Быль и небыль — страница 29 из 43

А дом под золотой крышей стоит невдалеке.

Они пошли, и солдат за ними.

Входят в первую комнату — в залу. Постояли, полюбовались, и он ее дальше повел — в одежную. Чуть только они вышли, солдат и говорит:

— Торбочка, забирай!

Та и забрала все дочиста, одни стены оставила.

Прошли одежную, вошли в посудную.

— Вот тут у меня, душечка, посуда золотая.

Поглядели и дальше пошли — в разливную. А солдат опять командует:

— Торбочка, забирай!

Она и забирает все по порядку. Что где было — все упрятала. Последнюю спальную и ту обобрала.

— Что это, — говорит царская дочка, — когда я в колесницу садилась, кто-то сказал: «трогай, белоногой, на дворе не поздно»?

— Это тебе, душечка, помстилось. Кому здесь быть? Завтра пораньше приходи. Обвенчаемся, коли тебе мой домок по нраву пришелся.

Царская дочь говорит:

— Что ж? Я не прочь! Одна беда — солдат какой-то от батюшки приставлен меня караулить. Да он пьяница: заснет — ничего не услышит. Я не опоздаю.

Вышла она на берег к своей колеске. Солдат за нею вышел. И отправились.

— Трогай, белоногой! На дворе не рано.

А тот человек, колдун то есть, пошел, значит, к себе в дом. Видит: нет ничего — ни одежи, ни посуды, — одни стены!

«Вот, — говорит, — беда! Упустил вора! Ну, я не я буду, а догоню».

Прыгнул он для скорости с балкону и расшибся в прах. Вот тебе я и не я!

А царская дочь прибыла в свои края, надела последнюю пару башмаков и торопится домой.

Только и тут солдат раньше поспел. Завалился на кровать, спит.

Утром, часов в двенадцать, присылают за ним генерала — идти к царю.

Приходит солдат к царю. Тот спрашивает:

— Что, укараулил?

— Так точно, ваше царское величество. Прикажите во дворце пять комнат очистить.

Очистили.

— Прикажите всех сенаторов и губернаторов собрать!

Собрали.

— Ну, слушайте, ваше царское величество, слушайте, господа сенаторы-губернаторы. В первый раз дошел я до Медного сада — медные цветы цветут, медные яблоки на ветке висят.

— А что бы яблочко принесть! — говорит царь.

— Извольте, ваше величество!

Взял и подает медное яблоко.

— Во вторую ночь был я в Серебряном саду.

— А что бы яблочко захватить!

— Извольте, ваше величество!

И подает серебряное яблоко.

— В третью ночь был в Золотом саду…

— А что бы оттуда яблочко взять.

— Извольте.

Подал золотое яблоко.

— На четвертую ночь переехал я на огненной колеске через огненное море. Видал там дом под золотой крышей. А что в доме-то, в доме!.. Полно всякого добра! Эдакой красы и у вас во дворце нет!

— Ну, ты! — говорит царь. — Ври, да не завирайся! Чего ж это у нас во дворце нет? Все, кажись, есть.

И сенаторы-губернаторы в одну думу:

— Все есть, ваше царское величество! Врет солдат!

А солдат свое:

— Никак нет, ваше величество! Истинная правда.

— Ну, коли правда, докажи!

— Доказать — не докажу, а показать — покажу. Эй, торбочка, вынимай!

И полезли из торбочки ковры, одежа, посуда, все, что за морем у того колдуна было. На все пять комнат достало да и с лишком.

— Ну, солдат, — говорит царь, — правда твоя: укараулил. Что ж бы ты теперь с моей дочкой сделал?

— Да что? Велите, ваше величество, в кутузку ее посадить — посажу, велите расстрелять — расстреляю, а велите на ней жениться — женюсь!

— А и правда, солдат, женись! — говорит царь.

Он и женился.

Илья-пророк и Миколай-угодник



Жил на деревне одинокий парень.

Поехал он пахать, пшеницу сеять. Рассеял и пашет, за собой борону возит. Упирается концом в большую дорогу, а по дороге идут Илья-пророк и Миколай-угодник.

Парень пашет и песни поет. Илья-пророк и говорит:

— Что это, Миколай, какой парень веселый?

Миколай отвечает:

— Видно, лошади у него, слава богу, ходят, нужды не знает, — вот и поет себе.

Подходят они к нему:

— Бог помочь тебе, добрый молодец!

— Спасибо, старички любезные! Присядьте, отдохните, кваску испейте!

Сели они, напились.

Илья-пророк спрашивает:

— Что это ты, парень, веселый больно?

— А чего ж мне не веселиться? Лошадки ходят, — ничего. А мне того и довольно, — только бы батюшка Миколай-угодник пшенички зародил.

Пошли старики.

Илья и говорит:

— Миколай!

— Что, Илья?

— Как же это парень сказал? Разве ты пшеницу-то родишь? Ведь это я, а не ты, премудрость эту творю.

— Ну, — говорит Миколай, — что его судить? Он человек простой: он нашего дела не знает.

Нахмурился Илья-пророк:

— Ладно, — говорит, — вот я ему пшеницу урожу, по колено будет, а после градом-то и побью. Дак узнает.

Ничего Миколай-угодник не сказал, только посмотрел.

А как всколосилась пшеничка, приходит он к тому парню на двор.

— Я, — говорит, — к тебе.

— А что такое?

— Да вот пришел научить.

— Добро пожаловать. Скажи, что знаешь.

Миколай-угодник и говорит:

— Ты, парень, вот что, — ты эту пшеницу продай!

