Игорь АнтошенкоБыль – небыль
Дул встречный легкий ветерок.
Мы плыли заводью. Восток
Уже отмечен был зорею.
Напарник мой изрядно взмок,
Хоть лодка и была пустою.
Причалив к берегу в глуши
Сошли. Высокою травою,
Посеребренною росою
Ступали в сладостной тиши.
Косматый лес стеной сплошною
Нас обступил, и не души.
Молчали птицы. Скромно ели
Чуть слышно кронами шумели.
Рассвет был робок и не смел,
А лес высокий все густел,
Идти не мало предстояло,
Меня молчанье утомляло.
Шаг был уверен, но не скор,
И я затеял разговор.
Сейчас уже забыл изрядно,
Хоть это было недавно,
О чем болтали. Лес. Темно.
Лишь помню, как Степан нескладно
Бубнил, что здесь, среди болот,
В глуши заброшенной живет
Колдунья… Видно, в сказки он
Еще мальчишкой был влюблен.
Я шел, его слова внимая.
Смешно подумать, ведьма злая,
Меняя облик сотни раз,
На тропке может встретить нас.
Но только ночью, до рассвета,
Пока, проснувшись, проблеск света
Не тронет дремлющих ветвей
В лесу опасна встреча с ней.
Светало. Пень в траве высокой
Стоял под елью одинокой.
Над пнем, в разлапистых ветвях
Закрыв глаза, забыв про страх,
Усталый ворон крепко спал.
Он долго нас не замечал
Пока мы шли. Вот он очнулся,
Надулся важно, встрепенулся,
Сверкнул глазами – просто жуть,
Порхнул на нас, хотел пугнуть,
Закаркал, разбудив болото.
«Смотри, злодей зовет кого-то», -
Через плече Степан сказал.
Меня и впрямь он забавлял.
Жена, детишек в доме трое,
Зачем рассказывать такое,
Во что теперь и детвора
Поверит вряд ли. До утра,
Пока мы плыли, он молчал,
А вот теперь не умолкал.
«Болота эти, брат, могила.
Здесь ведьма многих погубила.
Не веришь мне, спроси других».
Вот на минуту он затих,
Шаг стал не слышен, мох густой
Пружинил мягко под ногой.
Лягушки квакали уныло,
Вдали сорока голосила,
Степан «Казбеком» задымил.
«Вчера, наверно, дождь тут лил,
Гляди, размокла как тропинка».
Сорвал он стебель, хворостинка,
Свистя ударив о сапог,
Издала тонкий, жалкий вздох.
Поднял я голову, над нами,
Сверкая красными глазами,
Знакомый ворон сел на сук,
Раздался дятла дробный стук.
Кукушка начала свой счет.
Прислушался. Вдали поет
Простую песню голос тонкий,
То вдруг замрет, то снова звонкий
Его мне слышится напев.
Слова понять я не сумев,
Хотел задать вопрос Степану.
Как вмиг, поверьте, врать не стану,
В болотах кто-то загудел
И ворон, будто не сидел:
Черкнул над нами ровный круг,
Смотрю, не верю, камнем вдруг
Он в топь зеленую свалился
И в ней мгновенно растворился.
Степан окурок сжал в кулак.
«Пошли живей, не добрый знак.
Знать, ведьме нынче нужен кто-то,
Не ровен час, зайдем в болото.
Мне говорили старики
Колдунья эта от тоски
Нам, смертным, головы дурманит,
И коль кого к себе заманит,
Тот лютой смертию умрет.
Старуха злая целый год
Над бедным будет измываться.
Она привыкла развлекаться,
Терзая души и тела.
Исчадье горя, смерти, зла,
Владыка леса и болот.
Проклятья ей, что сладкий мед.
Без них она, грустя, стареет,
А добывает, как умеет.
У ней к любому есть подход,
Не вышло раз, пойдет в обход.
Недавно было, разозлилась,
Всех наших баб лишила сна.
Такой девицей обратилась,
Лицом белее, чем луна.
Глаза – огни, ну просто диво.
Глядит то робко, то игриво,
То манит взглядом за собой,
Забудешь враз, что шел домой.
Стройна, как юная березка,
Чуть не попался ей мой тезка.
А как шагает не спеша!
Ну что тут скажешь, хороша!
В траве присядет горделиво,
Сам к ней пойдешь неторопливо.
Она не станет убегать,
Лишь будет тихо уплывать,
Вести к себе в леса густые.
Все это шутки не пустые.
Вот тут и надо устоять,
Коль бросишься вослед бежать,
Считай, уже попал в ловушку,
Потешишь целый год старушку.
Настигнешь девицу в лесу,
Обнимешь стан – она в лису,
Куму – плутовку обернется.
Вот тут все только и начнется:
У рыжей бестии в глазах
Прочтешь злорадство ты, и страх
Погонит прочь тебя оттуда,
А там не надобно и чуда.
Услышишь, будто бы кто звал,
С тропинки сбился, заплутал.
Кругом, гляди, везде болото.
У ведьмы тут одна забота:
Пришельца звуками пугать,
Чтоб в топь глубокую загнать».
Тропинка вышла на поляну.
Поверил бы, кабы был спьяну,
Я в эту сказку, может быть.
«Степан, пошли, кончай шутить,
Не верю я в лесное чудо».
