Впрочем, в каком-то смысле название «быличка» подходит почти ко всем русским волшебным сказкам. Столько в них среди небылиц рассеяно всякой были — точных и метких наблюдений, бытовых подробностей, здравых и трезвых мыслей о человеческих отношениях. Наконец, так верно и точно отразилась в них русская природа. Великан наших сказок, какой-нибудь леший, ростом не с гору, как это бывает в сказках горских народов, — а с хорошую сосну. Да и то не всегда он так велик. «Бором иду — вровень с сосною, полем иду — вровень с травою». А среди людей он такой же, как они, разве чуть-чуть поболее. Мужик мужиком.
И не только леших, даже и святых наделили русские сказки обликом и характером вполне реальным, земным, русским. Это не иконописные святые с венчиками и темными бесстрастными ликами. Это совсем живые и даже как будто знакомые нам люди. Они хитрят, спорят друг с другом, попадают впросак и даже предпочитают хорошо спетую мирскую песню плохо спетым духовным стихам.
Уж если кто взят русской сказкой с иконы, так это, пожалуй, черти. Они, не в пример лешим, никогда не меняются, не становятся вровень с травою и сосною, а всегда остаются теми же хвостатыми, рогатыми, черноглазыми озорниками — иностранцами среди русской природы.
Недаром же, когда им случается в сказке столкнуться с лешими, человек — и герой сказки и автор — всегда оказывается на стороне своего земляка — лешего.
Черти существуют в сказке словно только для того, чтобы быть посрамленными. Они никогда не бывают достаточно умны и дальновидны, чтобы одолеть хорошего человека.
Тем-то и пленительна народная сказка, что энергия добра и сила разума всегда преодолевают в ней все ухищрения злости, коварства, жадности и своекорыстия.
Если этому сборнику удастся донести до читателя своеобразное сочетание фантастического и реального, причудливость выдумки и трезвость наблюдения, присущие русской сказке, он в какой-то степени оправдает себя и осуществит намерения составителя.
Т. Габбе
1946 год
Про двух братьев — про богатого и бедного
Жили в одной деревне два брата — богатый и бедный.
Богатый ездил в город и продавал пшеницу, а у бедного дети по миру ходили — себя кормили да отцу с матерью носили.
Вот раз надумал бедный брат богатому поклониться и просит его чем ни на есть пособить.
А богатый и говорит ему:
— Чем просить, братец, собери-кось весь свой хлеб, да снаряжайся со мной в город на базар. Нынче на пшеницу цены хорошие, да и на другой хлеб цена хороша.
Пошел бедный брат — все засеки подмел, собрал весь хлеб до зернышка — сколько было у него.
Набралось мер пять.
Запряг лошадку. А лошаденка была у него худая-прехудая. Ну, да не тяжело везти, авось, потянет.
А богатый брат такой воз накрутил, что едва лошадь повезла. А была хорошая, — сытая да резвая.
Вот и отправились оба в дорогу.
Богатый пере́же идет, а бедный сзади.
Подъезжают к горе. Богатый хвоснул лошадь кнутом и живо в гору поднялся, а бедный до полугоры доехал, и стала лошадь.
Вынул он из саней сена, наклал лошадке — время-то уж к вечеру было, — а сам пошел сучьев наломать, костерок развести.
Шел лесом, шел и отбился от своей лошади. Густо лес стоит — и вперед не пойти, и назад не выйти.
Вот он влез на дерево, чтобы поглядеть — нет ли в какой стороне огонечка.
Глядел-глядел — видит: в одной стороне чуть светится.
Он и пошел туда, на огонек.
Выходит на широкую поляну. На поляне дом стоит большущий-пребольшущий, нигде такого не видывал.
Заходит он в дом, а в доме никого нет, пусто.
Он одну дверь отворил, другую отворил, туда заглянул, сюда посмотрел — и видит: стоит стол накрытый, и на столе много всякой еды и вина всякого разного.
Только он хотел за стол сесть, слышит — за стеной кто-то голос подает:
— Коли ты добрый человек, поди сюда!
Он пошел. А там женщина, незнаемо какая, родами мучается. И некому у ней младенца принять, и некому обмыть.
Ну, мужик принял у ней ребеночка, прибрал, обмыл да тут же и окрестил.
После того повела его эта женщина к столу, посадила и давай угощать. Наелся бедный брат так, что бока на сторону, и вина напился допьяна.
А женщина ему и говорит:
— Иди теперь схоронись до поры под печку. А то худо будет. Придет мой муж и убьет тебя.
Он пошел, залез под печь и сидит там.
Слышит: застучало в дверях — приходит муж той бабы.
Зашел в дом, спрашивает:
— Что это будто у нас русским духом пахнет? Нет ли кого чужого?
Она говорит:
— Чужих нет.
Ну, он больше спрашивать не стал, сел за стол.
— Давай, жена, ужинать.
Она подает. То подает, другое подает, а потом и говорит:
— Да, ты ведь и не знаешь, что тут без тебя было.
— А что было?
— Да кабы не добрый человек, я бы, может, и по земле боле не ходила.
— А чем тебе добрый человек помог?
— То-то, что помог. Сынка принял. И обмыл, и окрестил. Теперь он нам кум.
— А где же он у тебя? — спрашивает тот мужик.
— Да вон под печкой сидит.