— Да я, дедушка, не знаю, что за нее и просить-то. Уж больно пшеница хороша, по колено уродилась.

— Проси сто рублей за десятину. Дадут.

Он так и сделал. Сладил ее богатый мужик по сту целковых с десятины.

Прошла неделя, взмыло тучу большую, ударила гроза с громом, с градом, и побило эту пшеницу, будто каменьями.

Приходит Миколай к Илье-пророку, а тот и говорит:

— Ну, Миколай, я что сказал, то и сделал: градом его побил.

— Побить-то побил, — отвечает Миколай, — да не того, в кого метил. Ведь парень-то этот пшеницу свою продал. А ты старого хозяина не наказал, нового хозяина разорил…

— Эх, — говорит Илья-пророк, — ладно уж! Он у меня с этой пшеницы двадцать сот нажнет с десятины. Не смотри, что градобойная! Вот и поправится.

— Как не поправиться!

Пошел Миколай-угодник к парню и говорит:

— Купи назад пшеницу-то у мужика.

— Да ведь она больно побита…

— Ничего, купи! Скажи, что на корм скосить годится.

Пошел парень к новому хозяину пшеницу торговать. А тот и рад.

— Бери, — говорит, — сделай милость! — И отдал ее парню по десяти рублей за десятину.

А тут пшеница-то и пошла, и пошла, и пошла… Выжал он ее — двадцать сот с десятины собрал.

Приходят на поле Миколай-угодник и пророк Илья. Илья и говорит:

— Вот у кого я градом убил, тому и зародил. Выжал пшеницу хозяин — зерна не потерял.

А Миколай-угодник:

— Выжать-то выжал, да опять тот же, что сеял. Он ведь назад пшеницу свою купил!

— Ах, — говорит Илья, — будь ты неладна! Я ж ему умолоту в ней не дам. Со всего овина у него больше пяти пудовок не сойдет.

Пошел он своей дорогой, а Миколай-угодник — своей, на деревню, к тому парню.

— Вот, — говорит, — я опять к тебе. Молотить будешь, так не помногу в овин сади — все по пяти снопов: в углы по снопу поставь, а пятым окошко заткни.

Парень так и сделал. Весь год молотил, и со всякого снопа — у него по пудовке сходило.

Приходит Миколай к Илье-пророку, а тот ему говорит:

— Вот, Миколай, как я сказал, чтобы по пяти пудовок с овина сходило, так и сделал.

— Да он ведь немного и садил: всего по пяти снопов. Такого умолоту сроду не бывало — по пудовке-то со снопа.

Разгневался Илья-пророк:

— Ну, так я ж ему примолу не дам, когда он на мельницу повезет.

Вздохнул Миколай-угодник. Раз вздохнул, другой вздохнул и пошел опять к парню на деревню.

— Ты, брат, — говорит, — на первый раз всего три пудовки на мельницу свези.

Парень повез, смолол. Глядь — осталось всего две пудовки.

— Ну, что, — спрашивает Миколай-угодник, — украл у тебя пудовку-то Илья Великий?

— Да, — говорит парень. — Нет пудовки. Пропала.

— А ты вот что сделай. Придет воскресенье, испеки из этой пшеничной муки два пирога. Румяные пироги выйдут, поджаристые — на славу. Вынь ты их, один на голову положи, а другой за пазуху и ступай себе к обедне. А если кто спросит тебя: куда пироги несешь, отвечай: «На голове — батюшке Илье Великому, а за пазухой — Миколаю-угоднику».

Послушался парень, испек пироги и пошел к обедне. Всходит он на паперть. А рядом с ним незнакомый человек, не стар и не молод, не богат и не беден, так, — прохожий. Поглядел он на парня и спрашивает:

— Куда ты, добрый молодец, пирожки несешь?

Парень отвечает, как приказано:

— На голове батюшке Илье Великому, а за пазухой Миколаю-угоднику.

Услыхал это Илья-пророк.

— Миколай, — говорит, — а Миколай! Парень-то мне пирог на голове несет, а тебе — за пазухой.

— Что ж, — говорит Миколай-угодник, — ты, Илья Великий, чином-то меня повыше, вот он и пирог тебе выше несет! А я пониже — мне и пирог пониже. А ты еще у него пудовку на мельнице отнял, обидел его! Нехорошо, брат!

Развел руками Илья-пророк.

— Твоя, — говорит, — правда, Миколай. Я и сам вижу, что нехорошо. Да что тут поделаешь? Мне тогда горько было. Ну, да уж ладно! Пускай сколько хочет пшеницы на мельницу везет, горсти не потеряет. Две пудовки смелет, две назад увезет, три смелет — три увезет… Ничего у него убывать не будет.

Так оно с той поры и стало — по слову Ильи-пророка, по хотенью Миколая-угодника. Илья скажет, а Миколай — наперекор. Миколай скажет — Илья наперекор.

А еще святые!

Отцов друг



Жил на свете крестьянин. Была у него хозяйка и был сынок.

Хозяйка померла. Живут двое с сыном.

Время идет, сын растет, а батька стареется.

День походит, два полежит. Хворый стал.

Сын говорит:

— Отец, помрешь ты, а что мне оставишь?

— Я, дитя, оставлю тебе божье да мое благословение. Мать-то была жива — калачи пекла. Один у ней и сгорел. Я его все берег, а теперь тебе оставлю. Есть у меня друг, которого подкупить нельзя. С ним тот калач и съешь.

Помер отец. Похоронил его сын и домой воротился.