«Смотри», в ответ он «будет худо,
Коль ночью сунешь нос свой в лес».
Мешок мой с плеч почти что слез.
Спина болела с непривычки.
Я помечтал об электричке.
Просвет большой мелькнул вдали.
«Ну вот. Считай почти пришли,
Тут три версты и мы у цели».
Подошвы пламенем горели.
Ногам, не ведавшим дорог,
Досталось крепко от сапог.
Но я терпел, шагал хромая.
Степан, того не замечая,
Прибавил крепко на подъем,
Махнул рукой. Вон видишь дом
С тремя резными петухами,
Его с женой срубили сами.
Да, правда, брат мой помогал.
С двора нам кто-то помахал.
Жена, поди, ждала Степана.
Детишки спали, было рано.
Поев, да выпив молока,
На лавке я вздремнул слегка.
Как встал не долго собирался.
С хозяевами распрощался,
Воды колодезной испил,
И по дороге запылил.
Недели две гостил у тетки.
Все было ново, все с охотки.
С утра на луг ходил косить,
Корову пробовал доить,
Колол дрова на зиму впрок.
И отдохнул я и помог,
Но вот пришла пора прощаться.
Мне не хотелось расставаться,
Душа моя в село вросла.
Трудна тут жизнь, но все ж мила.
Без суеты и без обмана.
Ложишься поздно, встаешь рано,
Всегда работы полон дом,
Но все бесхитростно кругом.
Землица – мать близка до боли.
Хоть и в делах весь, но на воле.
Народ отзывчивый, не злой,
Так не похож на городской,
Узнает все, как не крути.
Пора домой. Вот я в пути.
Шагаю медленно обратно,
Идти не быстро так приятно.
В лицо мне ветер озорной
Прохладой дышит полевой.
Трава высокая, в колено,
Не хочет выпустить из плена
Тепло босых усталых ног.
Как жаль не время, я б прилег,
Подмяв стеблей роскошных прядь.
Иду – плетусь, мне б поспешать
Уже давно не помешало.
Гляжу, садится солнце стало,
Позолотив роскошный луг.
Как будто в сказке, все вокруг
Незримо, быстро изменилось.
Уж темнота с небес спустилась.
К Степану быть бы мне пора,
Чтобы ранехонько, с утра,
Поспеть на станцию за речкой.
Вот показалось поле с гречкой.
За ним уснувший край села.
Звезда по небу, как стрела,
Мелькнула, угодив в болото.
Будить хозяев не охота.
Прошел к реке, там сена стог.
Чем не постель, в нем и прилег.
Жара еще совсем не спала.
Земля дневным теплом дышала.
Хмельную песню пел сверчок.
Сложив под голову мешок,
Я задремал, проспал не мало.
Вдруг от чего-то душно стало.
Открыл глаза, над лугом ночь.
Спать не могу, дышать не в мочь.
Напрасно мучался, вертелся,
В конец не выдержал, разделся.
Вода манила. Босиком
Побрел я к речке. Холодком
На берегу меня обдало.
Душа томилась, влаги ждала.
Я окунулся, благодать.
Теперь и дальше можно спать.
Тихонько вышел на песок.
Гляжу, дыханье спер комок.
Ну, впрямь Степана небылица.
У стога юная девица,
Косу густую расплела,
Неслышно сарафан сняла.
Бела как мрамор, да стройна.
Ее бесстыдница луна
Поди, нарочно освещала.
Она же медленно шагала
К реке высокою травой,
А я стоял весь сам не свой.
Потом укрылся в камышах,
В душе волнение и страх.
Щипнул себя, да нет, не сон.
Из леса слышится мне стон.
Быстрее к стогу, вмиг оделся,
Кругом в испуге огляделся,
Все стихло, только всплеск воды,
Там где у берега кусты.
Девица медленно выходит,
Обсохнуть хочет, долго бродит
Песком промокшим у реки,
А мне уж кровь стучит в виски.
Пошла обратно к сарафану.
Глаза толь хмелю, толь дурману
Полны. Плывет передо мной
Вся освещенная луной,
В упор, меня не замечая,
Как будто вовсе не живая.
Оделась медленно, стоит,
Свой мокрый волос теребит.
Глаза пылают как зоря.
Подняв их прямо на меня
В испуге резко отшатнулась,
Перевела дух, улыбнулась.
Мне часто сниться до сих пор
Наш тот не хитрый разговор.
Взялась она меня стыдить.
Зачем за женщиной следить
В ночи у речки, мол, не мал,
Что ж голой бабы не видал?
Она и впрямь, на смех, считала
Что нагота ее погнала
Меня с села за нею вслед.
Но лишь заслышав мой ответ
Она как будто растерялась,
Но тут же звонко рассмеялась,
Сказав: «Ну что ж, нам по пути,
Мне тоже к поезду идти».
Затем так рано, мол, и встала.
Луна еще во всю сияла.
«Коль хочешь, можешь обождать.
Схожу в село, чтоб вещи взять.
Пойдем вдвоем. Я тропку знаю.
Поверь, в лесу не заплутаю.
А коль боишься, жди рассвет».
«Да нет, пойдем», – я ей в ответ.
Поднялись вместе на дорогу.
Пришел в себя я понемногу.
Беседа разогнала сон.