Хотя мужики, призванные от сохи, могли лишь ослабить войско, их все равно пришлось оставлять в гарнизонах городов. Сбор ополчения только задержал армию. Задержала ее и нехватка продовольствия – немало хлеба, овса, сена пожег Хмельницкий с татарами, и Самойлович не сумел вовремя заготовить запасы. Ромодановский выслал вперед Косагова с 12-тысячным корпусом, поручил занять плацдарм на правом берегу Днепра. 27 июня русские пехотинцы и донские казаки переправились через реку, начали строить укрепленный лагерь.
Гарнизон крепости возглавляли воевода Иван Ржевский и полковник Патрик Гордон. Они многое сделали для подготовки к осаде, лихорадочно ремонтировали укрепления. Пороха завезли 2 тыс. пудов, свои запасы имелись и в полках. Но бомб было доставлено мало, всего 500, ручных гранат 1200. Артиллерию довели до 86 стволов, но привезли в основном такие пушки, которые легче транспортировать, 4 самых больших орудия стреляли 14-фунтовыми ядрами, 6 – ядрами по 8–10 фунтов, остальные были полевыми. Из 6 мортир были исправными 4.
Армия Ромодановского уже подходила к Днепру, но турки приближались быстрее. 8 июля под Чигирином показались их авангарды. Их отгоняли вылазками, стрельбой из пушек, однако подтягивались новые войска, защитников загоняли в крепость. Ржевский произвел разнарядку гарнизона. «Замок» держали 5,5 тыс. солдат и стрельцов, «нижний город» – 7 тыс. казаков наказного атамана Павла Животовского. Вся равнина покрылась неприятельскими кострами и палатками, для Кара-Мустафы установили огромный шатер с пятью башнями, рядом высились шатры его помощников Каплана– и Османа-пашей. Турки привезли в обозах вязанки соломы, хвороста, мешки, набитые шерстью. Прикрываясь ими от пуль, рыли окопы, загремели батареи.
Для великого визиря оказалось неприятной неожиданностью, что русская полевая армия находится уже по соседству. Ее численности Кара-Мустафа не знал, послал 10 тыс. крымцев ликвидировать плацдарм на правом берегу Днепра. Драгунские полки Венедикта Змеева в жестокой рубке отогнали татар. Но у турок было достаточно сил, чтобы воевать на два фронта. К Днепру выступил 20-тысячный корпус Каплана-паши. 13 июля он яростно атаковал русских. Однако и на плацдарме было уже много войск, руководил ими сам Ромодановский. Он выдвинул в первую линию полевые пушки, янычар и крымцев ошпарили картечью в упор. Драгуны бросились в контратаку. Их поддержали другие полки, турок опрокинули. Ромодановский доносил царю: «Гнались и их рубили на версту и больше».
15 июля Каплан-паша попытался нанести неожиданный удар конницей, навстречу вылетели рейтары и казаки, одолели неприятеля и «гнали до бора». На плацдарм постепенно перебралась вся русская армия. Но Ромодановского по рукам и ногам связывал царский приказ – дождаться подмоги Черкасского. А Каплан-паша был опытным воякой. Оценил, что русских больше, скинуть их в реку не получится. Что ж, тогда он оседлал гряду высот и Стрельникову гору между Днепром и Чигирином. Под прикрытием кавалерийских атак строил там позиции, чтобы не пропустить Ромодановского к крепости.
А тем временем под Чигирином турки все ближе подбирались траншеями к рвам и стенам. Гарнизон отчаянно отбивался. Ромодановский послал к Ржевскому стрельца Андрея Иванова «за достоверными вестями». Он благополучно вернулся. Комендант докладывал, что обороняется успешно, посылает подчиненных на вылазки и «многих турок побил». Гонец и сам поучаствовал в трех вылазках, рассказал, как врывались в траншеи, брали пленных. С Ивановым казачий полковник Карпов передал письмо Самойловичу, оно тоже было бодрым. Казаки заверяли – если им пришлют тысяч 10 пехоты, «хоте нашей, хоте московской», то «пойдем не токмо на шанцы, но и на наметы везирские». Писали, что у противника настроение неуверенное, «зело боятся турки» и при подходе русской армии наверняка снимут осаду.
Но бомбардировка усиливалась. Если 15 июля на крепость упало около 800 ядер и бомб, то 27-го – 1200. Кара-Мустафа выслал войска на северный берег р. Тясьмин, полностью окружив город. Связь с Ромодановским прервалась. 28 июля турки дошли траншеями до рва и вала. Пальба стала непрерывной, ядра прошибали бревенчатые стены. Несколько раз они загорались, их тушили под огнем. Возник пожар и в городе, охватил несколько кварталов. Гордон писал: «Жар был так силен, что в нескольких местах казаки не могли устоять на валу». И все равно в этом аду гарнизон сражался! Вечером начался штурм, турки лезли на полуразрушенный вал, но их отбили и прогнали.
29-го и 30-го неприятель взорвал три мины, они сотрясали «весь замок подобно землетрясению». Взлетали на воздух тучи земли, россыпи бревен. К проломам бросалась турецкая пехота. Но искалеченные стены и равелины оживали, отвечали пальбой. О подготовке взрывов русские догадывались заранее, за проломами каждый раз оказывались построены полевые ретраншементы. Солдаты, стрельцы и казаки встречали врагов пулями, контратаками. Турки, в свою очередь, подтаскивали пушки, завязывалась перестрелка через проломы, и ворваться в крепость противник не смог.
