мелю, скажу, батюшка, признался.
Тесно стало мужику.
— Слышь, жена, — говорит, — коли я тебе скажу, так смертью помру.
— И-и, миленький, хоть помри, да скажи.
Что станешь с бабой делать?
— Ну, давай белую рубаху, — говорит муж.
Надел белую рубаху, лег в переднем углу под образа, приготовила помирать.
А хозяйка в головах стоит, свечку держит.
— Ну, милок? — спрашивает. — Ну?
Он уж совсем было собрался рассказать своей хозяюшке всю правду истинную, да на ту пору забежали в избу три курочки, а за ними петушок — маслена головушка, шелкова бородушка. И давай этот петушок хохлаточек своих гвоздить. Гвоздит, а сам приговаривает:
— Вот вам! Вот вам! Вот вам! Дураку и с одной женой не управиться, а у меня тридцать, да я всем порядок дам!
Услышал эти слова мужик, вскочил с лавки да за плетку.
— Вот тебе, — говорит, — жена, правда! Вот тебе, — говорит, — истинная.
Присмирела она.
— Прости, — говорит, — муженек! Прости, не гневайся!
И такая с той поры стала добрая да ласковая, все завидуют.
Волшебное зеркало
В одной деревне жил крестьянин со своей хозяйкой. И был у них сын-малолеток.
Никуда они его не посылали. Все берегли.
«Что, мол, без пользы лапти-то трепать! Ушибешься, простынешь… Посиди-ка лучше на печи!»
Вот он и привык. У добрых людей стали ребята в лес по дрова ездить, а этот дома и дома, с кошкой да с собакой играет, учит их на задних лапах ходить и поноску носить.
Один раз старуха и говорит старику:
— Надо нам Ваню приучать. У людей ребята все при деле, и туда, и сюда, а наш как в землю врос. Ваня! Бери топорок, съезди в лесок, хоть лучинок привезешь.
Ваня напихал в мешок сена, запряг лошадь, взял топор, сел и поехал.
Приезжает он в лес, становит лошадку. Отдал ей сено, а сам топор в руку — и пошел лучину искать.
Ходит-ходит, все дерево не приберет. Вдруг видит: сосна стоит, голая, высокая, вершины не разглядишь. Он и давай эту сосну рубить. Ссек старую, она и повалилась. А в верхушке у нее как зашумит! Будто что живое хлопается.
Он подошел, ветки разобрал. Видит — птица!
И говорит птица человечьим голосом:
— Положи топор, не бей меня, а я тебе за это заплачу, садись на меня, — увидишь, что будет.
Ваня топор положил, подошел к птице, сел на неё. А птица как взмахнет крыльями — и поднялась выше лесу. Полетела, полетела и понесла Ваню неизвестно куда.
И увидел Ваня край моря, а на краю моря — большой камень и большая луговина, и такое красивое, вольное место, что лучше, кажись, и не бывает.
Он и говорит сам себе:
— Эх, кабы деньги были, переехал бы я на это место жить.
А тут птица и пошла на низ. Ниже, ниже — и опустилась на землю.
Слез Ваня с птицы. Она крыльями взмахнула, в землю ударилась и стала птица — не птица, а такой же мо́лодец, как и Ванюшка, — только на голове не волоса, а перья растут.
— Ну, Вань, — парень этот говорит, — теперь слушай, что я тебе скажу. Поведу я тебя к себе домой, выйдет навстречу старый старик и станет строго спрашивать, кто ты такой есть и зачем в наши края прибыл. Ты молчи, а я сам скажу, что ты меня от лютой смерти спас. Станет он тебя угощать, станет серебром-золотом дарить. Ты ешь и пей, сколько душа примет, а серебра и золота не бери: скажи, что у тебя и своего много. Проси у него одно только зеркало.
Как он сказал, так все и стало. Вышел к ним старик, гроза грозой. А как услыхал, что за гость пожаловал, — раздобрился. В горницу повел, стал угощать.
И прожил у него Ваня трое суток. А как собрался он уходить, стал его старик награждать серебром да золотом.
А Ваня не берет.
— Нет, — говорит, — дедушка, этого добра у нас и своего много.
— Так чего ж тебе надоть?
А Ваня говорит:
— Отдай ты мне зеркало, дед. Зеркало хочу.
Посмотрел на него старик.
— Ладно, — говорит. — Бери. Только сперва сослужи ты мне службу.
— Какую, дедушка?
— А вот есть у меня колесо. Обернись раз на колесе — отдам тебе зеркало.
— Что ж, пойдем! Сослужу тебе эту службу.
Пошли. Повел его старик в погреб, показал колесо, а сам наверх ушел.
Смотрит Ваня: вертится колесо — спица красная, спица черная, спица красная, спица черная… В глазах рябит.
Приловчился он — и скок на красные спицы! Обернулся разок и пошел из погреба наверх.
Глядь, а перед погребом старик лежит, будто неживой.
— Это что такое с им подеялось?
А тот парень ему говорит:
— Это смерть его. Кабы ты не на красные, а на черные спицы вскочил, так ты бы теперь мертвый был. Такое уж колесо — «жисть» называется. Ну, бери свое зеркало. Отнесу тебя, откуда взял.
Ударился он в землю и обернулся птицей. Не успел Ваня и оглянуться — опять в лесу стоит, возле лошадки своей. Лошадка как была, так и есть — сено кончает.
— Ну, братец, прощай. Боле не увидимся.
Улетела птица, а Ваня сушняку нарубил, увязал воз и поехал домой.
Вот едет он, едет и раздумался.
