лавками, мастерскими, угодьями, использовали их или сдавали в аренду. Жили сугубо по собственным законам. По мелким спорам и преступлениям судились в паланках, высшая инстанция – у кошевого. Преступника могли выдать российским властям, но чаще карали сами вплоть до смертной казни. Кош богател. В короткое время паланки (их было восемь) покрылись деревнями, хуторами, возделанными нивами. В Сечи была построена красивая церковь Покрова Пресвятой Богородицы, куда приглашали служить иеромонахов Киевского Межигорского монастыря. Возникла школа певчих из мальчиков. Они тоже пользовались самоуправлением и выбирали своего атамана.
Но стали накапливаться и противоречия. Богатела-то старшина. Причем богатела очень заметно. Например, в одном из налетов татар они угнали у полковника Ковпака 7 тыс. голов скота. А кошевой атаман Калнышевский однажды продал 14 тыс. лошадей из собственных табунов. Однако рядовая сирома оставалась нищей. Старшина разве что поила все войско по праздникам да на выборах. Казаки трудились на ту же старшину. Ради пропитания рыбачили. «Лыцарского братства» больше не было. Старшина в общем-то была не против закрепить за собой достигнутое положение, приобрести прочный и наследственный статус. Но и сама она оказывалась заложниками традиций, заложниками сиромы. В 1754 г. войсковой писарь Чернявский послал в Военную коллегию предложения отменить раду и сделать руководящие посты назначаемыми. Но просил не упоминать его имени в документах, опасаясь расправы со стороны рядовых казаков. Хотя такая перемена грозила слишком серьезным потрясением. На нее не решилось ни правительство, ни гетман Разумовский. Да и большинство запорожской старшины цеплялось за иллюзии былых традиций. Их приходилось поддерживать, потому что они были приманкой для сиромы и беглых. Иначе само существование Сечи потеряло бы смысл.
Но кроме легальных промыслов, пошлин, развития собственного хозяйства, Сечь изрядно подрабатывала и контрабандой. Ведь границу охраняли сами запорожцы. А вдобавок развилось «гайдамацтво». То есть обычный разбой, его стали называть «козацким хлибом». В низовьях Буга сходились российские, турецкие и польские границы, что открывало отличные перспективы: пограбил в одном государстве – удрал в другое. В 1750–1760-х гг. гайдамачество стало сущим бедствием, через здешние места люди боялись ездить. Петербург засыпали жалобами от турок и поляков, что гайдамаки нападают и грабят их селения, поместья.
В 1755 г. началась Семилетняя война с Пруссией. Донские казаки выставили на нее крепкие дисциплинированные полки, в боях громили даже знаменитых «черных гусар» и кирасиров Фридриха Великого, до сих пор считавшихся лучшей конницей в Европе. Но малороссийские полковники через своего гетмана постарались сделать все возможное, чтобы их на войну не послали. Доказали, что их полки нужны на юге, прикрывать Малороссию от татар. А запорожцев туда посылать не рискнули. Речь Посполитая пропускала русские войска через свою территорию, и вполне можно было ожидать, что сечевики там наделают бед, напрочь испортят отношения с поляками.
Их все-таки решили взять под более строгий контроль. В 1756 г. вывели из подчинения Кириллу Разумовскому, напрямую подчинили Сенату. Но все равно выправить ничего не удавалось. В 1757 г. Польша прислала в российский Сенат список выловленных гайдамаков, из них 474 значились запорожцами с четкими указаниями, кто из какого куреня. В Сечь отправлялись строгие приказы принять меры против разбойников. Но их спускали на тормозах. Потому что многие старшины и власти паланок тоже были в доле. Или сами же посылали подчиненных на грабеж, имея с этого неплохую прибыль.
В 1760 г. после очередных требований и понуканий из Петербурга кошевой атаман Белецкий все-таки вывел казаков в рейд против гайдамаков. Прочесали степь, но поймали лишь 40 человек. Белецкий хотел выдать их правительству. Но куренные атаманы воспротивились, разобрали их по куреням и после покаяния отпустили. Бывало и иначе – крымский хан поднял большой скандал об угоне 3 тыс. лошадей. Однако старшина спрятала концы в воду. Повесила 13 казаков, непосредственных исполнителей, а лошадей разобрала по своим личным табунам. Российское военное командование вынуждено было установить патрулирование границ. Стало высылать отряды регулярной кавалерии и слободских казаков. Это приводило к стычкам, были убитые и раненые с обеих второн.
Появилась и другая причина конфликтов. На момент возвращения под власть России Сечь была выдвинута далеко на юг. Вокруг лежали безлюдные земли. Но потом появились соседи. С западной стороны осваивалась Ново-Сербия. С восточной стало заселяться предполье Украинской линии. Продвигались в Дикое Поле селения полтавских, миргородских, слободских, донецких казаков и крестьян. Стали возникать споры за те или иные угодья, ведь никакого размежевания здесь никогда не проводилось. Запорожцы полагали – чем больше они застолбят для себя, тем лучше. Именно тогда родилась фальшивка, «копия с грамоты Стефана Батория», где король якобы даровал запорожцам огромные владения.
