Слухи о восстаниях дошли и до Карла XII. Были ему очень по душе и утвердили его в мысли – Россию легко будет свалить. А Мазепа в это время через своих агентов принялся распускать слухи. Дескать, царь хочет истребить всех запорожцев, а Украину отдать Меншикову. В малороссийских городах подбрасывали манифесты шведского короля, призывавшего избавиться от «царской тирании» и переходить под его покровительство. Такие манифесты (разумеется, не от лица гетмана, а через «случайных» людей) завезли и в Сечь. Через запорожцев они попали к Булавину. Но атаман на них не ответил и никак не отреагировал. Возможно, воспротивились раскольники – ведь они призывали побивать «бояр» и «немцев», а шведы для них были такими же «немцами». А может, Булавин боялся оттолкнуть казаков. Или ему просто стало не до того.
Петр сейчас разгневался уже всерьез. Наступал враг, угрожал самому существованию Российской державы – и в подобный момент кому-то вздумалось бунтовать! Это выглядело настоящей изменой. На усмирение пришлось направить крупные воинские контингенты: 20 тыс. солдат и драгун, слободских казаков, дворянское ополчение, калмыков. На Дон началось наступление с разных сторон. По Донцу двинулся полковник Шидловский со слободскими казаками. Повстанцы неожиданным налетом сумели разбить Сумской полк. Но на них навалились еще 4 казачьих полка. Чернь разогнали. Полторы тысячи запорожцев атамана Кардиаки засели в Бахмуте, отбивались. Потом поняли, что положение безвыходное, и сдались. Однако в плен их не брали, перебили до единого.
Булавин никакого общего руководства не осуществлял. Погибали его отряды в Бахмуте, а он в это же время отправил Хохлача с 5 тыс. запорожцев, донских казаков и голытьбы брать Азов. Это уж было совсем нереально. Беспорядочные толпы обступили мощные стены, их стали косить залпами артиллерии, и они в ужасе покатились прочь. А в Черкасске известие о разгроме ускорило развязку. Местные казаки поднялись против Булавина, окружили его дом. Он отстреливался, убил двоих. А когда увидел, что ко двору тащат пушку и возы с сеном, застрелился. При нем была женщина, по одним источникам дочь, по другим «полюбовница», тоже покончившая с собой. Востание распалось. Отряды, разошедшиеся кто куда, уничтожали порознь. Мятежные городки разорили, 7,5 тыс. человек казнили.
3 тыс. повстанцев атаман Некрасов увел на Кубань, поступил на службу к крымскому хану. Они положили начало общине «некрасовцев». Остатки мятежников пробирались и на Сечь. Киевский воевода докладывал, что в Запорожье появились «черкасы и русские люди… и везут с собой на возах много раненых воров». Эти беженцы рассказывали, будто царь намерен вообще истребить казачество, нагнетали озлобление. Подобные слухи как нельзя лучше ложились в струю агитации Мазепы.
А наступление Карла развивалось медленно. Сперва его остановила весенняя распутица. Потом отсупающие русские части тормозили врага арьергардными боями. Белорусские крестьяне прятали запасы, закапывали их, и шведам приходилось делать остановки, чтобы собрать продовольствие и фураж. Королевский капеллан Нордберг увлеченно описывал: «Солдаты сначала с большим трудом открывали склады, устроенные под землей, в которых жители прятали свой хлеб. Но в несколько дней солдаты так наловчились находить эти склады, что почти ни в чем не нуждались». Почтенный пастор не уточнил, какими способами их находили. Однако эти способы известны, шведы применяли их и в Тридцатилетней войне, и в Польше. Захватывали крестьянскую семью, надевали петлю на шею хозяину и спрашивали жену – где продовольствие? Если не отвечала, мужа вешали и надевали петлю одному из детей. Повторяли вопрос. Потом брали другого ребенка. Хотя чаще до второго не доходило. Женщины не выдерживали…
Но ближе к русским границам царское командование целенаправленно применило тактику «оголожения». Высылало отряды кавалерии и казаков, они прочесывали местность на пути неприятельской армии и в ближайших окрестностях. Угоняли скот, вывозили хлеб, овес, сено. Или поджигали. Шведские солдаты стали голодать. Войска Карла на месяц застряли в Могилеве. Запасы, сделанные перед началом похода, иссякли. А новые взять было негде. Надежды возлагали на корпус Левенгаупта, он собрал в Риге огромное количество продовольствия, боеприпасы и должен был привести обоз в сопровождении 16 тыс. солдат. Но затянул подготовку – требовалось набрать слишком много телег, лошадей.
Шло время, а никаких известий от Левенгаупта не было – гонцов перехватывали русские разъезды. Казаки крутились возле расположения шведов, тревожили наскоками. Выкрали даже королевского генерал-адъютанта Канифера, утащили к царю. В Могилеве уже совсем нечего было есть, и Карл повел армию дальше, к Пропойску. Но опять были бои, стычки. Положение с продовольствием ничуть не налаживалось, только ухудшалось. Солдаты голодали по-настоящему, болели, и король начал понимать: идти на Москву по кратчайшему направлению, через Смоленск и Можайск, нельзя. Если он углубится на русскую территорию, его армию вот так же будут окружать мелкими отрядами, уничтожать запасы и выморят голодом.
