В ноябре к левобережному гетману приехало посольство от Самуся, Палия и Искры, просило взять их под покровительство. Но… сам-то Мазепа оказался совсем не в восторге от подобного варианта – объединять Украину под властью России. Послам он категорически отказал. Мало того, он под страхом смерти запретил своим подданным ездить на Правобережье, возить туда какие-либо товары и вообще оказывать любую помощь. А перед царем он постарался оклеветать повстанцев, выставлял их смутьянами, злодеями и пьяницами.
Что касается Петра, то ему в данное время было никак не с руки принимать мятежную область! Это значило отшвырнуть от себя Августа и поляков. Уж какие есть, но союзники, других не было! Оттягивают врага на себя – и слава богу… Но царь уже хорошо осознал, что паны для нашей страны могут быть только временными партнерами, да и то коварными. К мятежным казакам он отнесся совсем не так, как Мазепа. Симпатизировал им, решил наладить связи. А со временем, глядишь, и впрямь притянуть к себе Правобережье? Но сейчас ситуация, конечно же, была неподходящей. В декабре 1702 г. Петр прислал письмо Самусю и Палию. Предложил свой вариант урегулирования – сдать полякам занятые города, а казакам уйти в Россию. Палий развел руками и ответил, что это невозможно – если здешние города останутся без защиты, поляки разорят их и вырежут православное население.
Он оказался прав. Ради подавления мятежа паны даже «забыли», что по их стране разгуливают шведы. Желающих сражаться за Августа были единицы. Зато под знамена Адама Сенявского, назначенного усмирять казаков, собралось 15-тысячное войско с 44 орудиями. Тут забыли разногласия сторонники и противники Августа, душить православных объединились все. Это считали менее опасным и куда более выгодным – будет добыча, будут участки земли, очищенной от казаков. Сенявский попросил помочь и соседей: крымского хана, Петра и Мазепу. Татары откликнулись с превеликой радостью, прислали конницу захватать невольников. Но царь подобное приглашение проигнорировал и Мазепе вмешиваться запретил.
Зимой 1702/03 г. повстанцы разошлись по разным городам и местечкам. Считали – пока снега и морозы, их ничто не тронет. Однако каратели обрушились в январе. Уничтожали отряды и отрядики, зимовавшие порознь. Самусь собрал значительные силы, но бойцы у него были разношерстные, казаки вперемешку с крестьянами. Поляки под Староконстантиновом разгромили их. Пленных не брали, истребляли поголовно. Захватив селение, поляки собирали импровизированный суд. Если признавали, что жители участвовали в восстании, казнили всех, не разделяя виновных и невиновных. Разгромив под Немировом и Ладыжиным полковника Абазина, поляки установили целый лес кольев. На них посадили раненого Абазина с пленными соратниками и все население Ладыжина – 2 тыс. мужчин, женщин, детей. Если же за мирными жителями не находили явной вины, а всего лишь подозревали, что они симпатизировали мятежникам, им резали уши – таких наказанных насчитали 70 тыс.
В марте Сенявский хвастался – восстание подавлено. Хотя он лгал. Основные силы Самуся, Палия и Искры отошли на восток. Укрепились в Белой Церкви, Фастове, Корсуни и Богуславе. Атаковать этот район поляки не решались. Да и усмиренные территории оставались неспокойными. В Подолии и на Волыни появлялись отряды мятежников, крестьяне при удобных случаях нападали на врагов.
Петр не оставлял без внимания разыгравшуюся на Правобережье драму, направил в Малороссию своего посла при дворе Августа Иоганна Паткуля. Он вел переговоры с Сенявским, потом приехал в Белую Церковь, изложил Палию предложения царя – заключить перемирие на три месяца, обменяться пленными, дозволить беженцам с обеих сторон вернуться по домам. А правобережным казакам вместе с русскими включиться в борьбу со шведами. Палий доказал ему, что такие условия нереальны. Но подчиняться царю он не отказывался. Наоборот, стремился к этому. На вопрос, согласится ли он сдать полякам Белую Церковь, полковник ответил – согласится немедленно, если получит такой приказ от Петра.
Увидевшись с государем, Паткуль доложил: вина за восстание целиком лежит на поляках. А казаки – искренние сторонники России, могут быть очень полезны для государства. Открыто под покровительство Петр их все-таки не брал, это было нельзя. Но направил им денежную помощь. А сам факт присылки денег от царя стал красноречивым. Повстанцы окрылились. Государь благоволил к ним, это позволяло надеяться на большее.
Интриги Мазепы
В начале XVIII в. атмосфера в Запорожской Сечи стала меняться. Здешние казаки очень ярко показали себя в войне Петра I с турками. Но условиями мира, уходом из низовий Днепра и разрушением взятых крепостей они остались очень недовольны. Турки и татары теперь вели себя тихо, о набегах не помышляли. Но и ответные походы запорожцам были строго запрещены, чтобы не подать повода туркам к расторжению договора. Сечь осталась без своего главного промысла, без высокой сплачивающей идеи, защиты христиан от «басурман».