— И пошто я это зеркало взял? Другому на беду, да и себе-то, может, не на радость… Ах ты, зеркало, зеркало!..
А зеркало вдруг и отвечает:
— Чего тебе, Ваня, надо?
— Надо чего? А набей ты мне полный мешок денег, вместо сена! Вот чего надо.
Только сказал, смотрит, так и есть! Полон мешок денег.
Вот приезжает Ваня домой. Глядит по сторонам — что такое? Улица будто та, а люди не такие. Прежних ребят никого не узнает.
И люди на него дивятся, один другому кричит:
— Эвона! Ванька Дедин едет! Пропадал, пропадал, да и объявился.
Завернул он к себе на двор, распряг лошадку. Мешок с деньгами в избу занес. А мешок-то тяжеленный. Как свалил он его с плеч, так и брякнуло.
Мать и давай Ваню ругать:
— Да где ты, плут, был? Откуда денег столько привез? Небось, подорожничал? Три года дома не бывал, отца уморил… Теперь и мать родную уморить хочешь? Сейчас в правление пойду — старшине заявлю.
Ваня и рта раскрыть не успел, а уж она дверью стук-хлоп и ушла.
Он сидит, в окошко смотрит. Видит — идут! Старшина, сотский, понятые…
Что делать? Достал он свое зеркало, погляделся в него и говорит:
— Зеркало, зеркало! Обирай деньги и наложи полный мешок клюквы!
Только сказал, заходит в избу старшина, за ним — сотский, за ним — понятые.
— Ты где, — спрашивают, — пропадал? Где денег взял эдакую прорву? Мать заявляет, что ты полный мешок привез.
А Ваня им:
— Да я и сам не знаю, где ездил-то. Вот мешок клюквы насбирал.
Схватились они за мешок. И вправду — клюква!
Они к хозяйке:
— Ах ты, старый черт! Наклюкалась с клюквы, что ли? Начальство зря беспокоишь.
И ушли все.
А Ваня говорит:
— Ну, матушка, видно, нам с тобой не житье.
Взял он свое ружье и вышел на крылечко. А кошка с собакой — за ним. Узнали хозяина, в глаза ему глядят. Кошка у ног трется, собака о землю хвостом стучит — обрадовались.
Вот он их погладил, потрепал и вынул свое зеркальце.
— Ах, зеркало, зеркало! Перенеси ты меня с кошкой и собакой на край света, — где большой камень лежит, где море шумит!
Отвечает ему зеркало:
— Закрой глаза.
Он глаза закрыл. А как снова открыл, так и увидел: стоит он на том самом берегу морском, на привольном месте, под большим камнем… И кошка при нем, и собака.
— Ах, зеркало, зеркало, построй мне на этом бережку домок-теремок, — чтобы крыша золотая, чтобы лесенка витая!
И поднялся на берегу дом не дом, дворец не дворец, а лучше дворца.
Определился Ваня в этом дому жить. И кошка при нем, и собака. Вместе на охоту ходят, вместе за столом сидят — кашу едят, вместе у печки греются. Хорошо, только скучно.
И вот от скуки или еще от чего приснился Ване сон. Приснилась ему царевна, японского царя дочка. И до того эта царевна ему показалась, что хоть и не просыпайся совсем.
Цельный день он по лесу зря ходил — зайцев смешил, а вечерком, как воротился с охоты, так и схватился за зеркало.
— Ах, зеркало, зеркало! Принеси ты мне на эту ночку японского царя дочку!
Смотрит, — она уж тут как тут, будто в комнате сидела. А где была, там нету…
Утром хватились царевны в японском царстве. Ищут во дворце, ищут в городе, ищут по всему государству… Нет ее нигде — будто в воду канула.
Рассердился царь. По всем странам послов разослал.
— Найти, — говорит, — живую или мертвую!
Объехали послы все царства, все государства. Живые живут, мертвые в могилах лежат — нет нигде японской царевны. Ни с чем воротились послы.
А поблиз царского дворца жила одна знахарка. Хитрая была баба — хитрей черта. Посмотрела она в свою книгу, раскинула карты и пошла к японскому царю.
— Я, — говорит, — могу твою дочку разыскать, только дайте мне, что я потребую.
— Говори, чего тебе надобно.
— А вот чего: постройте корабль, чтобы против ветру ходил, как по ветру, дайте матросов сотни три и капитана-молодца. Надо нам на край света плыть!
Сегодня сказала, а завтра уж все и готово.
Взошла знахарка на корабль и велела к тому берегу править, где Ванин дом стоит.
Приплыли. Вышла она на берег, стучит в ворота, просится ночевать.
Пустила ее царевна японская и спрашивает:
— А, ты, старушка, куда идешь?
— Я, — говорит, — проходом. Богомолка я, — говорит. — Богу молиться иду. А тебе, красавица, не скучно ли тут? Кто у тебя в дому есть?
— У меня один муж.
— А где ж он сейчас?
— Да он каждый день на охоту ходит.
— А как уходит, он ничего не говорит?
— Нет, он всякий раз в зеркало поглядится и примолвит: «Зеркало, зеркало, дай нам хорошей охоты».
— А нельзя ли это зеркало посмотреть?
— Да оно у него под ключом.
— А ты выпроси ключи. Коли он тебя любит, он даст.
— Ладно, попрошу.
Вечером приходит Ваня с охоты.
— Это что за человек? — спрашивает.
Царевна объясняет: так и так — богомолка, богу идет молиться. Ну, Ваня больше ничего и не спросил, пошел спать. А утром опять берет ружье, кошку с собакой — собирается на охоту.