Но ведь существовал другой вариант! Идти на Украину. Там ждал Мазепа, заготовил все необходимое. Там присоединится 40-тысячное казачье войско. Там можно будет перезимовать со всеми удобствами. Туда сможет подойти польская армия. А по весне, опираясь на богатые украинские ресурсы, можно ударить на Москву с юга. 11–23 сентября в селе Стариши Карл провел совещание своих генералов. Указывал: «Неприятель безостановочно убегает и всюду на 7–8 миль все сжигает». Признал, что при дальнейшем движении на Смоленск шведы «должны были бы погибнуть». Но это вовсе не означало отказа от проектов сокрушения России. Король провозгласил: «Мы должны дерзать, пока нам улыбается счастье!» – а планы изменили. 14 сентября армия повернула на юг, на Украину…
Известия об этом дошли до царя, 20 сентября Петр послал новую директиву Мазепе. Требовал выслать казачьи полки, которые тот до сих пор придерживал, нацелить их на «сопровождение» противника, не давать шведам покоя. Сам государь с Меншиковым сформировал «корволант», летучий отряд из 10 тыс. воинов, и отправился перехватить корпус и обоз Левенгаупта. Он все-таки приближался, надеялся доставить запасы своему королю. Петр настиг его возле деревни Лесной. 29 сентября в упорном сражении шведов разбили. Положили 8 тыс. неприятелей, переловили тясячу пленных. Левенгаупт с остатками корпуса вырвался. Вместо 16 тыс. привел к Карлу 6700 оборванных и ошалелых солдат. Всю артиллерию и весь обоз, 8 тыс. возов с продовольствием и порохом, он потерял.
Но даже это король не воспринял как предвестие катастрофы. Он был в плену собственных иллюзий: шведы непобедимы, а русские «трусливо бегут», не осмеливаются дать ему битву. Строил аналогии с армией Александра Македонского, которая победоносно прошагала до Индии, круша царства и раскидывая многочисленные полчища местных властителей. Конечно, утрата боеприпасов, артиллерии и продовольствия была досадной и болезненной. Но трагедией это не считали. Впереди ждал Мазепа!
Он и в самом деле готовился к встрече, хотя об измене знал лишь узкий круг его приближенных во главе с Филиппом Орликом, занявшим пост войскового судьи вместо Кочубея. По Украине рассылались универсалы, требующие от крестьян сдавать зерно, овес, сало, мед и прочее продовольствие. Все это свозили в Батурин – якобы для того, чтобы укрыть от неприятелей и снабжать свои войска. Из разных украинских городов в Батурин собирали запасы пороха, снимали со стен пушки. Говорили, что их отправят туда, где они нужнее. В гетманском замке скопилось около 300 орудий! Из них 70–80 тяжелых.
А Карл, вступив на землю Украины, издал новый манифест. Оповещал жителей, что король несет им милости и свободы, избавит от жестокой тирании царя. От них требуется только послушание, их призывали привозить в шведский лагерь продовольствие и фураж, обещали покупать продукцию по хорошим ценам. Мазепа заверил шведов, что они встретят самый радушный прием, поскольку «черкасы» только и ждут освобождения от московского ига. Но действительность оказалась иной. Шведский авангард генерала Лагеркроны вообще не обнаружил местных жителей. Они прятались по лесам или уходили в крепости. Адъютант Меншикова Федор Бартенев, посланный к нашим передовым отрядам, докладывал: «А черкасы збираютца по городкам и в леса вывозят жены и дети, и хлеб по ямам хоронят. А я им сказал, что идут наши полки, и они тому зело рады и ожидают». Да, ожидали не иноземных «освободителей». Ожидали русских!
Шведы сперва двинулись к Стародубу, большому городу, в нем надеялись найти значительные запасы. Но когда неприятельский авангард подошел сюда, ворота оказались заперты, казаки Стародубского полка под началом полковника Скоропадского изготовились к обороне. А потом подоспели русские части, в город ввели 4 батальона пехоты, 400 драгун, следом спешила вся армия Шереметева – раньше-то она перекрывала дорогу на Смоленск, теперь ее срочно перебрасывали на Украину. В таких условиях осаждать и штурмовать Стародуб Карл не стал. Повернул на Черниговский тракт и устремился к переправам через Десну.
От царя к Мазепе летели новые приказы – немедленно прислать казачьи полки, перекрыть врагу дороги. Снова окружить шведов казачьими разъездами, не позволяя им разгуливать свободно. Гетман крутился ужом, придумывая всевозможные отговорки. Затягивал переписку, переспрашивая, куда именно высылать полки. Дальше принялся уверять царя, что Украина неспокойна, по разным городам бродят вооруженные «гультяи». Собираются в банды, побивают начальников, громят кабаки. А из Польши может напасть Лещинский – если отправить казачьи полки, Украина останется беззащитной. Петр терпеливо объяснял гетману прописные истины. Что держава-то одна, если неприятель двинется на Украину, ее придут защищать великороссийские полки. Будут лить кровь вместе с малороссийскими. Однако никаких подозрений поведение гетмана еще не вызывало. А настроения жителей Северщины еще и укрепили доверие к Мазепе. Никто не поклонился врагу! Даже простые мужики, вооружившись чем попало, убивали неосторожных шведов. В этом видели заслугу Мазепы!