его раскидали одной атакой, и город капитулировал. На левом фланге Трубецкому сдался Рославль. А Хмельницкий разбил и выгнал польские отряды, оставшиеся на Украине. Подмоги он больше не просил, наоборот, отправил на помощь царю Нежинский, Черниговский, Стародубский полки и запорожцев – 20 тыс. казаков под началом наказного атамана Ивана Золотаренко.
В центре армия Черкасского овладела Дорогобужем и Белой. 28 июня государевы авангарды показались у Смоленска. Твердыня была сильнейшей. Гарнизон составлял 2 тыс. немецких солдат, 5,5 тыс. шляхты с десятком тысяч гайдуков – военных слуг. Кроме того, вооружили 6 тыс. горожан. Для защиты неприступных стен и башен этого было более чем достаточно. Но горожане воевать не желали. Многие перебегали к царским воинам. Литовский воевода Обухович и комендант Корф ставили по башням немцев и надежных гайдуков с пушками, а горожан размещали так, чтобы держать их под прицелом.
Поляки использовали тактику, обычную для обороны крепостей. Гарнизон должен был сковывать русских, а поблизости встал Радзивилл с 15-тысячным корпусом – бить осаждающих по тылам, доставлять в город припасы и подкрепления, а когда своевольная шляхта все-таки сорганизуется и наберется достаточно сил, навалиться на русских и заставить их уйти. Но и царские воеводы представляли, как будет действовать неприятель. Позволять литовцам разгуливать рядом со своей армией они не собирались. Вокруг Смоленска развернулись осадные работы. Ратники строили батареи, перекрыли все дороги к городу шанцами и острожками. А часть полков во главе с Черкасским выступила на Радзивилла. Хотя авангард состоял из необстрелянных новобранцев, шел легкомысленно, без разведки, на привалах не выставлял охранения. Радзивилл скрытно подобрался к нему по лесам и напал среди ночи. Пленных не брали, убивали и сонных, и сдающихся. Остальные в ужасе побежали, бросили обоз и орудия.
Радзивилл растрезвонил о полном разгроме русских, о тысячах убитых. Хвастался, что жители Орши могут спать спокойно, врага к ним не пустят. Однако масштабы своей победы он беспардонно приврал. Большинство воинов из русского авангарда уцелело. Ошалелые и безоружные, они добрались до своего лагеря. Встретили их, разумеется, не поздравлениями. Иностранные советники предлагали царю ввести за бегство с поля боя смертную казнь, как в зарубежных армиях, и устроить показательную расправу. Но человеколюбие Алексея Михайловича проявилось даже на войне. Он с негодованием отверг суровые