Идет сват Наум мимо поля по дорожке, — любуется на хлеба́. Вдруг слышит: лошадь сгорготала! Он туда-сюда поглядел, так и есть — давешние кони! Забрались, татаре, в хлеб и хозяйствуют: не столько рвут, сколько мнут да топчут.
— А, голубчики, вот вы где!
Отломил он с березы ветку, выгнал коней на дорогу да и привязал их к дереву. А сам дальше пошел.
Идет, идет — видит, луга широкие, а на лугах стада пасутся. Справа-то все овцы, а слева-то все свиньи, и стережет оба стада змея. Свернулась на солнышке в три кольца и дремлет. А голову — нет-нет, да и подымет: раз направо поглядит, раз налево.
Приметила змея незваного гостя да как зашипит… А сват, недолго думая, подобрал с земли острый камешек, прицелился и бросил. Свистнул камешек и будто ножиком голову змее срезал. Она и развернуться-то не поспела. А он дальше пошел.
Шел, шел, долго ли, коротко ли, а пришел наконец. Привела его дорожка к большому дому. Он — во двор. Пусто. На крылечко, в сени — никого! А в горнице шумно, гамно, посудой брякают, песни кричат… Хоть святых вон выноси!
Заглянул старичок в дверь: полным-полно. Народу — что людей! И все такие сытые, гладкие… Кто по-городскому одет, кто по-деревенскому, а у всех одежа чистая, хорошая. Бедных вовсе не видать.
И что за господа под землей живут? Поглядел он, поглядел, и екнуло у него сердце. Глаза-то у господ у всех, как у одного, — черные, без белка. Будто уголь черны, будто уголь горят. Ясное дело — черти!
Попятился старик, да поздно. Приметили его хозяева.
— А-а! — кричат. — Сват Наум пришел! Иди сюда, сват! Садись, сват! Там не доел — здесь доешь! Там не допил, здесь допьешь! Там не допел — здесь допоешь!
И уж за рукава его хватают.
Делать нечего, собрался он с духом.
— Хлеб да соль! — говорит. И шагнул через порог.
Раздвинулись черти, дали ему место на лавке.
— Ну, ну! — кричат. — Угощайся! Больше гостей на свадьбе, больше веселья.
Посмотрел сват по сторонам, покачал головой.
— Это разве свадьба, — говорит. — Были бы у вас поминки, тогда дело другое. На поминках-то оно водится, что в дому гости, а хозяин на погосте. А свадьба без молодых не бывает.
Перемигнулись черти черными своими глазищами, рассмехнулись. А один, горбатый, седой, говорит:
— Наши молодые покуда наверху, за своим столом сидят, а придет время — и за наш угодят. Дай срок!
— Какие же это молодые? — спрашивает сват.
— Эвона! Сам сватал, а не знает. Какие у вас, такие и у нас.
— Вон что! — Примолк сват. Сидит на лавочке, примечает. Ишь ты! Ведь и впрямь накрыт у чертей свадебный стол, да мало что свадебный, точь-в-точь такой, как наверху, у богатого тестя: там поросята молочные, и здесь — молочные, там уха с головизной, и здесь — с головизной, с чем там пироги, с тем и здесь пироги…
— А вот чего я в толк не возьму, — говорит сват, — какая вам радость чужую свадьбу справлять? Не великое веселье — во чужом пиру похмелье.
— Что за чужой пир? — отвечает горбатый. — Нынче наш праздник. Как узнает тесть, что у зятя ни гроша за душой, так и начнет он его поедом есть. А муж на жене станет сердце срывать, а жена муженька попрекать, а все втроем — свата дорогого ругать, ко всем чертям посылать… А нам того и надобно. Где свары да ссоры — тут уж наша пожива, наша добыча! Так-то, сватушка!
Тут один молоденький чертик обиделся, да как закричит:
— Какой это сватушка! Не он сватал, — я сватал. Кабы не дал я жениху коней на свадьбу, не едать бы вам нынче свадебных пирогов.
— Э, нет, — говорит сват. — Не тот мастер сватать, кто сватает конем, а тот, кто сватает умом. Были бы у меня такие лошадки, как у вашей милости, я бы за своего жениха царевну высватал, а не то что…
— Думаешь умнее черта быть?
— Умней, может, и не умнее, а глупей — так, может, и не глупее!
Подмигнул молодой черт всему своему проклятому братству и говорит:
— Что ж, давай потягаемся, кто кого умней. Загадаю я тебе загадку. Угадаешь — полную шапку золота насыплю и домой отпущу. Не угадаешь — останешься здесь на веки вечные, служить мне будешь! Идет?
— Идет!
— Ну, вот тебе загадка: с копытами, а не конь, с хвостом, а не пес, с рогами, а не козел, о двух ногах, а не человек. Угадаешь?
— Как не угадать! — отвечает сват. — Обидно даже! Видно, вы наш умок ни во что не считаете.
— Да ты не финти! Говори, коли гадал!
— Что ж говорить? Где загадка, там и отгадка. Самая это ваша милость в полной форме.
Захохотали черти. Копытами стучат, рога расправляют, хвосты кажут. Смотреть страшно!
Зажмурился сват Наум, встал с места — и к дверям.
А молодой черт его за полы хватает.
— Погоди! — кричит. — Эта загадка и вправду легкая. Я тебе другую загадаю.
Рассердился сват.
— Это против уговору, — говорит. — Ну, да ладно. Хочешь умом хвастаться, хвастайся. Только уж теперь мой черед. Я загадку загадаю, а ты отгадывай.
— А заклад какой?