Среди них перечислялись город Чигирин (который до восстания Богдана Хмельницкого являлся вовсе не запорожским, а центром польского староства), земли по Самаре и Бугу (принадлежавшие в XVI в. не Баторию, а крымскому хану), Левобережье до Северского Донца (которое сам Баторий в письмах называл «московскими владениями»). А поскольку русские цари, начиная с Алексея Михайловича, подтверждали «прежние запорожские вольности», то и слово «вольности» стало трактоваться территориально. Дескать, эти земли и есть «Запорожские Вольности». (Причем данную версию на полном серьезе приняли украинские историки.)
Отстаивая свои «законные» земли, запорожцы перед силой не останавливались. От крестьян, обосновавшихся якобы во владениях Сечи, требовали признать себя ее подданными и платить положенный «оброк». Если они отказывались, их грабили, выгоняли, иногда и убивали, селения сжигали. А в Петербург для урегулирования вопросов о «гайдамаках» и столкновений с крестьянами ездили делегации запорожцев. Перед правительством они откровенно наглели. Поспорив о претензиях, ставили вопрос ребром: «Нужны мы вам или нет?» Разводили руками, что они-то, сечевые начальники, верны правительству, но сирому задевать нельзя – если обидится, уйдет к татарам. При Елизавете это сходило с рук, власти шли на уступки.
Но в 1762 г. она скончалась. Ненадолго пришел к власти сумасбродный Петр III, взявшийся круто ломать политику государства. Обожая Фридриха Прусского, уступил ему все плоды русских побед в Семилетней войне, заключил с ним союз и даже принял чин прусского генерала. С гетманом Разумовским обсуждал, чтобы ему послать своих казаков воевать с Данией. Православие он ненавидел, намечал реформировать русскую церковь наподобие протестантской. Но через несколько месяцев гвардейцы свергли Петра, возвели на трон его жену Екатерину. Она была немкой, но женщиной умной и решительной. Политику стала проводить русскую. Очень хорошо умела угадывать талантливых деятелей и выдвигала их.
В разболтавшемся государстве Екатерина взялась наводить порядок. Кстати, злоупотребления казачьей старшины в правление Елизаветы разгулялись не только в Малороссии и в Запорожье. Они очень сильно проявились на Яике. На Дону чуть не привели к восстанию, императрице пришлось сместить верхушку войска Донского, атаман Ефремов был приговорен к смертной казни с помилованием и заменой на ссылку. Государыня серьезно занялась и Малороссией. О том, что там неладно, она слышала уже давно. Но до сих пор кардинальных мер не принималось. А в 1763 г. гетман Разумовский закинул было удочки, чтобы сделать свой пост наследственным. Но вместо этого ему «намекнули» совершенно обратное, и он подал в отставку «по собственному желанию». Пост гетмана Екатерина упразднила и возродила Малороссийскую коллегию. В нее вошли четыре человека от российской администрации и четверо из местной, а президентом царица назначила генерала Петра Алексеевича Румянцева – в недалеком будущем прославленного полководца.
Приехав в Глухов, в бывшую гетманскую канцелярию, и начав разбираться со здешними делами, он был совершенно ошеломлен. Засилье старшины дошло до полного беспредела. Войсковая верхушка, правившая от имени Разумовского, превратилась во всемогущих вельмож. Не только полковники, но и сотники жили «князьками» в своих владениях, даже воевали между собой – вооружив казаков и крестьян, отбивали у соседей спорные угодья. Нещадно эксплуатировали подчиненных, впрягали в работы, обирали. Казаки разорялись, нищали, не могли купить снаряжение, коней и нести службу. Впрочем, о службе давно было забыто. «Справные», зажиточные казаки занимались личным хозяйством. А бедные превращались у них в батраков.
За некоторыми сотнями числились обязанности по несению караулов в городах, за это платилось жалованье. Его прикарманивали сотники, но и с подчиненными обращались «честно» – вообще не посылали их на службу. Другие начальники выступали «благодетелями». Объявляли казакам, что в дозоры на границу посылать их не будут, но вместо этого они должны отрабатывать в имениях своих начальников. Обнаружилось нередкое явление, что казаки продавали по дешевке свои участки земли или даже меняли за кружку водки – потому что владение землей являлось оплатой за службу. А без нее они переставали числиться казаками и освобождались от всех обязанностей. Крайне пагубные последствия имел указ Петра, изданный в 1721 г., в качестве поощрения дозволивший казакам свободное винокурение. Как раз он положил начало украинскому самогоноварению. Многие хозяева целенаправленно переключились на этот промысел, люди спивались. Раньше Украина была покрыта густыми лесами и дубравами. За несколько десятилетий их количество резко сократилось, их повырубали на дрова для производства «горилки».
Малороссийское казачье войско, по сути, развалилось. Его силами Румянцев не сумел наладить даже перевозку почты. Бедные казаки служить не могли, богатые не хотели и уклонялись. Было обращено внимание и на мертворожденные образования Ново-Сербии, Славяно-Сербии. К ним добавили земли Украинской линии, и была образована новая губерния – Новороссийская. А Румянцев, заручившись поддержкой императрицы и решением правительства, начал переформировывать казачьи и части в регулярные. Из малороссийских казаков и малочисленных «сербских» подразделений в 1764 г. было создано 5 гусарских полков – Черный, Желтый, Голубой, Сербский и Угорский. На базе Новослободского, Бахмутского, части Миргородского и Полтавского полков формировались четыре пикинерских: Елисаветградский, Днепровский, Донецкий и Луганский. В 1765 г. Сумской, Ахтырский, Острогожский, Харьковский и Изюмский казачьи полки тоже преобразовались в гусарские. Из ландмилиции стали создавать пехотные части.