Был ли Пушкин Дон Жуаном? — страница 11 из 77

чу расстригой в объятия твои». Такая необычная страсть к своей сестре напоминает в чем-то роман Т. Манна «Волшебная гора», в котором показана сексуальная связь между братом и сестрой, исходя из теории Фрейда о первичных инстинктивных влечениях человека.

Очень часто в его лицейских стихах появляются описания страстных желаний и сексуальных игр. Это вполне естественно для юноши, но у Пушкина естественный юношеский интерес к половым вопросам приобретает более сильную и настойчивую тему неудовлетворенного желания.

Эльвина, почему в часы глубокой ночи,

Я не могу тебя с восторгом обнимать,

На милую стремить томленья полны очи

И страстью трепетать?

Даже античные мифы о бесконечных любовных связях Зевса с земными женщинами юный Пушкин переводит в полные неудовлетворенного желания строки:

Вдруг раздается

Радости крик.

Вид сладострастный!

К Леде прекрасной

Лебедь приник.

Слышно стенанье…

2

Однако случилось то, что должно было случиться. Наступила пора юношеских влюбленностей, и первую, истинно платоническую любовь возбудила в поэте сестра одного из лицейских товарищей его, фрейлина Екатерина Павловна Бакунина. «Она часто навещала брата и всегда приезжала на лицейские балы, – вспоминает Комовский, – прелестное лицо ее, дивный стан и очаровательное обращение произвели всеобщий восторг во всей лицейской молодежи».

Бакуниной, кроме Пушкина, увлекались еще Пущин и Малиновский – друзья-лицеисты поэта. Бакуниной было тогда 20 лет, Пушкину – 16. Но эта первая любовь глубоко поразила его. Увлекшись, Пушкин обратился к лицейскому товарищу своему Илличевскому, славившемуся искусством рисовальщика, со стихотворной просьбой написать «друга сердца» (стихотворение «К живописцу»). Подсказал, что ему надо изобразить на портрете Бакуниной:

Красу невинности небесной,

Надежды милые черты,

Улыбку радости прелестной

И взоры самой красоты.

«…Это была чистая и стыдливая юношеская любовь, лишенная пылкой сексуальности… О ней Пушкин сделал в ноябрьские дни 1815 года в своем лицейском дневнике взволнованную запись:

«…Я счастлив был!.. нет, я вчера не был счастлив: поутру я мучился ожиданием, с неописанным волнением стоя под окошком, смотрел на снежную дорогу – ее не было видно! Наконец я потерял надежду, вдруг нечаянно встречаюсь с ней на лестнице, – сладкая минута!… Как она мила была! как черное платье пристало к милой Бакуниной! Но я не видел ее 18 часов – ах! какое положенье, какая мука! Но я счастлив был 5 минут…» Любовь к Бакуниной явилась источником большого цикла лицейских стихотворений Пушкина. Под пером поэта рождаются вдохновенные строки, когда его «прелестный друг» уезжает на зиму в Петербург:

Засну ли я, лишь о тебе мечтаю,

Одну тебя в неверном вижу сне,

Задумаюсь – невольно призываю,

Заслушаюсь – твой голос слышен мне.

Прошел год с того дня, как юный Пушкин сделал в своем «Дневнике» запись. На протяжении этого времени он отдавал ей свое поэтическое вдохновение, весь пыл своего сердца. 22 стихотворения, посвященные поэтом Бакуниной – своего рода энциклопедия юной любви, лирическая гамма первых сердечных переживаний. И потом Пушкин не забывал ее, до конца жизни помня о первой любви, о Катерине I. В черновиках VIII главы «Онегина» мы читаем:

Когда в забвенье перед классом

Порой терял я взор и слух,

И говорить старался басом,

И стриг над губой первый пух,

В те дни… в те дни, когда впервые

Заметил я черты живые

Прелестной девы и любовь

Младую взволновала кровь

И я, тоскуя безнадежно,

Таясь обманом пылких снов,

Везде искал ее следов,

Об ней задумывался нежно,

И счастье тайных мук узнал…

Но ни Екатерина Бакунина, ни Наталья Кочубей, никто другой не мог надолго захватить сердце юного поэта. Оно просто не было приспособлено для этого. По своей нервической натуре он не предавался романтическим воздыханиям. Говорить о «платонической» любви Пушкина нужно в контексте его сексуальной конституции. Платонической любовь у поэта становилась тогда, когда выбранный им сексуальный объект становился недоступен. Эти юношеские скоропреходящие увлечения толкали Пушкина на написание романтических элегий, немного возвышали и облагораживали его инстинкты. Его «либидо» с неизбежностью должно было сублимироваться в возвышенную поэзию, в творческий порыв, в создание временных кумиров. Иначе сексуальная неудовлетворенность, проскальзывавшая во всем поведении поэта, могла проявиться в виде невроза или перверзии. Пушкин был противоречив в своих увлечениях, в своем отношении к определенным нравственным канонам. С одной стороны – платоническая любовь к Бакуниной, а с другой… Но об этом пусть расскажет Иван Пущин.