А к Ромодановскому наконец-то подошел Черкасский. Однако он привел всего 4 тыс. калмыков, горцев и казаков. Имело ли смысл столько времени ждать его? Как бы то ни было, 30 июля армия выступила к Чигирину. Но на крутой Стрельниковой горе дорогу перекрывали позиции Каплана-паши «с многочисленными пушками». Он постарался максимально задержать русских еще на подступах. Два дня выпускал на вылазки то конницу, то пехоту. Их отражали, «загнали на гору». А Кара-Мустафа в это же время пытался взять крепость. Теперь на нее падало за день по полторы тысячи бомб и ядер, было взорвано еще четыре мины, в схватках на развалинах погибало множество турецких воинов, но без какого-либо результата.
Ромодановский в это время наметил захватить Стрельникову гору внезапной ночной атакой. Несколько солдатских и казачьих полков пробралось по склону, проникло в расположение противника, поднялопереполох, но турки опомнились и выбили их. 3 августа был назначен общий приступ. Воевода построил войска двумя эшелонами. В первом на правом фланге расположились «выборные» (гвардейские) полки Шепелева и Кравкова, в центре – 9 стрелецких полков, на левом – опытные пограничники, солдаты Белгородского и Севского округов. Второй эшелон составила конница. Командиры лично вели в бой подчиненных. Легкие пушки выдвинули в первую линию, их «везли перед каждым пехотным полком». Войскам выдали и переносные заграждения, «испанские рогатки».
Турки встретили наступающих шквалом огня. Сталкивали навстречу повозки, наполненные гранатами с зажженными фитилями, они взрывались с оглушительным грохотом. Но русские упорно карабкались вперед. Первым пробился на гору полк Шепелева, его сбросили контратакой, генерал-поручик был ранен. Лишь 500 солдат удержались. Их отрезали от своих, а они огородились рогатками, отстреливались из ружей и двух пушек. Многие из этих храбрецов сложили головы, но они отвлекли на себя врага, и на центральном участке прорвались стрельцы. Турки перенацелились на них, но стрельцы, как описывал Гордон, «твердо став на взятой позиции, окружили себя испанскими рогатками и, непрерывно стреляя из многих бывших при них полевых орудий, удерживали неприятеля на некотором расстоянии».
А Ромодановский ввел в сражение резервы. На помощь окруженным солдатам Шепелева подоспел генерал Змеев с тремя драгунскими полками. Снова двинулась вперед отступившая пехота. Турки стали пятиться, бросили на позициях 28 пушек. Хотя отходили они в полном порядке, строем. Кинувшуюся за ними русскую конницу отогнали огнем. Но Ромодановский приказал срочно втащить на гору тяжелые орудия, их ядра полетели по отходящим колоннам противника. Там поднялась паника, порядок сломался, турки ринулись к мостам через Тясьмин. На них снова налетела кавалерия, рубила. На мостах началась давка, сбившуюся массу людей расстреливали пушки с горы. Каплан-паша испугался, что русские форсируют реку на плечах турок, и велел поджечь мосты, обрекая отставших на истребление. В сражении на горе его корпус потерял 500 человек – в побоище у реки полегло 8 тыс., был ранен и попал в плен Осман-паша, третье лицо в турецкой армии.
А великий визирь старался в этот день все-таки дожать Чигирин. Грохотала бомбардировка, «в старом и новом замках не было ни одного места, которое было бы защищено от бомб, камней и стрел», под стеной взорвали очередную мину. Воевода Иван Иванович Ржевский поспешил к месту приступа и недалеко от своей квартиры был убит осколком бомбы. После двухчасовой драки противника отбросили, но комендант крепости, душа ее обороны, был мертв. Командование принял Гордон.
4 августа показалась армия Ромодановского, встала за Тясьмином, в 4 км от Чигирина. Тем не менее Кара-Мустафа не ушел. У турок сохранялось значительное численное превосходство, и атаковать через болотистую реку укрепленный лагерь было безумием. Однако полной блокады крепости больше не было, враг отступил с левого берега Тясьмина. С осажденными можно было сообщаться, посылать подкрепления, измотать неприятеля и заставить снять осаду. Такую тактику и выбрал Ромодановский. Направил значительную подмогу гарнизону, а от Гордона потребовал действовать активно, совершать вылазки, разрушать позиции турок и срывать их планы.
Но… полковник Гордон оказался явно не на своем месте. Он растерялся, паниковал. Посылал воеводе предложения, чтобы с турками сражалась полевая армия, чтобы в Чигирин ввели всю пехоту – хотя на небольшом пятачке крепости масса войск не смогла бы ни укрыться, ни развернуться, только попала бы под артиллерийский расстрел. По специальности Гордон был военным инженером, но напрочь проиграл минную войну. Никаких мер противодействия больше не предпринималось. Турки теперь взрывали что хотели – три мины сработали 4–5 августа, две мины – 7 августа, неприятели захватили часть стены замка. К счастью, в это время в Чигирин подоспело очередное подкрепление, полк Кравкова, гвардейцы с марша кинулись в контратаку и выбили врага.
Бомбардировка заметно ослабла, великий визирь развернул часть артиллерии в сторону армии Ромодановского. На город падало по 300–400 бомб и ядер в день. Но вылазок Гордон боялся, доказывал, что «делать вылазки без большой опасности нельзя». Ромодановский настаивал, а комендант отговаривался, что укрепления турок слишком сильные. Вместо настоящих вылазок предпринимал лишь «демонстрации». Высылал по несколько сот, а потом вообще по 150 солдат. Они врывались в передовые траншеи, турки прогоняли их назад. Но и солдаты стали понимать, что это дело гиблое и бесполезное. Отказывались участвовать в подобных предприятиях, переставали слушаться такого коменданта.