— Ну, кум, выходи! — говорит хозяин. — Выходи, не опасайся. Попьем, поедим!
Вылез бедный из-под печки и сел за стол с новым кумом.
Пьют да едят да песни поют.
А бедный нет-нет и задумается.
— Ох, — говорит, — кум, я-то здесь сыт да пьян, а дети и жена дома голодом сидят.
— Не толкуй, кум! У меня им брошен узелок оржаной муки — хватит до твоего приезду.
Один день гостит мужик у кума с кумой и другой день гостит.
А на третий говорит куму:
— Пора мне, куманек, в город ехать.
— Что же, коли надо, поезжай. Я тебе своего Серка дам.
И вот запряг он куму Серка и насыпал целый воз пшеницы, а кумушка в скатерку попутничков завязала.
— На тебе, кум! Хватит, пока домой не приедешь!
Взял он эти попутнички и сел в сани. А кум ему и говорит:
— Поезжай с богом. Да только крепче на возу держись. В гору поедешь — там твоя лошадь стоит. Я ей сена подбросил. А под гору поедешь — там твой брат лежит. Его опрокинуло и возом придавило. Так ты, когда мимо проезжать будешь, задень легонько за роспуски, вот и выручишь его. Прощай, кум!
Махнул он шапкой. И как махнул, так и покатил этот Серко — только снег из-под саней по́рхает. А править им и не надо — сам знает, куда идти. Да только не идет, а ветром летит.
Бедный брат привалился на возу ни жив, ни мертв. Вот, — думает, — убьет его Серко.
Да нет, ничего, живой едет — хоть и скоро да споро.
Идет мимо горы, где лошадь была оставлена. Смотрит-смотрит, а ее едва видать, до того много сена кругом навалено!
Стал под гору спускаться. Верно — братний воз опрокинут лежит, и хозяин под ним чуть жив.
Ну, он мимо поехал, за роспуски задел и распрокинул воз.
Поднялся богатый брат и поехал вслед за бедным. Да только теперь и не угнаться за ним. Зря лошадь мучает. К вечеру добрался до постоялого двора. А брат уже там, — вместе пристали ночевать.
Богатый спрашивает бедного: где, мол, такого коня взял?
Тот рассказывает: так, мол, и так.
Богатому это обидно показалось.
«Пойду, — думает, — на двор и наложу ему каменьев в воз. Пускай пристановит своего Серка».
Подумал и сделал. Ночью пошел во двор и давай под хлеб да под рогожу каменья класть. Кладет, кладет — полкуба наложил…
— Ну, теперь, — говорит, — с места не скрянуть.
И пошел обратно в избу.
Утром, чуть свет, собирается богатый брат в город. А бедный еще на печи лежит.
— Поезжай, — говорит, — братец, вперед. Я тебя настигну.
«Настигнешь теперь! — думает богатый брат. — Как бы не так!»
Вот едет он, едет, погоняет коня. А сам нет-нет да и оборотится назад — не видать ли брата?
Раз оборотился, другой оборотился — никого не видно.
А в третий раз обернулся да поглядел — снег столбом стоит! Вот он — Серко! Догоняет, догоняет — и перегнал!
Богатого брата ажно пот на морозе прошиб.
Думает: «Что ж такое? Столько каменья наложил, а он везет, воза своего не слышит…»
И вот приехали оба брата в город. Стали рядом и раскрыли воза.
Пошел народ пшеницу покупать.
Подойдут к богатому брату, посмотрят: ничего, хлеб как хлеб.
А подойдут к бедному брату — и остановятся: не видано такой пшеницы! Зерно в зерно! И где выросла!
Стали вокруг него толпиться, толкаться. Всякому купить охота.
Распродал бедный брат всю пшеницу — до зернышка. Глядь, на дне воза, где каменье было наложено, — сахарные головы лежат.
Богатый брат как увидел это дело, так почернел весь.
А бедный уж и дивиться перестал.
— Сахару, — говорит, — кому надо? Сахар продаю!
Продал — и цельный мешок денег выручил.
Потом воз закрыл, сел на возу.
— Прощай, — говорит, — братец! — И махнул шапкой.
И как махнул — так Серко и покатил, что сильней ветру!
Привез его обратно, к куму.
Кум спрашивает:
— Ну, что? Продал пшеницу?
— Продал, — говорит и подает куму денег мешок.
А тот не берет.
— Тяжел ли мешок? — спрашивает.
— Ничего!
— А довольно ли тебе на поправку будет?
Бедный брат только кланяется.
— Довольно, кум.
— Ну, садись теперь с дорожки пообедать! И винца попьем.
Сели за стол. Бедный и говорит:
— Мне-то здесь хорошо. А дети там голодом!
— Не толкуй, кум! У меня им два узелка брошено. Хватит до твоего приезду.
Два дня погостил мужик у кумы с кумушкой, а на третий собираться стал.
— Ну, кум, спасибо тебе, а мне и домой пора.
Кум говорит:
— Коли пора, то и пора.
И свел мужика в погреб. А в том погребе три засека с деньгами: в одном — медные, в другом — серебряные, в третьем — золотые.
Он ему насыпал три мешка золота, три мешка серебра и четыре мешка меди.
Вынес, положил на дровни и говорит:
— Это тебе в придачу. Да еще дарю тебе своего Серка, а ежели этот Серко плох будет — приезжай. Я тебе нового дам!