— Да все тот же: отгадаешь, останусь у вас навечно копыта твои чистить, не угадаешь, мне вольная воля, да шапка золота, да в придачу, что спрошу. Идет?
— Идет.
— Ладно. Слушай. Шел я путем-дорогой, видел: добро добро топчет. Взял я добро да и выгнал добром добро из добра. Добро из добра от добра убежало. Угадывай!
Стоит черт, с копыта на копыто переступает.
— Что? — говорит. — Как ты сказал? Добро добром из добра… Ума не приложу… Это, видать, от писания. Нам, чертям, эдакое и угадывать зазорно.
— Стало быть, не знаешь? Ладно, мой заклад. Или, может, хочешь — еще загадку загану? Угадаешь — все насмарку, у тебя останусь. Не угадаешь — уйду и что приглянется с собой возьму. Идет?
— Идет.
— Слушай. Шел не путем, не дорогой, видел: зло добро стережет. Взял я зло да злом зло и ударил. От того зла злу конец пришел. Угадаешь?
Мнется черт, хвост ниже земли опустил.
— Это, — говорит, — опять от писания. Откуда мне знать?
— Стало быть, — мой заклад?
— Выходит, твой!
— Ну, сыпь золото в шапку!
Насыпал черт полный картуз до самого верху.
— А в придачу-то что берешь? — спрашивает.
— А тое самое добро, что из добра выгнал.
— Да полно тебе загадки загадывать — толком говори!
Засмеялся сват.
— Видел я, — говорит, — давеча в хлебах лошадок наших свадебных. Взял добрую погонялку да и выгнал добро из добра. Вот мне этих коньков за первую загадочку и пожалуйте.
— Ладно, пусть твои. А за вторую что?
— А как шел я к вам, так приметил два стада: справа-то все овечки, а слева-то все свинки. И сторожит оба стада змея. Вы уж не гневайтесь — змейку-то я камешком прикончил. У вас, чай, и без нее этого зла довольно. А свинок да овечек мне бы с собой прихватить!
— Ишь ты хитрый какой! — говорят черти. — Да что поделаешь, бери!
Поклонился сват.
— Счастливо оставаться! — говорит. И на крыльцо.
Смотрит — что такое? Пусто кругом. Ни тропы, ни дороги, — одна трясина.
— Как же быть-то? — спрашивает сват. — Где у вас тут обратная дорога?
— А на что нам обратная дорога? — говорят черти. — От нас обратно не ходят.
— Да ведь мне наверх надо! И со всем добром. Неужто мне здесь на коне гарцевать да свиней пасти?
Усмехаются черти.
— А кто тебя держит? Иди. А не хочешь идти — на коне скачи. Ишь, кони-то у тебя какие! Царские!
Призадумался сват Наум.
— Так, — говорит. — Кони царские, стада барские, а идти, видать, некуда. Ну, что ж. Останусь у вас век вековать.
Достал он из кармана веревочку и дает один конец молодому черту.
— Подержи-ка, братец!
Тот удивился, взял. А сват Наум так и эдак веревочку натягивает, то вдоль, то поперек.
— Отсюда — туды — две сажени, — говорит. — Оттуда — сюды — три…
— Ты что это меришь? — черти спрашивают.
Поглядел на них сват Наум ско́са.
— Как это что? — говорит. — Местность мерю. Келейку ставить хочу. А поживем да попривыкнем, так и цельный монастырь построим. Чай, у вас не праведники живут, а грешники. Надо же им грехи-то замаливать…
Всполошились черти.
— Пошел ты от нас прочь, — кричат, — со своим с монастырем. Навязался на нашу голову! Гоните его, братцы! Гоните! Что смотрите!
Да как дадут ему в спину пинка…
Перышком взвился сват Наум и полетел. Сколько летел — неизвестно, куда летел — неведомо… Закрылись у него от страха глаза, и ничего он не видел. Только слышал, как ветер в ушах свистит.
И вдруг, батюшки-светы! Летел будто вверх, а упал вниз. Брякнулся оземь и открыл глаза.
Видит — полная ночь кругом, с неба месяц светит, и стоит он перед теми самыми воротами, откуда днем ушел. Рядом кони дремлют, а свиньи да овцы по всей дороге полегли — конца краю не видать. Ну, он хозяев будить не стал, а дождался утречка. Чуть солнышко встало, заходит в дом и говорит:
— Вот что, хозяева, пришел я к вам не без горя, да и не без радости. Пока мы здесь свадьбу играли, погорел женихов двор. Как есть — погорел, до щепочки. Только и выручил я из пекла, что овец, да свиней, да жениховых коней, да вот старую шапку и золота охапку. Получайте свое!
Потемнел было тесть. «Вот, — думает, — выдал дочку за богача, а он — погорелец. Приведет в дом пару овец да паленую свинью — и взятки гладки».
А как вышел за ворота да поглядел — сразу и обмяк.
— Зятюшка, дорогой, — говорит, — не горюй, оставайся у меня в доме жить. Мне же и с дочкой расставаться жалко. В тесноте, да не в обиде…
Поклонился зять тестю.
— Твоя воля, батюшка. Останусь. Только я ведь не один. Мой сват мне заместо отца родного, я без него и шагу не ступлю.
— А мы и ему поклонимся, — говорит тесть. — Кланяйся, дочка, проси свата нашим домком не побрезговать.
Молодая кланяется, а молодой еще ниже.
— Оставайся с нами, сват Наум, наставляй нас на ум!
Ну, что ж, погордился сват, сколько следует.
«Что вы да что вы!» — говорит. А потом и согласился.
Так и зажили они вместе тихо да мирно — себе и добрым людям на радость, а чертям — на́зло.