Быль и легенды Запорожской Сечи — страница 65 из 102

Украине тянется к русским, а кто мутит воду, поэтому потребовали, чтобы рада была «черной» – с участием простонародья. Хотя этого не получилось. Или подспудно помешали казачьи начальники. На раду собрались только старшина и немногие представители городов и рядовых казаков. Тем не менее провели выборы гетмана, им стал Многогрешный. Он был не лучшим кандидатом, среди жителей Малороссии авторитетом не пользовался. Но царское правительство сочло, что имеет смысл сделать на него ставку хотя бы на время. Гетман требовался побыстрее, чтобы подорвать позиции Дорошенко, восстановить на Левобережье структуры управления. Рада присягнула, что Левобережье снова будет служить Алексею Михайловичу…

Запорожская Сечь, где кошевым атаманом снова был избран Сирко, присягу не приносила. Но не из-за того, что заняла враждебную позицию. Наоборот, Сирко был настроен дружить и сотрудничать с русскими. Однако он по-прежнему отстаивал исконные традиции Коша – запорожцы никогда и никому не присягают. Облик Сечи в это время стал меняться. Сюда стекались казаки, уставшие от измен и усобиц. Потянулись те, кто разочаровался в гетманах и полковниках. А Андрусовский договор, определивший Запорожье «совместным владением» России и Речи Посполитой, стал первым документом, определившим юридический статус этой области (да, именно Андрусовский договор, а не фальшивая «грамота Стефана Батория»). Причем статус независимый, «ничейный».

При польском владычестве Сечь оставалась чисто воинским поселением. Окрестности были пустынными, здесь возникали только рыболовецкие станы самих казаков, их сторожевые посты. Теперь сюда стали переселяться и крестьяне. Приходили беглые с панского Правобережья. Приходили и жители с Левобережья – из сел и местечек, сожженных враждующими группировками гетманов, поляками, татарами. Сечь все-таки давала им некоторую безопасность. Вокруг нее появились хутора, деревни. Казаками эти переселенцы не становились, казачьих прав не имели – сечевики свысока называли их «гречкосеями». Они платили подати, но уже не пану, не полковнику или гетману, а Кошу. А за это Кош брал их под защиту.

Что ж, реальная история Сечи была сложной, неоднозначной. В ней хватало и грязи. А пласт возвышенных легенд о ней сформировали четыре «героических периода». Первый был связан со службой Ивану Грозному, с именами Дмитрия Вишневецкого и Богдана Ружинского. Второй – с именем Петра Конашевича-Сагайдачного, с морскими походами. Третий – с борьбой за независимость, с восстаниями Павлюка, Острянина, Богдана Хмельницкого. Начинался четвертый, когда Сечь снова стала действовать рука об руку с русскими. А роль запорожцев возрастала, потому что на Украину опять наползали черные тучи. Теперь они скапливались и клубились с южной стороны.

В 1669 г. Османская империя наконец-то завершила очень затянувшуюся, 24-летнюю войну с Венецианской республикой и Австрией. Она подавила и арабских повстанцев, вернула захваченную ими Басру. Турецкие армии высвободились, и Стамбул недвусмысленно обозначил, куда он намерен нацелиться. Султан сделал официальное заявление, что принимает Дорошенко в подданство. Раземеется, принимает не его одного, а со всей Украиной.

В 1671 г. крымская орда и Дорошенко очередной раз обрушились на польские области. Паны, как обычно, не торопились садиться на коней и браться за сабли. Отчаянно отбивались лишь малочисленные казаки гетмана Ханенко. Но он вдруг получил неожиданную поддержку от запорожцев. Сирко поднял всю Сечь. Собирая по пути всех присоединившихся казаков, налетел на врагов с тыла. Принялся громить их обозы, истреблять загоны, рассыпавшиеся за добычей. Татарам и дорошенковцам пришлось повернуть прочь.

Хотя было уже ясно – Дорошенко специально задирает Польшу, как нахальный мальчишка, за которым стоит здоровенный дяденька и ждет повода вмешаться. Поляки встревожились. В Москву поехали их посольства просить о союзе. Однако вопрос был далеко не простой. Турки представляли общую угрозу для обеих держав. Но и паны были слишком сомнительными «друзьями». Еще свежа была память, как они натравливали на Россию татар, как легко нарушали договоры, если полагали это выгодным для себя. А сейчас король Михаил Вишневецкий умолял о помощи, но в это же время устроил дикие гонения на православных, многим пришлось эмигрировать. Курляндский герцог Якоб даже построил новый город Якобштадт, населив его православными беженцами. Даже в проекты договоров о дружбе польские дипломаты исподволь включили пункты, чтобы царь пустил в Россию иезуитов, дозволил строить католические храмы.

Но и сторонника сближения с Польшей, Ордина-Нащокина, царь уже отправил в отставку. Переговоры возглавили бояре Матвеев и Долгоруков, они заняли осторожную позицию. Иезуитов и костелы, разумеется, отвергли. С необходимостью союза согласились, но за это добились, чтобы поляки признали русскую власть над Киевом. А от конкретных обязательств уклонились, сохранили за Россией право действовать в зависимости от ситуации. Пообещали только посылать против турок отряды донских казаков, калмыков и ногаев. Царь оказал Польше и дипломатическую поддержку, попытался предостеречь Турцию от опрометчивых шагов. В Стамбул отправилось посольство Никифора Ванюкова и Василия Даудова, предложило султану присоединиться к мирному договору России и Польши. Алексей Михайлович предупреждал, что в случае нападения на польского короля будет вынужден помогать ему: «То и мы, христианский государь, за него вступимся и учнем против вас промысел чинить и наше повеление пошлем донским атаманам и казакам, чтобы они на Дону и Черном море всякий военный промысел имели». Но великий визирь заносчиво потребовал, чтобы Россия оставалась в стороне от «польских дел». Иначе, мол, и вам достанется. Война в Стамбуле была предрешена.