3

«Сидели мы с Пушкиным однажды вечером в библиотеке у открытого окна. Народ выходил из церкви от всенощной; в толпе я заметил старушку, которая о чем-то горячо с жестами рассуждала с молодой девушкой, очень хорошенькой. Среди болтовни я говорю Пушкину, что любопытно бы знать, о чем так горячатся они… На другой день он встретил меня стихами:

От всенощной, вечор, идя домой,

Антипьевна с Марфуткою бранилась;

Антипьевна отменно горячилась.

«Постой, – кричит, – управлюсь я с тобой!

Ты думаешь, что я уже забыла

Ту ночь, когда забравшись в уголок

Ты с крестником Ванюшею шалила?

Постой, – о всем узнает муженек!»

«Тебе ль грозить, – Марфушка отвечает,

Ванюша что? Ведь он еще дитя:

А сват Трофим, который у тебя

И день и ночь? Весь город это знает.

Молчи ж кума: и ты, как я, грешна,

А всякого словами разобидишь.

В чужой п**** соломинку ты видишь,

А у себя не видишь и бревна».

«Вот что ты заставил меня написать, любезный друг», – сказал он, видя, что я несколько призадумался, выслушав его стихи, в которых поразило меня окончание. В ту минуту подошел к нам Кайданов (лицейский преподаватель), – мы собирались в его класс. Пушкин и ему прочел свой рассказ. Кайданов взял его за ухо и тихонько сказал ему: «Не советую вам, Пушкин, заниматься такой поэзией, особенно кому-нибудь сообщать ее». Конечно же, юный поэт не внял его советам, и в дальнейшем из-под пера Пушкина иногда выходили фривольные, а порою и непристойные стихотворения:

У Пушкина была сильна именно генитальная направленность его чувств. Юношеское воображение поэта, постоянно рисует все новые и новые сцены, в которых гениталии играют существенную роль. Вспомним знаменитое стихотворение «Вишня», незамысловатый сюжет которого напоминает эротические пасторали поэзии рококо. Пастушка залезает на вишневое дерево, чтобы полакомиться сочными плодами, она оступается, и проходящий мимо пастушок увлечен открывшимся видом:

Среди двух прелестных

Белей снега ног,

На сгибах чудесных

Пастух то зреть мог,

Что скрыто до время

У всех милых дам,

За что из Эдема

Был выгнан Адам.

В 1816 году в лицее произошло большое событие. Более либерально настроенный директор лицея Е. А. Энгельгардт разрешил воспитанникам ходить в гости. У лицеистов появилось много знакомых. Чтобы отвлечь воспитанников от общения с горничными и доступными девицами, директор Лицея Энгельгардт устраивал для них вечера, пикники и танцы с участием его семьи, близких ему дам и девушек. «Женское общество, – вспоминает Иван Пущин, – всему этому придавало особенную прелесть и приучало нас к приличию в обращении… От сближения нашего с женским обществом зарождался платонизм в чувствах… Пушкин клеймил своим стихом лицейских сердечкиных, хотя и сам иногда попадал в эту категорию». Друзья поэта, Дельвиг и Кюхельбекер, были частыми гостями, Пушкин же сторонился этих несколько скучных собраний. Тем более, что он опять набедокурил.

В семействе Энгельгардта жила овдовевшая незадолго пред тем молодая, миловидная и остроумная француженка Мария Смит. Она умела оживлять и развлекать собиравшееся у Энгельгардта общество. Пушкин, который немедленно по своему обыкновению начал ухаживать за ней, написал довольно нескромное послание «К молодой вдове». Мария, готовившаяся стать матерью, обиделась и показала директору лицея фривольное послание поэта. В нем юный шалопай убеждал молодую женщину не бояться «завистливой тени» почившего «вечным сном» супруга, а смело обрести счастье в объятьях очередных любовников.

Теме любви, причем любви чувственной, посвящены многие юношеские стихотворения поэта, наполненные описаниями эротических сцен. Свое понимание любви Пушкин выразил в страстных, искренних и прелестных строках:

Любовь одна – веселье жизни хладной,

Любовь одна – мучение сердец.

Она дарит один лишь миг отрадный,

А горестям не виден и конец.

Стократ блажен, кто в юности прелестной

Сей быстрый миг поймает на лету;

Кто к радостям и неге неизвестной

Стыдливую преклонит красоту!

Для лицеистов были открыты многие дома Царского Села. Большой популярностью пользовались вечера у барона Теппера де Фергюссона, образованного и оригинального хозяина. Здесь лицеисты пили чай, болтали, занимались пением и музыкой. Устраивались и литературные состязания, на которых неизменно первенствовал Пушкин, привлекая тем самым женское внимание. Однако молодые люди ходили не только в почтенные дома. Они посещали так же гусаров, которые были расквартированы в Царском Селе. Сначала по билетам в праздники, потом в будни, а затем уже без всякого спроса проводили там целую ночь. Вечером, после классных часов, когда остальные лицеисты бывали у директора или в других семейных домах, Пушкин, ненавидевший всякое стеснение, пировал с офицерами лейб-гусарского полка. Такие известные повесы как Каверин, Молоствов, Сабуров, Юрьев стали его постоянными напарниками ночных приключений. «Вместе с ними, – вспоминает Комовский, – тайком от своего начальства, он любил приносить жертвы Бахусу и Венере, волочась за хорошенькими актрисами графа Толстого и за субретками приезжавших туда на лето семейств; причем проявлялись в нем вся пылкость и сладострастие африканской породы».