Между тем приток людей на Сечь не прекращался. Наоборот, ширился. Сюда шли беглые с Правобережья, из вчерашних турецких владений, куда вернулись паны, из Молдавии, с Левобережья, из владений гетмана и его полковников. В Запорожский Кош, как и раньше, принимали всех желающих. Но раньше количество и качество казаков регулировались «естественным отбором» – походами и потерями. Далеко не каждый решался на такую жизнь и выдерживал ее. Теперь ядро «старых» запорожцев стало разбавляться случайным сбродом. Мутил воду и «татарский» гетман Петрик Иваненко. После заключения мира хан выделил горстке его казаков места для поселения в Едисанской орде, в низовьях Буга. От него приходили известия, что ему вольготно живется под ханской властью, и находились новые перебежчики.
Война в далекой Прибалтике сечевиков не заинтересовала – тем более после известий о разгроме под Нарвой. Их единственной задачей оставалась охрана границы, за это запорожцы получали государево жалованье. Но оно было небольшим, на всех не хватало. Правда, Сечь получала доходы от эксплуатации земель, попавших под ее юрисдикцию, от поселившихся здесь крестьян. Но эти средства шли в войсковую казну, ими распоряжалась старшина. Верхушка Запорожского Коша и сама богатела, выделилась из массы «голытьбы». Рядовые казаки становились у нее батраками – пасли табуны и отары начальников, обслуживали речные перевозы. Старшина манипулировала голосами на радах, выставляя бочки с вином.
Стали возникать и «хозяйственные» конфликты. Из-за угодий по реке Самаре разгорелся спор между запорожцами и Миргородским полком. Мазепа принял сторону миргородцев, их полковник Апостол считался самым верным подручным гетмана. Мазепа написал царю, и Петр по его ходатайству рассудил спор в пользу Миргородского полка. Но и сам Петр надумал разрабатывать на Самаре селитренные промыслы, прислал сюда работников. Запорожцы возмутились таким нарушением их владений, принялись нападать на появившиеся артели, выгоняли их, избивали или убивали людей. В этих драках выдвинулся Кость (Константин) Гордиенко – он отличался тупой и беспричинной ненавистью к «москалям». Только из-за того, что они «москали».
Голытьба мечтала о походах, о добыче. На восстание Самуся и Палия Сечь охотно откликнулась. Как уже упоминалось, атаман Федор Шпак повел туда 3 тыс. казаков. Они действовали отдельным корпусом вдоль Днестра, причем можно было отметить, что запорожцы целенаправленно искали заработков. Повстанцы уничтожали «ляхов» подчистую. А сечевики всех поляков и евреев, попавших к ним в руки, додумались не резать, продавали их татарам. Но в это же самое время, в 1702 г., другие отряды запорожцев «отличились» откровенным разбоем, разграбили большой караван греческих купцов. Разразился международный скандал. Турция потребовала от царя оплатить убытки, выставила счет на огромную сумму, 100 тыс. ефимков (серебряных талеров). Наверняка круто завысила. Но ссориться с султаном в такое время было никак нельзя, царскому правительству пришлось уплатить.
Хотя запорожцы отделались только выговорами и предупреждениями. Заняться наведением порядка на южных окраинах Петр был не в состоянии. Он решил воспользоваться ситуацией, пока Карл XII с главными силами бродит по Польше. Захватить те самые земли, на которые претендовала Россия, – выход к Финскому заливу. Разбитая армия восстанавливалась, полки переформировывались. Войска под командованием фельдмаршала Шереметева в нескольких боях растрепали корпус Шлиппенбаха, оставленный Карлом в Прибалтике. Здесь отличились и украинские казаки. Их атаман Обидовский умер, жестоко простудившись в зимних боях.
А в 1702 г. царь начал наступление на Неве. Взял крепость Нотебург, переименовав ее в Шлиссельбург. Следующей весной был захвачен Ниеншанц в устье Невы, рядом был заложен новый город – Санкт-Петербург. Овладели и городами Копорье, Ямбург. Ижорская земля – она же Ингрия или Ингермандандия, вернулась в состав России.
Карл XII не придал этим событиям никакого значения. Он сохранял упрямую уверенность, что русские – слабый противник. Он разгонит их, когда захочет. На донесения о строительстве Санкт-Петербурга король пренебрежительно отмахнулся: «Пускай царь трудится над закладкой новых городов, мы хотим лишь оставить за собой честь впоследствии забрать их…» По Европе в это время загрохотала другая война – за «испанское наследство». Сцепились в клубок Франция, Испания, Англия, Голландия, Австрия, германские и итальянские государства. Но союзниками шведов оказались обе стороны. Франция возлагала на них надежды в Польше и Германии. Англия и Голландия желали, чтобы они подольше оставались в Польше, потом повернули на Россию – не вмешиваясь в германские дела. Для этого голландцы выделили Карлу колоссальный заем в 750 тыс. гульденов.
Шведская армия продолжала преследовать Августа, вступила в западные районы Польши. После осады сдался город Торунь, Карл опять поживился контрибуцией в 160 тыс. злотых. За другой большой город, Познань, сражаться не пришлось. Здешний воевода, молоденький Станислав Лещинский, был горячим поклонником шведского короля. Приехал к нему, передавшись со всеми владениями. Был счастлив пристроиться в окружени