Запорожцы пишут турецкому султану

В марте 1672 г. султан Мехмед IV прислал вдруг полякам резкий выговор за то, что они «беспокоят» владения Дорошенко, вступившего в число «невольников высокого порога нашего». Король пробовал оправдаться, отвечал, что Украина «от веков была наследием наших предшественников, да и сам Дорошенко не кто иной, как наш подданный». Для турок такого ответа оказалось достаточно. За Дунай двинулась огромная армия, 100–150 тыс. воинов. Речь Посполитая сумела выслать навстречу лишь 6-тысячный отряд Лужецкого. На Южном Буге он потрепал татарские авангарды и под натиском врагов отступил в Ладыжин, где стояли казаки Ханенко. Османы окружили их, заперли в городе, турецкие колонны потекли по украинским дорогам.

Россия старалась уточнить, как отреагируют на начавшуюся войну западные державы. Посольства Алексея Михайловича разъехались в Англию, Францию, Испанию, Швецию, Австрию, Рим, говорили о возможности совместных действий против «общего христианского неприятеля – турского салтана и крымского хана». Но откликнулся лишь папа Климент Х, да и его интерес оказался весьма специфическим. Он уклонялся от обсуждения военного сотрудничества, зато попытался вести переговоры о «соединении церквей на некоторых условиях».

Словом, союзников искать было негде. А на Левобережье Украины старшина снова показала свою ненадежность. Гетман Многогрешный еще недавно был помощником у Дорошенко, а когда в дело вступили османские полчища, призадумался, не пора ли перекинуться обратно? Но другие казачьи начальники и сами не прочь были урвать гетманскую булаву, зорко следили, на чем бы его поймать. Генеральный писарь Мокриевич, войсковой обозный Забелло, судьи Домонтович и Самойлович, переяславский, нежинский и стародубский полковники обратились к царскому воеводе Неелову, представили обвинения, что Многогрешный сносится с Дорошенко, соглашается признать власть султана. Неелов медлить не стал, помнил, что случилось при Брюховецком. Арестовал гетмана, отправил в Москву. Боярская дума приговорила его к смерти, но Алексей Михайлович помиловал, ограничился ссылкой в Сибирь.

А старшина, избавившись от Многогрешного, круто сцепилась между собой. Покатились склоки, дрязги, подсиживания. В Батурин, гетманскую столицу, приехал Сирко, хотел поточнее разузнать, какого кандидата поддержать запорожцам. Но он был слишком популярен среди простых казаков. Начальники перепугались, как бы подчиненные не возвели его в гетманы, и поспешили устранить. Оклеветали, будто он враг царя, служит польскому королю, не зря же воевал за него вместе с Хоненко! В неразберихе и под горячую руку Сирко тоже взяли под стражу, отвезли в Россию и сослали в Тобольск.

Царь и Малороссийский приказ делали все возможное, чтобы побыстрее пресечь раздрай на Украине, не позволить ей скатиться в очередную смуту. Назначили раду в Конотопе, своими уполномоченными Алексей Михайлович определил авторитетных воевод, Григория Ромодановского и Ивана Ржевского. Основным претендентом на булаву считали Мокриевича. Второй человек в казачьем войске, матерый интриган, он после Многогрешного сразу подмял под себя структуры управления. Однако Ромодановский успел изучить украинских лидеров как облупленных. Он сумел провести другую фигуру. 17 июня 1672 г. неожиданно для многих гетманом был избран генеральный судья Иван Самойлович. Человек честный, умелый, а главное – первый гетман со времен Богдана Хмельницкого, верный России.

Между тем боевые действия в Польше развивались своим чередом. Михаил Вишневецкий лихорадочно собирал войска. Но казна пустовала. Паны не считались с новым королем Михаилом, шляхта бунтовала, качая свои права. В Москве строили расчеты, что Речь Посполитая все же организует отпор, турки увязнут в боях, в осадах городов. Но такие надежды не оправдались. В первом же сражении королевскую армию разметали в клочья. Паны уповали, что неприятелей остановит мощная крепость Каменец (Каменец-Подольский), сосредоточили в ней почти все наличные силы, завезли побольше артиллерии, пороха, продовольствия. Но и Каменец задержал турок только на полтора месяца. Крепость пала, а дальше останавливать султанскую армию оказалось некому.

Почти не встречая сопротивления, она хлынула на запад, 28 сентября победоносно вошла во Львов. Король и паны были в полной панике, спасения уже не видели, запросили мира. Сейчас-то не кочевряжились, не упрямились, как перед русскими, – а ну как султан прикажет своим янычарам прогуляться чуть дальше, до Варшавы? Соглашались на любые требования, и 5 октября в Бучаче подписали договор. Польша признавала Дорошенко подданным Турции, уступала ей всю южную часть Правобережной Украины до Киева, обязалась платить дань.